Дмитрий Дашко - Лейб-гвардии майор Страница 32

К чести Бирона замечу, что в танцах он не участвовал, только много пил и блаженно улыбался:

— У меня есть сын. Слышите, барон, сын!

Подполковник ударял могучим кулаком по столу, заставляя посуду подпрыгивать. Камзол был расстегнут, офицерский галстук снят, мокрый от дождя плащ-епанча небрежно повешен на спинку высокого стула. Мутный взор Бирона никак не мог сфокусироваться на мне.

— Да, сегодня я пьян как сапожник. И буду пить еще, сколько захочу, — с непонятным вызовом вдруг проговорил подполковник. — Благодаря вам, любезный Дитрих, я пью от радости, а не с горя. Мне никогда еще не было так хорошо! Какое счастье, что вы догадались привезти этого англичанина…

Я подцепил вилкой кусок нарезанной буженины, с удовольствием прожевал и стал вспоминать.

Мне повезло. Джон Кук, выжитый завистливым главным хирургом из военного госпиталя в Кронштадт, только начал собирать вещи. Я в нескольких словах обрисовал ему ситуацию:

— Княжна при смерти, поспешите.

Англичанин задумался.

— По здешним правилам в тяжелых случаях я должен посоветоваться с кем-то из моих коллег и только после вынесения коллегиального решения могу приступить к операции. В противном случае, если пациент, не приведи Господь, скончается, меня ждет суровое наказание. К тому же речь идет о невестке самого герцога Бирона. Если княжна умрет, боюсь даже представить себе все последствия. Вы желаете, чтобы я окончил свои дни в холодной Сибири?

— Я желаю, чтобы вы не упустили свой шанс, уважаемый доктор. Я верю в вас и в ваши чудесные руки. В них теперь находится ваша будущая карьера в России.

— Хорошо, — решился англичанин. — Мэри, — позвал он горничную, — принесите мою сумку с инструментами. Я выезжаю вместе с господином фон Гофеном.

Я не врач, познания в медицине у меня самые поверхностные, но даже мне известно, что операция, прозванная кесаревым сечением, делалась еще в древние века. По легенде, таким способом появился на свет будущий римский император Гай Юлий Цезарь (Кесарь), в честь него это хирургическое вмешательство в процесс родов и получило свое название. По идее, и в России, где медицина пусть и не находилась на передовых позициях, кесарево сечение делалось тоже. И хотя Густав Бирон был далеко не последним человеком в империи и мог позволить себе пригласить к жене лучших специалистов, акушер, наблюдавший за Александрой Александровной, то ли не обладал достаточной квалификацией, то ли оказался фаталистом и не стал ничего предпринимать, положившись на естественный ход вещей. В итоге княжна умирала, и, сдается, что в привычной для меня истории она, скорее всего, не перенесла бы родов и скончалась. Но тут вмешался его величество случай. Густав Бирон встретился со мной, а я привез к постели роженицы Джона Кука, талантливого хирурга, способного пойти на риск ради спасения чужой жизни.

Небеса благоволили к молодой женщине. Она счастливо разрешилась прекрасным как ангел младенцем. Доктор, отважно сражавшийся за ее жизнь, смертельно устал и выглядел словно привидение. Бирон щедро наградил Кука деньгами и драгоценностями, пообещал лично принять участие в его дальнейшей карьере и доставил домой в своей карете с четверкой лошадей, запряженных цугом.

А теперь мы с полковым командиром сидели и пили на брудершафт. К тому моменту я мало что соображал, заплетающимся языком что-то рассказывал кивающему как китайский болванчик Густаву. Мы, два немца, горячо обсуждали будущее нашей, да-да, именно нашей России.

— Это будет трудно, Дитрих, но, клянусь самым дорогим, что у меня есть, — новорожденным сыном, мы с тобой многое сделаем! На этой земле родился мой Карл, и только поэтому она уже заслужила право стать счастливой! Мы с тобой еще обсудим наши планы, но уже на трезвую голову, а сейчас… ик…. выпей со мной до дна.

Только на третьи сутки я вернулся в нашу избушку и забылся мертвецким сном. Бирон разрешил не показываться на службе до начала следующей недели. Каюсь, что забыл похлопотать о кузене, и несчастному юноше несколько дней приходилось бросать на меня завистливые взоры. Его по-прежнему ждали кирка и носилки, в то время как я мог предаваться сладчайшему ничегонеделанью.

Затем в моей жизни произошли очередные изменения. Прискакал вестовой из штаба и передал приказ сегодня же явиться в Летний дворец, чтобы предстать перед ее величеством. Понятно, что событие это, мягко говоря, неординарное, поэтому мы с Карлом драили мундиры, пока не привели их в полный порядок. Пуговицы сверкали, выскобленные бритвой щеки блестели. Один из офицеров по такому поводу отправил за нами свой экипаж.

