Роман Злотников - Генерал-адмирал. Война Страница 32

И вообще, стратегическое положение Британии из-за этого решения Италии усложнилось неимоверно. Им теперь требовалось перебросить на Средиземное море значительные силы, так что у немцев, после ощутимых потерь их флота на Балтике сидевших тихо как мыши, руки в Северном море оказались развязаны. Вследствие чего наша Северная эскадра, до сего момента занимавшаяся более демонстрацией флага, чем реальной охраной транспортного сообщения, приобрела важнейшее значение. Как и форсирование действий Балтийского флота, который после кампании 1914 года не демонстрировал особенной активности. А наши северные поставки, в связи с резким возрастанием угрозы английским поставкам через Суэц, становились для Британии буквально фактором выживания.

Все это создало для нас уникальную ситуацию, при которой англичане впервые в истории оказались на какой-то период времени полностью зависимы от России. И Николай сумел виртуозно этой ситуацией воспользоваться. Уже к началу 1916 года мы наконец-то добились от англичан полного выполнения заключенного с ними договора по Персии и окончательного подтверждения их согласия на захват Россией черноморских проливов. А то, несмотря на договор, они пока и не думали уйти из Бендер-Аббаса и Бендер-Ленге. Впрочем, мы им до сего момента особенно об этом не напоминали. Но именно до сего момента…

Август ознаменовался резким усилением активности Балтийского флота и выходом на сцену торпедных катеров, два дивизиона которых при поддержке отряда крейсеров и миноносцев совершили набег на Кенигсбергский порт, оставив там после себя хаос и разрушения. Кроме того, действия легких сил флота вновь практически перекрыли шведские поставки в Германию. На Черном море две попытки «Гебена» (или, если быть точным, «Султана Явуз Селима») вырваться из Босфора закончились провалом. Первая была остановлена подрывом на минном заграждении, после чего «Гебену» чудом удалось уйти от торпедного залпа с подводной лодки. А вторая, поначалу удавшаяся, завершилась через несколько часов короткой перестрелкой с линейной эскадрой Черноморского флота, в составе которой уже было два новых черноморских дредноута. Получив три попадания двенадцатидюймовым и одно четырнадцатидюймовым калибром, «Гебен» смог с огромным трудом доползти до босфорской позиции, где для обеспечения его прорыва в Константинополь туркам пришлось на остатках угля вывести в море все свои более или менее боеспособные корабли. Это стоило туркам потери броненосца «Хайраддин Барбаросса», крейсера «Хами-дие» и трех эсминцев. Впрочем, размен был для турок выгодным, поскольку, учитывая уровень подготовки команды, «Гебен» стоил всего турецкого флота вместе взятого. К тому же после того, как наши эсминцы полностью исключили даже каботажное плавание турецких судов по Черному морю, о турецком флоте можно было говорить только в прошедшем времени. Туркам просто не на чем было плавать, ибо поставки угля из Зонгулдака можно было осуществлять только морем. Железной дороги от угольных копей Зонгулдака к Стамбулу не существовало, а поставка гужевым транспортом… это даже не смешно.

Союзникам к исходу августа с огромным трудом, буквально чудом удалось эвакуировать свой десант с Галлиполийского полуострова и вывезти его сначала в Египет, а затем во Францию. Для снижения давления на отступающих союзников и оказания помощи избиваемым турками армянам нами была проведена местная наступательная операция, закончившаяся взятием Эрзерума. С падением этого города вся созданная турками система обороны рухнула, но для развития наступления у нас на Кавказе уже не было сил — всё отнимали Германский и Австрийский фронты.

После того как наша разведка прошляпила подряд и февральское немецкое наступление, и применение немцами боевых отравляющих веществ, Буров, получив по полной, изрядно активизировал усилия по расширению разведывательной сети в центральных державах. Канареев по моему приказу передал ему информацию на нескольких человек, попавших в наше поле зрения через службу безопасности круизной компании Болло, и уже к августу Буров доложил, что наконец-то заимел надежные источники в немецких штабах. Кроме того, была развернута активная работа в Австро-Венгрии. Причем не только по получению военных сведений — здесь, в отличие от 1ермании, у него и так было все в порядке, — но и в социально-политическом плане. Например, были установлены контакты с весьма перспективным венгерским политиком Михаем Ка-ройи22, что открывало отличные перспективы политической игры против Австро-Венгрии.

