Роман Злотников - Генерал-адмирал. Война Страница 33

Кроме того, мы активно поставляли союзникам и другие ресурсы — сталь, нефть, хлеб и муку, шерсть и сукно, мясо и мясные консервы. Наращивался и высокотехнологичный экспорт. Так, после появления у немцев во второй половине лета истребителей «Фоккер», оборудованных синхронизированными пулеметами (быстро опомнились, ну да кто бы сомневался), союзники начали слезно умолять нас поставить им хотя бы сотню наших истребителей с подобным вооружением.

Еще их очень заинтересовали наши минометы. Это были очень выгодные поставки, но я подошел к ним с крайней осторожностью. Ибо все это требовалось и нам. Особенно минометы. И каждый ствол, ушедший союзникам, мог привести к тому, что гдето у нас просто не хватит необходимой огневой мощи, что в свою очередь непременно приведет к излишним потерям, ибо мы еще и свои войска не насытили этим оружием в достаточной мере. Но и рынок терять не хотелось. Минометы слишком просты в производстве, чтобы их острая нехватка сохранялась длительное время. Так что в скором будущем новые заказы мы сможем обеспечить себе только лучшим качеством поставляемой продукции. Поэтому необходимо было хотя бы познакомить потенциальных заказчиков, то есть союзных военных, с этим самым качеством. «Русские минометы», а лучше «русское оружие» должно было стать брендом, чтобы военные любых стран, втягивающихся в эту мировую бойню, требовали его от своих правительств.

Ну и далеко в тылу, в основном на Урале и в Магнитогорске, полным ходом шли опытно-конструктор-ские разработки некоторых новых типов оружия. Новых для всех, кроме меня…

К концу года немцам и австрийцам, временно прекратившим наступательные операции против нас, удалось полностью выбить из войны Сербию. А итальянцы продвинулись во Франции до Ниццы и Гренобля. Вообще-то у французов на Германском фронте выдался довольно спокойный год, вследствие того что немцы бросили свои основные силы против нас и в помощь австрийцам, но все равно французы не рискнули снять со своего Германского фронта значительные силы и направить их против итальянцев. Реальное со-

противление итальянцам началось только после того, как в средиземноморских портах Франции стали выгружаться войска, снятые с турецких плацдармов. Но даже в этих тепличных условиях итальянцам удалось продвинуться только до Гренобля и Ниццы. Что прекрасно характеризовало итальянскую армию… Мы же, воспользовавшись тем, что часть немецких сил отвлеклась на Сербию и на помощь австрийцам на нашем фронте, сумели провести первую в этом году успешную наступательную операцию и отодвинуть фронт на запад, до Вислы, устранив угрозу окружения Иванго-родской крепости и подойдя вплотную к Варшаве.

Еще одним нашим успехом оказался дворцовый переворот в Болгарии, осуществленный сразу после того, как царь Фердинанд объявил о принятом решении вступить в войну на стороне центральных держав. Переворот возглавил его сын Борис, публично заявивший, что пошел на столь подлый поступок, как предательство отца, исключительно из желания «более не ввергать мою родную Болгарию в ужасы войны. Сама власть мне не нужна. Вы помните, что после окончания неудачной для нас Второй балканской мне уже предлагали корону. Тогда я отказался и остался с отцом. Но поддержать его в стремлении снова бросить Болгарию в войну я не могу…»23

Ну а для меня 1915 год закончился знаковой встречей с человеком, с которым я всегда мечтал познакомиться. С Антони Гауди. Великий архитектор принял мое приглашение и согласился посетить Санкт-Петербург. Его привез в Россию русский крейсер из состава Северного флота, а до столицы он добрался но железной дороге из Романова-на-Мурмане. О чем мы говорили с Гауди? Да о будущем. О том, каким станет мир после войны. Ибо да, я уже успокоился и считал, что на этот раз войну мы выиграем. Непременно.

Так что, хотя этот год был доя нас в основном не слишком удачным, мы пережили его без катастрофических потерь, которые обрушились на нас в той истории, что здесь знал только я. Там-то наш фронт к концу 1915 года проходил где-то в районе Ровно, Пин-ска, Барановичей и Риги. Здесь же немцам не удалось выбить нас даже за пределы Царства Польского, а на австрийском направлении наш фронт стабилизировался примерно на том же уровне, где он находился в момент максимального продвижения русских войск осенью 1914 года. В общем, все было не зря…

Глава 7

Значит, у вас нет агентов в этом Магнитогорске?

— Никак нет, герр генерал! — Вальтер Николаи*, начальник отдела III В, вытянулся во фронт и щелкнул каблуками.

•Вальтер Николаи (1873-1947) — немецкий офицер, один из легендарных разведчиков мира. С 1906-го сотрудник, а с 1913 г. начальник отдела III В военной разведки кайзеровской Германии. В 1906 г. стал начальником разведывательного пункта в Кенигсберге и превратил его в главный форпост и рассадник шпионажа против России. Прекрасно владел русским языком.

