Роман Злотников - Пушки и колокола Страница 34

– Ладная вещичка-то, – кивнул Тверд. – С такой сшибить – дело мудреное; самому ох как высунуться надо. А и карабкаться вверх по такой – дело непростое. Да с лестницы твоей на стену запрыгнуть, кажись, дольше, чем с приставной, – продолжал рассуждать бывший рында. – Да и дорога вещичка-то, раз с железом.

– Тут, – учитель пожал плечами, – тебе видней. Ратных дел мастера – вы с Милованом, а не я.

– Говаривал ты, помнится, – сменив тему, подошел бывший лихой, – что в грядущем твоем стены уже и не нужны будут?

– Ну, говаривал, – пожал плечами тот. – Да потому, что так и есть-то.

– А на кой тогда лестницы штурмовые? – дружинник озадаченно посмотрел на собеседника.

– Так то не для приступа. То – огонь гасить. Пожар, ежели в доме высотой втрое, – тот кивнул на маковку Кремля, – как наверх-то подняться, кроме как с лестницы такой?

– Так пока доберешься, и сгорит все!

– Из камня да плинфы в грядущем домам быть, – отвечал Булыцкий, на что Тверд лишь почесал уцелевшей рукой подбородок, а Милован пожал плечами.

– Никола, – воспользовавшись замешательством, привлек к себе внимание неслышно подошедший Тит, – а поучать когда возьмешься?

– А ты откуда взялся?! – пенсионер от неожиданности аж подпрыгнул.

– Так ты и велел: приходи после обедни.

– А, – протянул пришелец, понимая, что действительно звал его, да позабыл совсем, и теперь даже не знает, с чего начинать, ибо и сам с боевыми искусствами знаком лишь потому, что пацанов своих еще черт-те сколько лет назад в видеосалоны фильмы с Брюсом Ли смотреть водил. – Ну, пойдем, Тит, – порыскав взглядом и заприметив болтавшиеся на перекладинах чучела, в которые мальцы, обучаясь стрельбам из лука, пускали стрелы, повел за собой преподаватель. Ему ведь, за успехами потешников наблюдая, и самому ох как интересно стало: а вдруг удастся то же самбо, ну или хотя бы подобие его, на несколько веков раньше предложить?! Будь так, непобедимыми станут тогда полки княжьи; хоть с оружием в руках, а хоть бы и без него.

– Ну, так и чего, – когда преподаватель остановился перед болтающимися тюфяками, поинтересовался Тит.

– Бей, – коротко приказал тот сопровождающему.

– Чего, прямо так сразу и бей? – оторопел дружинник, переводя удивленные взгляды с чучела на пришельца.

– Так сразу, – коротко кивнул пенсионер. – Как будто в морду засветить хочешь.

– Ну, – пожав плечами, Тит, мощно замахнувшись, двинул по цели, едва сам при этом равновесие не потеряв.

– Еще раз.

– Что, опять бить?!

– Бей!

Снова пожав плечами, бородатый детина от души саданул по тюфяку. И еще раз. И еще.

– Уморился, – через несколько минут тяжко выдохнул дружинник.

– Меня теперь, – достаточно понаблюдавший за движениями мужа, распорядился пенсионер.

– Да ты что, Никола, сказился?! – оторопел от такого Тит.

– Бей, – твердо повторил Николай Сергеевич. – Как тогда, у дома.

– Ну, – замялся в ответ Тит и вдруг, широко размахнувшись, занес для удара кулак. Ждавший именно этого трудовик резко подался вперед и, буквально воткнувшись в противника, неловко вцепился в кисть, пытаясь вывернуть ее вниз, заваливая дружинника на спину. Вышло, конечно, не очень прытко. Сам до того боевыми искусствами не занимавшийся, пришелец неловко растопырил ноги и, потеряв равновесие, ухнулся на землю вместе с Титом. Впрочем, того такой конфуз нисколько не смутил, а, напротив, даже озадачил.

– Мудрено, – поднимаясь на ноги и помогая подняться Булыцкому, прогудел тот. – Только самому валиться негоже.

– Знаю, – кивнул школьный преподаватель. – Только для меня наука эта – то же, что и для тебя. И разница только в том, что я про нее ведаю, да хоть и краем глаза, но видел. А теперь с тобою на пару и сам учусь. А ну, давай еще раз, – отдышавшись, попросил он. – То же самое, без прыти только. Иначе попробую.

– Как скажешь, – пожал плечами дружинник.

– Балакай меньше, – проворчал в ответ пенсионер. Снова замах, и снова неуклюжая попытка броска. И снова. И снова. То так, а то иначе ноги переставляя, то одно бедро, а то и другое подставляя, экспериментировал пришелец, по наитию выискивая, а как ловчее и правильней-то. – Роздых! – наконец, как показалось ему, найдя и запомнив движение, без сил опустился на траву пожилой человек.

– Мудреная наука у тебя какая-то, – потирая намятые бока и покряхтывая, присел рядом Тит.

– Слушай, – не желая уходить в сторону, принялся объяснять пришелец. – В морду дать – оно тоже дело непростое. Можно так, а и иначе можно. Как ты, с замахом. Прямой, снизу. Кто-то сноравливается и ногой. Так вот, ты слушай, – видя, что собеседник собрался возразить, продолжал Булыцкий, – остановить, удар отвести да против ворога его же силищу развернуть – вот она, наука грядущего. Только освоить ее – труд великий… Через повторы, боль, пот и кровь.

