В. Бирюк - Парикмахерия Страница 32

Пожалуй, стремление туземцев к хоть чуть более высокому стайному статусу имеет основания. Действующих ограничений, сдерживающих, защищающих нижестоящих от самодурства вышестоящих — здесь практически нет. «Закон, что дышло — куда повернул, туда и вышло». Русская народная мудрость. А обычай — ещё «дышлее». То-то простой народ в Древнем Риме требовал записи законов. А то эти патриции так обычаи крутили… как дышло. Это, кстати, и тебе, Ванёк, зарубка на память — не надейся на защиту закона, обычаев, приличий… А уж на гуманизм и общечеловечность… «Выгрызать всё своё — зубами».

Шорох за спиной заставил меня обернуться. В темноте ночи, в неярком свете ещё только восходящей луны у стены сарая стоял «горнист». Чуть покачиваясь на нетвёрдых ногах, морщась от каждого своего движения, он безотрывно смотрел в освещённый дверной проём поварни. Там, как на сцене театра — происходило. Действо оказывало на «горниста» совершенно завораживающее влияние. Он не оторвал от этой подсвеченной рампы взгляда, даже когда я подошёл к нему.

– Ты чего встал? Иди, ложись.

– А? Я… Вот… слышу… А тут… Г-господине! Отдай мне её в жёны! Христом-богом прошу! В-верой-правдой служить буду! Ж-живот за тебя положу! Ничего не пожалею-ю-ю! Отдаи-и-и-и-й…

Офигеть! В подтверждение своих клятв «горнист» попытался встать передо мной на колени. Держась одной рукой за стенку сарая, он очень неуверенно стал опускаться, вскрикнул. Видимо, в том момент, когда свежие струпья на рубцах от плети начали рваться. Дёрнулся от острой боли и, взвизгнув, рухнул на бок. Но упрашивать меня не перестал.

– Господине! Дозволь жениться! Яви милость!

От боли ли, от волнения ли — он заплакал. Лежит крупный здоровый парень, свернувшись на земле калачиком. И у него слёзы ручьём текут. Я попытался поднять его, подхватить. От моего прикосновения он снова взвыл: спина плетью расписана — не прикоснуться. В тёмном дверном проёме сарая забелело чьё-то лицо.

– Чего стоишь? Помоги. Видишь — человеку плохо.

Я склонился над жалобно рыдающим «горнистом». И с некоторым опозданием вскинул голову: рядом со мной стоял Чимахай. И смотрел. Чуть выше моей головы. Твою маман! Я же уже так попадался! У меня же шашка в ножнах на спине! В прошлый раз Корька вот в такой позиции её и выдернул. И я чудом тогда жив остался. Снова — на те же грабли.

Куча всякого попаданско-ролевого народа лихо носит железяки на спине, некоторые даже и назад клинок в ножны вставить могут. И никто не говорит о том, что при наклоне или в положении «на коленях» — вероятный противник получает удобный доступ к рукояти твоего собственного оружия.

Я успел подавить первое желание — отскочить. Наоборот — не сдвинулся с места, глядя в глаза Чимахаю. Только подтянул левой рукой положенный на землю берёзовый дрючок. Вот теперь можно медленно встать.

– Я думал — он о брате своём печалью исходить будет. А он вот — жениться просится.

Чимахай будто проснулся. Сглотнул, перевёл взгляд на меня, потом на всхлипывающего горниста.

– Ага. И по брату плачет. И по любовнику своему. Они же 12 лет как муж с женой жили. Не знал? Знал, значит. А откуда? Вона как… А у нас почти все знали. Покрывали перед пророчицей. Ну и сами-то иной раз. Я-то? А у меня чего, яйца деревянные, что ли? Только он как вашу бабёнку увидел… Ну, он-то и раньше не великого ума был. А тут и вовсе — глаз не отводит. И ходит, а будто спит. И всё в её сторону голову разворачивает. Любовь, видать, случилася.

– Серьёзная, видать, любовь. Если он на ней жениться хочет. И бритой, и битой, и больной, и всеми пользованной. Слышь, парень, а чем она тебе так за душу взяла?

Всхлипывание прервалось. Кряхтя и охая при каждом движении, парень, с нашей помощью, поднялся на ноги. И глубоко задумался.

Я понимаю — вопрос дурацкий. Русская народная мудрость чётко определяет причину и следствие: «не по хорошу — мил, а по милу — хорош». И тут мудрость останавливается. Даже — народная. Доискиваться до первопричины в этом вопросе продолжают и в третьем тысячелетии.

Паркинсон, например, говорит о человеке, который ищет в жены стройную блондинку, протестантку, воспитанную в традициях Новой Англии, а обнаруживает себя женатым на пухленькой брюнетке из Нью-Мехико. «Возможно, подвергнув тщательному анализу обширную коллекцию фотографий женщин, вызвавших у вас сердечной интерес, удастся понять тот уникальный, ключевой признак, который и делает этих женщин привлекательными для вас. Это может быть какая-то особенность горбинки носа или изгиба губ. Вполне возможно, что это нечто, на ваш взгляд, совсем несущественное. Более того, вы даже не знаете об этом, пока не проанализируете ряд фотографий своих избранниц. Но ваше сердце реагирует именно на эту мелочь».