Начальник полевого Генерального штаба генерал Эрих фон Фалькенхайн был из истых пруссаков, поэтому при общении с ним было полезно даже слегка и перегнуть палку. Тем более что эта война складывалась для Николаи не слишком удачно. Из основных направлений его работы наиболее успешным можно было считать французское — оттуда информация, пусть нечасто и весьма скудно, но все-таки поступала. С английским дело обстояло гораздо хуже — по существу, никаких серьезных агентов у Николаи там не было. А вот русское… Если уж быть до конца откровенным, то Николаи взлетел на нынешний пост именно благодаря тому, что, будучи руководителем разведывательного бюро в Кенигсберге, сумел развернуть целую сеть агентов в России и одна из его агентесс — Мария Соррель — сделалась любовницей русского генерала Ранненкампфа, командующего Виленским военным округом. Так что информация из России лилась рекой. Однако стоило начаться войне, выяснилось, что та сеть, созданием которой он так гордился и которая приносила немецкому Генеральному штабу столько сведений, почти на девяносто процентов работает вхолостую. Нет, информация продолжала поступать в изобилии, но была крайне противоречива и, как обнаружилось позже, на девять десятых недостоверна. А когда взялись анализировать ту ее часть, что была добыта до начала войны, оказалось, что уровень ее недостоверности еще выше. Так, уже после начала войны стало ясно, что и мобилизационные возможности, и боеспособность русской армии были изрядно преуменьшены. Впрочем, намек на то, что полные яда статьи прогрессивных журналистов, коррелирующие с потоком обращений к Николаю II от ветеранов и действующих офицеров русской армии с требованиями, слезными просьбами и воплями души остановить «развал и разрушение» армии, мягко говоря, не слишком соответствуют реальной картине, Николаи получил еще за год до войны, когда прочитал доклад одного из агентов о результатах полковых учений обычного полка Виленского военного округа. Это произошло через полгода после того, как майору дали нынешнее назначение. Он тогда как раз решительно приступил к реорганизации своей службы и за административной работой немного упустил аналитическую. К тому же пришлось спешно налаживать сеть против Франции — на том направлении был полный завал. На русском же, казалось, все в полном порядке. Даже тот шок, который испытал германский Генеральный штаб, когда в 1912 году выяснилось, что реальная численность русской армии за год выросла почти в два раза, не смог сильно насторожить Николаи. Ибо стало известно, что существенная часть личного состава была призвана на довольно короткий срок — от десяти недель до шести месяцев. До влезшего в армейские дела, как слон в посудную лавку, великого князя Алексея Александровича, похоже, наконец-то дошло, что армия без подготовленных резервов — лишь тень настоящей армии, и он принялся их спешно готовить. Но любому кадровому офицеру было ясно, что подготовить качественные резервы за столь малый срок совершенно невозможно. Так что эти отчаянные усилия русских не вызвали в немецком Генеральном штабе особенной тревоги… Однако, разобрав первые завалы, назначив на ключевые посты надежных людей и поставив им задачи, Николаи затребовал себе все накопившиеся доклады, в первую очередь, естественно, поступившие с его старого кенигсбергского разведывательного пункта, и среди других бумаг наткнулся и на этот доклад. Он помнил, как сначала просто отложил его в стопку уже прочитанных. Вроде бы доклад как доклад, ничего неожиданного, но что-то все-таки его в нем зацепило. Нечто такое, что он сам сразу не осознал. Просмотрев еще пару документов, Николаи вновь извлек тот доклад и прочитал его еще раз, уже более внимательно — Donner Wetter24, да что с ним не так-то?..

Вальтер положил листок на стол и разгладил его ладонью. Но ведь есть же что-то, что его цепляет, есть! Майор привык доверять своей интуиции, а сейчас она прямо-таки кричала о том, что он упускает нечто важное. Николаи нахмурился и еще раз изучил доклад агента, после чего на мгновение замер, а затем торопливо вскочил и бросился к сейфу. Достав оттуда карту примыкавших к Восточной Пруссии провинций Российской империи, склонился над ней и, заглядывая в доклад, отметил упомянутые там пункты. Вытащил из ящика стола курвиметр и, тщательно следуя изгибам отмеченных на картах дорог, вычислил расстояние, которое русский полк преодолел за время недельных учений. Вывел получившееся число и ошеломленно вытер покрывшийся испариной лоб. Да-а-а… это что же получается — русский полк на пике учений за три дня марша прошел около ста тридцати километров, причем в один из дней пройденное расстояние равнялось пятидесяти километрам?! Но… Николаи шумно выдохнул и рванул воротничок мундира. Donner Wetter, это невозможно! Этого просто не может быть! Майор неплохо знал части и соединения Виленского военного округа — в конце концов, этот регион до перевода в Берлин был его зоной ответственности. О том, что упомянутый полк — вполне себе средняя часть, даже ближе к концу списка по уроню подготовки, майор тоже был осведомлен. А тут такое…