– Это как так: ногой в морду? – с трудом переводя дыхание, просипел бородатый мужик. – Не дотянешься ведь!.. Ишь ты! Ногой! Да и на что? В сече ты, что ли, кулаками махать будешь?

– Умеючи – дотянешься, – уверил его Николай Сергеевич, а потом, подумав, добавил: – А в сечах и ни к чему, пожалуй… Порубят ведь.

– И что выходит, – с трудом переводя дыхание, просипел собеседник, – каждый день, что отрок скакать, да за то, что и не надобно совсем?

– Выходит, так, – кивнул головой трудовик.

– Ты, Никола, прости, но не про меня наука такая, – сипя, помотал головой тот. – Животики, они дороже. Вон, бока поотшибал все, падаючи. Да еще и ни за так.

– Я сейчас бить буду. Мне бока помнешь.

– Негоже, Никола, людям в возрасте дурачиться, как дитям малым.

– С чего?

– А с того, что – срам.

– Сыт ежели по горло, так и говори, – оскалился преподаватель. – Думал небось, что все разом и как на скатерти-самобранке: само собой. Да и ни за так, то ты лишку хватил. Откуда знать-то?

– Ты лучше против конников что удумай. Вот оно – дело доброе даже и в сече. Спешить с коня, да так, чтобы самого живота не лишили.

– В сечах ни разу не рубился, а тут тебе – против конника что дай.

– Так ты и кулаками махать, сам говорил, не научен, а взялся.

– Ты не путай. С кулачником можно и так и сяк. И медленней попросить, и замереть, и повторить. А коню поди ты что объяснять. Сшибет, а пуще затопчет. Нет, Тит, тут мне не по силам. Сам возьмись, дружинник ведь! – неожиданно предложил Николай Сергеевич.

– Прости, Никола, – Тит решительно мотнул головой, поднимаясь на ноги, – не помощник тебе тут я, – сказав это, он, сопя, поковылял прочь.

– У, черт! – беззлобно выругался вслед пенсионер. Впрочем, другого он и не ожидал. То уже, что Тит сам напомнил про древнюю свою просьбу, а паче еще и пришел в указанное время и место, а еще и что думает об этом рассказал – уже спасибо. Хотя, конечно, жаль, что ушел. Разошелся преподаватель и даже во вкус вошел. Ну, разве что действительно бока намял, даже и не падая. А каково Титу сейчас, так и представить себе Николай Сергеевич не смог. – Ты хоть в баню сегодня приходи! – крикнул он вслед товарищу. – Кости прогреешь после наук!

– Спасибо тебе, мил человек, – развернулся тот. – Да честь больно велика… Вон не сдюжил, а еще и в баню!

– Я, думаешь, сдюжил, – проворчал в ответ трудовик. – У самого все ломит. Ежели в баньке не распариться, так и завтра разогнуться – беда!

– Благодарю за приглашение, – придерживаясь за бок, просопел Тит.

– После вечерни и приходи. И телу роздых, и костям – отрада.

– От Бога ты человек, – поклонился в ответ тот.

– Каков есть.

Удивительно, но вопреки годам своим расцвел, помолодел Николай Сергеевич: румянец на щеках заиграл, да повадки медвежьи, кои, казалось, навсегда прилипли со времен преподавательской деятельности, куда-то улетучились. Уже и улыбаться начал пожилой человек, и каждый Божий день с благодарностью встречал и провожал, да не так: «День откоптил, и слава Богу!», а по-настоящему! До восторга! Раньше, бывало, до школы только доковылял, а уже устал, а тут живчиком с утра до ночи носится – и ничего. И мысли худые мало-помалу улетучились. То, бывало, без анальгина и дня не представлял: к обеду по черепушке боль пульсирующая растекаться начинала от бед каждодневных да общения с клоунами типа БКМ-а[79]. Ну да и ученики хлопот добавляли. Булыцкого, воспитанного еще в жестком советском духе, до трясучки бесила их вольготно-неуважительная манера общения со старшими. Ну и понимание само, что он в школе – так, экспонат в музее. От безысходности и от безденежья. И все задумки пенсионера: как то музей краеведческий да артель по производству валенок – скорее лично для души. Доказать себе самому, что еще есть порох в пороховницах. Начальству же – так, средство утихомирить буяна да по телеканалам, пусть бы и местным, но засветиться. Ну и то, что в итоге отжать можно было, простите, обменять на айфон последней модели.

Здесь же ничего этого и в помине не было. А была востребованность навыков и знаний, почет и уважение, даже со стороны великого князя, не говоря уже о мальцах, был свой дом с печью и радость от успехов. А еще – женка на сносях, да воздух свежий, да пища не из опостылевших сетей. К тому – физические нагрузки: покосы, кузница, да и просто ходьба, а со дня сегодняшнего еще и искусства боевые. И баня по-черному как минимум раз в неделю. Подтянулся Николай Сергеевич, окреп. Уже и тоска по дому да оставшимся в грядущем родным отпустила, уступив место деловитой мудрости да хватке крепкого хозяйственника, к которому уже и соседи нет-нет, да за наказом дельным обращались. И это, между прочим, трудовик считал одним из главных своих достижений.