Кирилл Бенедиктов - Блокада. Книга 1. Охота на монстра Страница 34

— Всякими таинственными предметами в ГПУ обожал заниматься Глеб Бокий. Слышали о таком?

Абакумов осторожно кивнул.

— Он был вычищен из рядов НКВД, как враг народа, — на всякий случай напомнил он.

— Да, в тридцать седьмом. Но до этого успел накопать массу всего интересного. Если орел существует, и если он действительно находился у нас в стране, Бокий просто обязан был им заниматься. Конечно, его самого уже не спросишь… Но после него остался большой архив, и туда стоило бы заглянуть.

— Вы могли бы это сделать, Максим Александрович?

— Думаю, да. Но имейте в виду — архив очень велик, после расстрела Бокия его никто не разбирал, так что вряд ли я смогу найти ответ на интересующий вас вопрос быстро.

— Конечно, — сказал Абакумов, с облегчением выбираясь из кресла. Атмосфера в кабинете Руднева действовала ему на нервы. — Хочу только, чтобы вы знали — в результатах этого расследования заинтересован сам Иосиф Виссарионович…

… Руднев позвонил ему через два дня, поздно ночью.

— Можете меня поздравить, Виктор Семенович, — голос его звучал возбужденно. — Я обнаружил в архиве информацию по вашей птице. Все гораздо сложнее и опаснее, чем кажется на первый взгляд. Впрочем, об этом не по телефону… Главное, что теперь я совершенно уверен — то, о чем рассказал вам Гурджиев — не фантазия и не сказка. Орел действительно существует.

После звонка начальника 13-го отдела Абакумов заснуть уже не смог; до пяти утра слонялся по квартире, пил крепчайший чай с сахаром и лимоном, в пять принял душ и, завернувшись в пушистое иранское полотенце, присел к письменному столу.

Совершенно секретно!

Народному Комиссару Обороны товарищу СТАЛИНУ

Информация о существовании предмета «Орел» подтверждается.

Учитывая важность этого предмета для фашистской Германии и лично Адольфа Гитлера, предлагаю сформировать специальную диверсионную группу для проникновения на территорию одной из ставок Гитлера для изъятия предмета «Орел» и передачи его в распоряжение руководства Советского Союза.

Комиссар госбезопасности 3-го ранга,

Абакумов

Глава двенадцатая. Катюша

Каменск-Уральский, июнь 1942

1

Капитан Шибанов никогда прежде не был на Урале. Он думал, что Урал — это высокие горы и непроходимые леса, бурные реки и самоцветные шахты. В общем, сказки Бажова.

Но под крылом самолета скользили изумрудные поля и холмы, нарядные березовые рощи и небесно-голубые озера. Никаких гор капитан Шибанов не видел. Город с высоты выглядел, как большая серо-черная клякса, посаженная на зеленую страницу.

Самолет легко ударился колесами о бетон и покатился по взлетно-посадочной полосе.

— Прибыли, товарищ капитан, — пояснил зачем-то пилот.

Шибанов вылез из кресла, одернул гимнастерку. Багажа у него с собою не было — задерживаться в Каменск-Уральском капитан не собирался.

— До двадцати ноль-ноль отдыхай, — сказал он пилоту. — Потом — в боевой готовности. Можем вылететь обратно в любой момент. Ясно?

— Так точно, товарищ капитан! — браво ответил пилот. Звали его Коля. Невысокий, ладный, с аккуратно подстриженными усиками, он напоминал Шибанову шкодливого, но осторожного кота. Капитан не сомневался, что полученные двенадцать часов увольнительной Коля использует с толком — скорее всего, познакомится на улице с симпатичной девушкой, наплетет ей с три короба про боевые вылеты за линию фронта, покажет шрам от прошедшей по касательной немецкой пули, пожалуется на одиночество, расскажет, как, пронзая черное ночное небо, мечтает он о том, чтобы на земле ждала его любимая и единственная…

А вечером девушка, поверившая в то, что стала любимой и единственной, придет провожать его на аэродром. На летное поле, ее, само собой, не пустят, и дурочка будет стоять у КПП, вытирая платочком красивые заплаканные глаза. Капитан Шибанов летал с Колей уже второй год, и девушек таких перевидал не один десяток.

— Вот еще что, — спохватился Шибанов, — раздобудь еды на вечер, да не сухпай, а что-нибудь из столовой комсостава — ну, там, суп в судке, мясо вареное, пюре…

— Для пассажирки? — хитро прищурился Коля. — Сделаем!

Шибанов коротко кивнул ему и выбрался из самолета.