Чижикова и Михайлова вызвали тоже. Их доставил полковой извозчик. Гренадеры довольно улыбались и, судя по блестевшим глазам, где-то уже успели принять для храбрости. К счастью, мужики были в нужной кондиции, иначе императрица, которая после гибели мужа-алкоголика, всеми фибрами души ненавидела спиртное, могла бы разгневаться, а попасть под тяжелую руку Анны Иоанновны никому не посоветовал бы.

Как я ни искал, ни спрашивал, Михая нигде не было, и никто из знакомых не мог сообщить, где пропадает столь дорогой моему сердцу поляк. Нетрудно сложить два и два, чтобы прийти к элементарному выводу: похоже, у них с Ушаковым своя свадьба. Возможно, совсем скоро Михай вынырнет в каком-то совсем неожиданном для меня качестве. Я искренно помолился за то, чтобы у них с Ядвигой все было хорошо.

Горели масляные лампы и разноцветные свечи. Лакеи с подносами, полными фруктов и напитков, обходили гостей. А их было немного, преимущество люди военные: драгунский офицер без глаза и с перевязанной рукой (его раненым доставили из Крыма, где сей драгун изрядно отличился), армейский капитан, тоже герой Турецкой войны, сержант, которому удалось найти месторождение, богатое железной рудой, моряки, отвечавшие за спуск на воду нового фрегата. Компания подобралась хорошая, и хотя первое время все держались особняком, томительное ожидание заставило нас сойтись поближе и перекинуться парой общих фраз.

Раздвинулись бархатные завесы, шурша шелковым платьем, появилась императрица в сопровождении герцога Бирона, Ушакова и многочисленных придворных: стайки юных и смазливых фрейлин, непрерывно болтающих бабок-шутих, черных как смертный грех арапов в роскошных, переливающихся на свету одеяниях.

Солдаты из дворцовой роты взяли на караул. Знаю, что в большинстве своем это недавно набранные рекруты, которых натаскивали и с первых же дней службы взяли в оборот, добиваясь личной преданности императорскому дому. Что ж, красивые мундиры и высокую честь надо отрабатывать.

С прошлой встречи Анна несколько пополнела, но это была как раз та приятная полнота, что делает даму лишь привлекательней. Мы склонились в учтивых поклонах, по очереди приложились к благоухающей фиалками руке с пальцами, унизанными тяжелыми перстнями.

— Встаньте, герои, — прозвучал величественный голос. — Вы немало потрудились во славу Отечества и достойны награды.

Я распрямился, увидел перед собой сияющий взгляд императрицы и понял, что она меня сразу узнала.

— Фон Гофен, от генерал-аншефа мне стало известно, что с поручением его вы справились с честью. И хоть оно оказалось трудным, выполнили без урона для себя. Кажется, я обещала возвести вас в офицерский чин?

— Так точно, матушка, обещали, — поддакнул Ушаков. — Я тому свидетелем буду.

Голова его, покрытая пышным париком, утвердительно покачнулась.

— Быть тогда по сему. — Императрица обернулась к Бирону. — Яган, проследите, чтобы молодой человек получил заслуженный чин поручика Измайловского полка.

— Не сомневайтесь, ваше величество. — Обер-камергер Бирон взглянул на меня не без интереса.

Наверняка он уже знал, какую роль я сыграл в счастье его брата.

— И еще, — решила вдруг проявить дополнительную щедрость Анна. — Вели от моего имени отписать барону фон Гофену людишек и землицы. Чай, с одного жалованья живет, а ему еще дом строить надо, семейством обзаводиться. Ты, верно, до сих пор без супружницы, барон?

— Так точно, ваше величество, — удивленно произнес я, не понимая, к чему ведет Анна Иоанновна. — Холост я.

— Оно и плохо. Надобно, чтобы по Руси много таких здоровяков бегало. Женись, настрогай детишек, чтобы кровь с молоком! Нам еще долго воевать придется, пределы имперские раздвигать. Нужны мне крепкие подданные, ой как нужны!

— Не на ком мне жениться, ваше величество. Нет у меня невесты.

— Неужто во всем Петербурге не сыскалось зазнобушки? Али ты из приверед каких? — лукаво подмигнула Анна.

— Что вы, ваше величество? Человек я простой, не из тех, кто носом крутит. Наверное, не настал еще мой черед.

— Это горе поправимое, — усмехнулась императрица. — Настюшка, голубушка, пойди сюда, не стесняйся.