Я Распутинъ. Книга вторая - Алексей Викторович Вязовский Страница 33

На сцене, а точнее на небольшом подиуме в зале отеля стоял длинный стол, все вокруг было убрано розетками и лентами бело-сине-красных цветов, позади воткнули три флага — российский в центре и по бокам английский и французский.

Распопов уже профессионально хлопнул пробкой шампанского, разлил по бокалам, мы чокнулись на камеру… и началось.

— Дэйли Мэйл, — поднял карандаш живой как ртуть толстяк. — Мистер Распутин, вы утверждаете, что пересекли Дуврский пролив за тридцать минут на аэроплане?

— Именно так.

— А позвольте спросить, где ваш аэроплан?

— Аэроплан находится у меня в поместье, — отсек сомнения Кристиан, — желающие могут с ним ознакомится.

— Манчестер Гардиан! Показать конструкцию недостаточно! Кто может подтвердить факт перелета?

Я кивнул Щекину. Тот начал на французском, к неудовольствиею хозяев — нелюбовь к французам никуда не делась. Еще бы, ближайшие соседи и соперники — читал, что Англия с Францией воевали шестьдесят четыре, что ли, раза. А неча тут, сами построить не смогли, так терпите.

— У нас имеются фотографии взлета и заверенное нотариусом свидетельство, — Щекин пустил по рукам заранее напечатанные снимки.

— О! Как мы можем их получить? Прошу прощения, Иллюстрайтед Лондон Ньюс.

Но деловой разговор прервал дедок лет за шестьдесят, воинственно потрясавший нашим фото.

— Это невозможно! Я научно доказал, что крыло должно быть маршевым! Ваш самолет не мог продержаться в воздухе более пяти минут!

Вот только безумного изобретателя нам и не хватало. Впрочем, его, похоже, тут знали — Кристиан шепнул мне, что мистер Филлипс давно пытается построить самолет, похожий на жалюзи, но все время что-то идет не так.

— Билл Прауди, Таймс, — представился крупный мужчина с мясистым носом и маленькими злыми глазами. — Фотографии это прекрасно, но их можно сделать и за амбаром.

Сентенция вызвала предсказуемые смешки среди недоверчиво настроенных журналистов, а вот простая публика отозвалась недовольным шумом.

— Сейчас две киномастерские в Лондоне срочно размножают киноленту, снятую на старте. Завтра она будет показана в нескольких синематографах, — уперся я в Билла фирменным «распутинским» взглядом. — Кроме того, мой полет видели рыбаки и моряки в Ла-манше. Если вашей национальной гордости не претит, вы вполне можете опросить их. Полагаю, не каждый день над ними летают подданные русского царя. Вашего союзника, кстати.

И тут публика взорвалась. Вперед выскочили два совсем молодых парня, лет по двадцати, не больше.

— Это позор, господа! На наших глазах совершено выдающееся деяние! А вы, с вашими мелочными придирками, ставите под сомнение величайшее достижение в авиации!

— А вы кто такой, молодой человек? — саркастически осведомился Прауди.

— Барон Джон Мур-Барбазон, к вашим услугам.

Вторым парнем оказался автомобильный предприниматель по имени Томас и по такой знакомой авиаторам фамилии Сопвич. С ними, оказывается. пришла вся «авиатусовка» Лондона.

— Я Эллиот Вердон Ро, вы должны меня помнить, — обратился к корреспонденту Дэйли Мэйл улыбчивый англичанин с носом картошкой, — я недавно выиграл приз вашей газеты за постройку летающей модели аэроплана. Еще вчера, как только я получил известие о перелете, я помчался в поместье сэра Фергюсона и всем своим опытом и знаниями я подтверждаю все тут сказанное — мистер Распутин перелетел пролив!

Кристиан загадочно улыбался, похоже, и тут без него не обошлось. Ну и славно — общественность живо затоптала скепсис журналюг и дальше прессуха шла по нарастающей. А не страшно летать? А как там ветер? А наверху холодно? А у вас есть дети? А что скажет царь на ваш перелет? А вы полетите через Атлантику? А бога сверху видно?

Но Билл Прауди держал козырь про запас и в последний момент выложил его:

— Мистер Распутин, а откуда вы знаете английский??

Тут я поперхнулся, но быстро сообразил:

— От бога снизошло на меня, не иначе. Взлетал с молитвою, а как в горние выси поднялся, в душе такой простор и мир открылись, благодать истинная! За что я горячо возблагодарил господа, так с молитвой и долетел, тем только и не убился. И как сэр Фергюсон подъехал, вдруг стал разуметь его.

Народ начал недоверчиво перешептываться. Кристиан же таинственно улыбнувшись, пытался закруглил наше общение, но не тут-то было. Английские фанаты авиации взяли меня в кольцо, Сопвич представил американца Самюэла Коди, строителя дирижаблей, который и выдвинул идею «авиационного банкета». Оглянулся я на Фергюсона, на пиар-менеджера нашего, так он головой так закивал, что мало не отвалилась. А Джон Мур очень сетовал, что не смог приехать еще один поклонник авиации — Хайрем Стивенс Максим. Тот самый, Whatever happens, we have got the Maxim gun, and they have not.

А Коди, послушав меня, заявил, что мой английский — даже не американский. Слишком много словечек иных, да и фразу я строю иначе. Ну, это как раз неудивительно, языком я владею «в объеме университетского курса», а вовсе не свободно. Тут то материалисты и побледнели. А ну и правда «святой старец» из Сибири получил знание английского свыше?

Последним же меня выловил сухощавый длинномордый англичанин с горбатым шнобелем на пол-лица. А вот представился он Александром Бенкендорфом, гофмейстером двора и послом Его Величества в Лондоне. По русски он говорил с пятого на десятое, отвык, видать, в здешних палестинах, но дал понять, что недоволен моей самодеятельностью — такую пресс-конференцию надо было делать в посольстве, к вящей славе империи.

А где ты был, такой умный, когда Фергюсон меня встречал? И какой империи, если самолет — французский, двигатель — французский, один летчик сибирский? Ну не хватать же за грудки, как его коллегу в Париже? Прощелкал, так пусть сам отдувается, и я проигнорировав посла, двинулся на выход. И там попал в женскую засаду.

На меня набросились английские суфражистки. Целый выводок разновозрастных женщины в белых шляпах, с зонтиками… В буквальном смысле набросились, схватили за руки, нацепили на сюртук фиолетовые розочки.

— Мистер РаспутИн! Спасибо от лица всех британских женщин!

— Неужели даже в России женщины будут избираться в Парламент?!?

— Ура, ура РаспутИну!

Дамы галдели, просили посетить их ближайший митинг. А я делал вид, что плохо понимаю по-английски и остро жалел, что Сотников не привез из Парижа Елену. Вот бы кого отправить к суфражисткам. Налаживать контакт. Но какую женщину можно просто так вытащить из Парижа? Нет таких.

Из этого водоворота, на который уже нехорошо поглядывал местный «бобби», меня выдернул высокий спокойный англичанин в простом с виду костюме. А когда он вставил в глаз монокль, я чуть не расхохотался