Спрыгнул на бетон, поприседал, разминая затекшие за время полета ноги. Воздух был ароматным, степным. Солнце стояло уже довольно высоко в прозрачном синем небе, над аэродромом нависла неправдоподобная, ватная тишина. Слышно было, как потрескивают чешуйки вспучившейся краски на фюзеляже.

— Да, — сказал капитан Шибанов задумчиво. — Далеко от войны…

Он сорвал травинку, закусил ее уголком рта и пошел прямо через поле к деревянному домику диспетчерской.

Бричкин уже ждал его там, свежевыбритый, в новенькой, с иголочки, форме офицера бронетанковых войск. От настоящего танкиста его отличали только кубари лейтенанта НКВД в петлицах.

— Ты что же, в танкисты теперь записался? — удивился Шибанов. С Лешей Бричкиным они вместе учились в спецшколе НКВД в Ростове, вместе начинали работать в военной контрразведке. Бричкин всегда был способнее и ухватистее, быстро делал карьеру, на два года раньше самого Шибанова получил капитана. Подводил его только гонор, простительный отпрыску какого-нибудь шляхетского рода и совершенно необъяснимый у потомственного хулигана с Богатяновки. В спецшколе его пререкания с преподавательским составом заканчивались гауптвахтой, но уже тогда было ясно, что рано или поздно Бричкин нарвется по-крупному. Он и нарвался: набил морду обматерившему его комполка. Комполка оказался трусом и сволочью — вместо того, чтобы решить вопрос по-мужски, накатал на Алексея телегу в штаб округа. Телега вышла длинной и скучной, но дело было на Дальнем Востоке в дни Халхин-Гола: одного намека на то, что капитан Бричкин держит в своей комнате японские книжки, хватило, чтобы свои же контрразведчики начали разрабатывать его, как агента самураев. К счастью, дело капитана попало к толковому следователю, который быстро разобрался, что к чему. Бричкин действительно учил японский, но только для того, чтобы допрашивать пленных самостоятельно, без помощи переводчика. А разбитый нос и заплывший глаз комполка видели слишком многие — так что мотив для доноса лежал на поверхности. Алексея выпустили, и, если бы он повел себя разумно, быть бы ему к началу войны майором. Но Бричкин закусил удила, явился к доносчику с двумя заряженными револьверами системы «Наган» и предложил стреляться на десяти шагах. Комполка предсказуемо струсил. Усмехнувшись, Бричкин сделал мерзавцу еще одно заманчивое предложение: сыграть в русскую рулетку. Кто останется жив, тот и прав. У комполка, любившего в тесном кругу посмеяться над не нюхавшими пороху особистами, затряслись руки и он попытался ретироваться через окно. Тогда Алексей открыл по нему огонь из обоих «наганов» и дважды ранил обидчика в musculus gluteus maximus, или, выражаясь проще, в жопу.

Бричкина разжаловали в сержанты, о чем он не без юмора написал Шибанову, служившему тогда на финской границе. Спустя несколько месяцев началась финская кампания, и сержант Бричкин отправился на передовую — искупать ошибки кровью. Когда в мае сорокового они встретились под Выборгом, Бричкин носил в петлицах кубики младшего лейтенанта.

Они обнялись. От Бричкина пахло хорошим одеколоном и дорогими папиросами.

— Я всегда был в душе танкистом, — с достоинством ответил Алексей. — К тому же мой рост и изящная конституция позволяет мне с удобствами размещаться в кабине любого танка. В то время как ты, Шайба, не влезешь даже в КВ-2.

Капитан усмехнулся.

— И что же танкист делает в тысяче километров от линии фронта?

— Обкатывает новые машины, например. Тут неподалеку на холмах есть замечательный полигон. Ну и следит за тем, чтобы немецкие шпионы не подобрались к КУМЗу.

— К чему-чему?

— Металлургическому заводу. Знаешь, какой гигант здесь строят? Ого-го, ты не поверишь, Шайба! Когда мы введем его в строй, Гитлер удавится от зависти. Мы будем выпускать по сто танковых двигателей в день!

— Мы, — задумчиво повторил Шибанов. — Мы пахали, Леша.

— Что? — подозрительно прищурился Бричкин.

— Бык с плугом на покой тащился во трудах, — с чувством продекламировал капитан. — А муха у него сидела на рогах. И муху же они дорогой повстречали. «Откуда ты, сестра?» — от этой был вопрос. А та, поднявши нос, в ответ ей говорит: «Откуда? Мы пахали!».

— От мухи слышу, — Бричкин ткнул его кулаком в живот. Точнее, попытался ткнуть — Шибанов мгновенно перехватил его запястье и обозначил прием. — Ох, нет, прости, не от мухи — от быка, от быка!

— То-то, — нравоучительно сказал капитан, отпуская его руку. — Ну, а теперь докладывай по существу.