В. Бирюк - Стрелка Страница 33

У нас тут плоскодонки-«рязаночки», а не эсминцы «её королевского величества британского флота». Баб из-за их одежды и платочков — далеко видать. Поэтому в лодейках их нет. Но следом тащатся купцы.

Гюго, рассуждая о маркитантах, следующих за войском, в священном ужасе, шокируя тогдашнюю доброжелательную читающую публику, уточнят: «Некоторые — даже со своими жёнами!». Какой ужас! Какое падение нравственности!

«Отшумели песни нашего полка,отзвенели звонкие копыта.Пулями пробито днище котелка,маркитантка юная убита».

Да, вот это — писец. Если уж и кулеш сварить не в чем… А «маркитантка юная»… Я не скажу за возраст, но по опытности… Разве что вспомнить тринадцатилетних девчушек из разных «лагов», привычных пропускать через себя бригады лесорубов.

У нас тоже такие есть: за воинским караваном тащится с десяток разнокалиберных лодочек. Есть там и десятка полтора персон в платочках. Купчики, владельцы лодок, обычно представляют их родственницами:

– Тёщиной двоюродной сестры падчерица. Вот, упросилась в поход — на приданое подзаработать, сами-то они… бедноватенькие.

У Потёмкина под Очаковым был целый «цветник» «племянниц». Правда, попытки уточнения степени и линии родства воспринимались светлейшим как личное оскорбление.

Эти — «родственницы», типа «трёхрублёвое заведение» по Куприну — приберегаются для командного состава. Им и палатку поставят, и винца кое-какого предложат. Но и цены… А солдатня… с чего поймалось — с тем по кустам и повалялось.

По мере того, как народ втягивается в греблю, а караван ход снижает, православное воинство, как и любое другое в подобной ситуации, начинает звереть. Девки купецкие даже в кустики — только толпой и под охраной. А то одну уже… прижали насмерть. Похоже, просто чтобы не орала, да сил не рассчитали.

Умные люди такие… коллизии предвидят и наперёд озабочиваются. А кто на «Святой Руси» самые умные люди по части речных походов? Тут есть разные мнения, но наша хоругвь из боярских — последняя, следом — ушкуйники новгородские. Вот к ним и присматриваюсь.

Глава 320

В Усть-Шексну пришли хорошо засветло. Поставили нас выше самого устья, Резан с ребятишками за речку в город пошёл — молебен там, торг какой. А мы с Суханом остались лодку с барахлом сторожить.

Мне, знаете ли, на люди выходить… Хоть у меня и панцирь в кафтане зашит, а вся спина в синяках — народный восторг в таких дозах выражается болезненно.

Пейзаж: река, песок, бережок, тропка на горку. На песочке — лодки вытянутые, на бережку — мы лежим. На горке какая-то деревенька подгородная. Под горкой, там, где тропка с берега вверх поворачивает — лесок. Чуть зеленеть начал. По тропке, по бережку, за версту, идёт пара — мужик да баба. Мужик тащит на плече две жердины, баба — в переднике какую-то траву.

Рядом с нами, шагов в 20, валяются у костерка четверо новгородцев, тоже — своему ушкую охраняльщики. Их старшой, немолодой солидный приличный мужичина, вдруг поднимается, оглядывается по сторонам, внимательно рассматривает топающую к нам по пляжу пару туземцев, что-то говорит своим коллегам.

Один из них подбирает на траве гальку, укладывает в середину сушившейся портянки, заматывает жгутом. Нет, камень маловат, чуть дальше, в паре шагов — галька покрупнее.

Все поднимаются. Старший извиняющимся тоном обращается ко мне с просьбой:

– Э… Уважаемый. Не сочти за труд — присмотри за вещичками нашими. Мы тут отлучимся ненадолго. В деревеньку и назад.

Меня теперь все знают, по разным делам обращаются, почему — нет? Лежу, загораю.

Парочка с жердями на плече и лопухами в переднике проходит, тревожно на нас поглядывая, мимо, сворачивает по тропиночке с берега к себе в деревню. Дальнейшее происходит в 20 шагах от меня, на первых метрах подъёма на горку.

– Э… Уважаемый. Не сочти за труд…

Новгородцы уже возвращаются, хотя, по времени даже и дойти до дворов не успели. Их старшой озабочено спрашивает туземца:

– Не подскажешь ли — есть у вас добрые плотники? Мы б хорошо заплатили. Серебром полновесным.

Парень с жердями останавливается, перекладывает палки поудобнее, от чего его супруга, слишком близко подошедшая, отшатывается назад. Один из новгородцев подходит к ней, добродушно улыбается, отводит в сторону торчащие перед её лицом концы жердей, что-то спрашивает, заглядывая в травяную охапку в переднике.

Парень мимолётом оглядывается, но внимание — на собеседнике. Дело-то — из наиважнейших: серьёзный человек толкует об «отдать серебро».