Остаток года прошел больше в производственных заботах. Нам катастрофически не хватало артиллерии старших калибров, поэтому основные усилия были направлены на расширение их производства. К тому же вышедшие из окружения войска потеряли существенную часть артиллерии и пулеметов. И хотя почти все удалось восстановить поставками вооружения, накопленного на складах, сами склады после этого были практически опустошены. То есть где-то на два месяца мы полностью лишились возможности компенсировать исчерпавшее ресурс, потерянное или вышедшее из строя вооружение. Слава богу, этот критический период пришелся на время относительного затишья на наших фронтах. Кроме того, в войска все более усиливающимся потоком пошло новое вооружение — в первую очередь минометы, но и остальное тоже. Также мне удалось через воссозданную в военном министерстве комиссию по изучению опыта боевых действий провести решения по изменению обмундирования и норм вещевого довольствия военнослужащих, так что у наших солдат вскоре должны были появиться удобная форма и нормальные «разгрузки».

Я инициировал служебные и судебные разбирательства в тех частях, которые поддались панике и самовольно оставили позиции во время весенне-лет-него наступления немцев. Сказать по правде, в самый критический момент, когда казалось, что фронт вот-вот окончательно посыплется, у меня мелькали мысли о заградотрядах с пулеметами, но обошлось. А вот почти шесть десятков приговоров военного трибунала, под которые попали тридцать два офицера и около ста шестидесяти унтеров и рядовых, оказали на боевой дух военных крайне благотворное воздействие.

Большого внимания требовал и гражданский сектор. Весеннюю посевную, как и последующий посев озимых, удалось провести, не допустив снижения посевных площадей. Хотя урожайность, по итогам весны, заметно снизилась. Все-таки отток из сельского хозяйства почти пяти миллионов работников должен был сказаться на его эффективности. И этот отток все время увеличивался, поскольку призыв в армию продолжался. Хотя резко повысившийся благодаря усилиям Боткина, Зимницкого и большой группы поддержавших их врачей и меценатов уровень военной медицины привел к тому, что санитарные потери, по сравнению с известной мне историей, у нас снизились, по моим прикидкам, раза в три-четыре. Точно я сказать не мог, ибо раньше никогда этим не интересовался. Ну да знать бы, что пригодится… Достаточно сказать, что к ноябрю 1915 года у нас на фронтах действовало уже пятнадцать отлично оборудованных санитарных поездов, находящихся под патронажем великих княжон. Так что мы, пожалуй, имели как минимум десяти-, а то и двадцатипроцентное преимуществ во в численности по отношению к той армии, которая была у Российской империи к исходу 1915 года в той истории, что здесь знал только я. Просто за счет меньших санитарных потерь, ну и потерь пленными…

Новые обогатительные заводы на карельских рудниках наращивали поставки свинцового, медного, хромового и никелевого концентрата, прямым потоком отправлявшегося как на наши заводы, так и в коммерческий порт Романова-на-Мурмане, где почти стихийно образовалась международная биржа цветных металлов. К августу на ней было зарегистрировано уже больше сорока брокеров, представлявших интересы практически всех крупнейших английских и французских металлургических концернов. Конечно, продавать слитки было куда выгоднее, но я сильно сомневался в наших возможностях в условиях войны быстро построить новый металлургический завод где-нибудь поблизости от месторождений или, скажем, в том же Романове-на-Мурмане. Ничего, пока поторгуем и концентратом. Нам же самим пока хватало того, что выпускали уже построенные заводы.

Кроме того, мы активно поставляли союзникам и другие ресурсы — сталь, нефть, хлеб и муку, шерсть и сукно, мясо и мясные консервы. Наращивался и высокотехнологичный экспорт. Так, после появления у немцев во второй половине лета истребителей «Фоккер», оборудованных синхронизированными пулеметами (быстро опомнились, ну да кто бы сомневался), союзники начали слезно умолять нас поставить им хотя бы сотню наших истребителей с подобным вооружением.

Еще их очень заинтересовали наши минометы. Это были очень выгодные поставки, но я подошел к ним с крайней осторожностью. Ибо все это требовалось и нам. Особенно минометы. И каждый ствол, ушедший союзникам, мог привести к тому, что гдето у нас просто не хватит необходимой огневой мощи, что в свою очередь непременно приведет к излишним потерям, ибо мы еще и свои войска не насытили этим оружием в достаточной мере. Но и рынок терять не хотелось. Минометы слишком просты в производстве, чтобы их острая нехватка сохранялась длительное время. Так что в скором будущем новые заказы мы сможем обеспечить себе только лучшим качеством поставляемой продукции. Поэтому необходимо было хотя бы познакомить потенциальных заказчиков, то есть союзных военных, с этим самым качеством. «Русские минометы», а лучше «русское оружие» должно было стать брендом, чтобы военные любых стран, втягивающихся в эту мировую бойню, требовали его от своих правительств.