Однако «пламенный горнист» сумел дать чёткий ответ:

– Она — молоденькая. И — беленькая.

Ну, так это даже лучше, чем в конце двадцатого века! В ходе одного из всенародных молодёжных мероприятий на вопрос массовика-затейника:

– Чем вам нравиться ваша спутница?

последовал исчерпывающий ответ кавалера:

– Она — сивая.

Не в смысле: «кобыла», а в смысле: «блондинка».

Меня как-то цвет волос женщины всегда не сильно интересовал. В рамках естественного, конечно. А уж когда я узнал, что они ещё и волосы красить умеют… «Если у блондинки видны чёрные корни волос, значит — мозг ещё борется». Так что меня такие цветовые пристрастия несколько смешили. Тут я согласен с кирпичом на крыше: «Главное — чтобы человек был хороший». А вот проблемы «горниста» — понятны. Почти всю его сознательную жизнь единственной наблюдаемой особой женского пола была «пророчица». Я вспомнил её чёрную, похожую на змею, косу. Как она, медленно извиваясь, уходила в темноту омута… И по возрасту ведьма была старше парня. А тут он впервые увидел нечто более-менее нормальное.

– Господине! Сжалься! Жить без неё не могу! Отдай её мне! Я тебе самым верным слугой буду! Всё, что скажешь…

– Погоди. Куда ты молодую жену приведёшь? Изба нужна. Чем жену и детей кормить будешь? Нужна корова.

– Да я… да мы… Ты только дозволь — мы ж враз…

– Вот и договорились. Поставишь избу, подворье. Заработаешь на корову и прочую скотину — получишь бабу. Всё — иди спать.

Парень, радостно благодаря, кланяясь, и на каждом поклоне морщась и охая от ощущений в спине, отправился, держась за стенку сарая, к своему спальному месту. А мы с Чимахаем остались снаружи.

– Обманешь дурака, боярич.

– С чего ты взял? Поставите подворье. Себе. Каждому. Потом ещё по одному — заработаете на корову. Потом ещё по одному — на кобылу. А баб я вам найду. И будет вам как богоизбранному народу: «Плодитесь и размножайтесь». Вам — в удовольствие, мне — в прибыль.

В «Острове Сахалине» А.П.Чехов приводит прошения ссыльнопоселенцев в местную тюремную администрацию с фразами типа: «А ещё прошу прислать бабу и корову для обзаведения хозяйством». Есть, конечно, куча народа, которые говорят, что Россия держится на триединстве «самодержавие-православие-народность». А по мне — триединство в основе России есть, но несколько другое: «изба-корова-баба». В широком смысле слов «изба» и «корова». И во вполне узком насчёт «баба». Поскольку почковаться мы так и не научились. А так-то… тут у меня взгляд философский: «Без женщин плохо и с женщинами плохо. Но, с другой стороны, с женщинами хорошо и без них тоже хорошо».

Вот, вроде бы, простые вещи. И несмышлёному дитяти внятные. Но, когда стал я так в землях своих устраивать, то многие люди на Руси по-всякому хулить меня начали. Будто сия троица — новизна какая-нибудь. Как Святая Троица — для поганых. Не господское-де дело. О высоком думати надобно. О боге. О Руси Святой. Только бог в своём домушке и сам справится, а ты мужику помоги. Одну-то избу мужик и сам смастырит. А когда сотню изб надо? Тогда надобно и церкви ставить, и города городить, и дороги торить. Всё сиё обустраивать да защищать. А вот это-то обустройство да защита и есть Русь. Вот и говорю вам: как бы вы себе дела славные не искали, какие бы подвиги громкие не придумывали — у себя спросите: а прибудет ли от сего «подвига» на Руси «изб», да «коров», да «баб»? Или, может, те, что есть — лучше станут? Коли «нет», то и не тратьте время своё да чужое по-попусту.

Интересно, а ведь, кажется, я нашёл ещё одно решение. Я же мучился, что не могу стать нормальным лидером, потому, что не могу объяснить людям свою главную цель — «смерть курной избе». Снижаем уровень абстракции, смотрим подцель. Например: построить боярскую вотчину. Это им понятно, но не сильно их греет. Однако, в рамках такого целеуказания у нормального туземца можно сформировать его собственную, понятную и приятную для него цель. Причину следования за мной, основание для подчинения. Вот это самое триединство. «И люди к тебе потянутся». Проверяем:

– Слышь, Чимахай. А тебе это как? Поработаешь на меня, получаешь избу-корову-бабу. Ещё чего для жизни надо. Мне от этого польза — я вотчинку подымаю, мне крестьяне нужны. Бить-резать-мордовать — только себе в убыток. Будешь крестьянствовать. Вроде — и тебе славно. Что скажешь?