– Дык… мы и сами… у меня батяня на всю нашу деревню — первый плотник… а что за работа-то?

Собеседник подхватывает парня за локоток и постепенно ведёт вперёд. Я слышу, как он внятно, убедительно объясняет:

– Мы ж лодиями идём. Поход-то дальний. Ну, ты парень головастый, сам понимаешь. Припасу много брать пришлось. Лодейка-то гружена, сидит низко, под борта. А как быть коли господь победу над ворогами даст? А? Вот. Правильно понимаешь! Нужно ещё чего-то придумать. Нужно корыто большое. На привязи тащить. Для хабару. Такое… объёмное. Но — не тяжёлое. Но крепкое. Мы б за такое и полугривну бы не пожалели. Потому как край нужно. Возьмёшься?

– Эта… Чего, целую полугривну?! Кунами?!

– Точно. Вот такими. Нашими. Новгородскими горбатыми.

На юге Руси куны делают плоскими, новгородские — с горбиком.

Мужчина развязывает кошель, достаёт и показывает серебро. Парень чуть не втыкается носом в ладонь новгородца.

– Ну как? По рукам? Но надо быстро. Мы ж утром уйдём.

– Как утром?! Да где ж мы такую колоду-то возьмём?! Чтобы из неё такое корыто исделати?

– А что, готовой нет? Мда… жаль… а я уж понадеялся… Знать — не судьба. Ежели у лучшего на деревне плотника нету… Придётся в другом месте спрашивать. Ну, бывай здоров.

Мужчина откланивается и неторопливо спускается по дороге. Парень расстроено смотрит ему вслед. Потом озадаченно озирается:

– Э… Эй… А жёнка моя где?

– Твоя? А кто ж знает? Верно, домой пошла, пока мы тут разговаривали.

И новгородец также спокойно топает к бережку. Парень растерянно оглядывается, потом зло поджимает губы: как это жена без спросу у мужа — ушла? И быстрым шагом отправляется в деревню, сыскать и наказать дуру-бабу.

Не думаю, что ему это удастся. Пока шёл торговый разговор, пока крестьянин со всем напряжением умственных и душевных сил, вслушивался в обстоятельную беседу потенциального заказчика, переспрашивал, уточнял, повторял, соображая как бы не упустить выгодный заказ, не продешевить, но и не отпугнуть, за его спиной происходил другой процесс.

Вытащив листик из вороха травы, стоящий перед женщиной новгородец, что-то говорит ей, улыбаясь. Вот так, с улыбкой, он берёт из передника ещё пучок зелени и суёт ей в рот. Женщина, в растерянности реагирует с запозданием, взмахивает одной рукой — вторая держит передник, чтобы не рассыпать этот… щавель. Один из прошедших только что мимо неё подельников, перехватывает вскинутую руку. Второй сзади накидывает скрученную портянку так, что галька оказывается у неё рту, поверх заткнутого туда силоса, затягивает хвосты и сдёргивает ей на лицо платок. Баба, наконец-то отпускает свой передник — снять помеху с глаз, убрать портянку изо рта, но, улыбающийся ей в лицо вегетарианец, одной рукой уже держит передник, другой — её руку. Которую отдаёт напарнику за её спиной. Тот успевает ещё дёрнуть поясок передника на спине женщины, и тряпка с травой остаётся в руках улыбающегося вегетарианца. Он аккуратно сматывает передник, чтобы не просыпать травку на дорогу. А его партнёры, быстренько сматывают бабёнке локоточки за спиной. Разворачивают и, придерживая под руки, втроём, закрывая своими телами с боков и сзади, спокойным шагом ведут к леску у тропки.

Они идут ко мне, и я вижу, как правый опережает события — начинает лапать бабёнку, хватает за груди. «Шарит дуру за титьки». Кажется, только теперь она начинает понимать — что происходит. Рвётся, мычит. Звук негромкий, муж в десятке шагов, занят исступлённым разглядыванием серебра на ладони своего собеседника. Она упирается босыми пятками, мотает головой, её чуть приподнимают, чуть ускоряют ход. Вся процессия ныряет в лесок. Там-то… и леса-то… Я ещё успеваю понять, что бабе на голову надевают мешок, переворачивают, так что из завязанной горловины торчат только грязные босые пятки. Ноги — заматывают, мешок вкидывают на плечи, пару раз бьют кулаками… Всё — за стволами деревьев уже не видно.

Мы в Пердуновке отрабатывали скрадывание людей, но там цель была другая — снять дозорного, убрать сторожа. Сходно с делами охотницкими. А вот так, по-городскому, практически на улице, в десятке шагов от законного мужа, в прямой видимости от поселения…

Не знаю как скрадывали, например, ту же Роксолану — она, всё-таки, была дочерью большого начальника, вела другой образ жизни, но людей в Средневековье, воруют постоянно. Основное отличие от 21 века — отсутствие эффективных транспортных средств. В 21 веке достаточно притормозить рядом с девушкой…