Валерий Большаков - Закон меча Страница 35

– Валит! – крикнул Олдама. – Отходи… К болоту!

– А ты?! – завопил Валит, растягивая лук.

– Щас мы!

Низко тренькнула тетива, и свей, выскочивший из-за Дерева, будто отпрыгнул обратно – бронебойная стрела сбила его, укладывая на вечные времена. Низко пригибаясь, проскочил викинг с топором на длинной рукоятке. Он с такой яростью рубил им воздух, что свист стоял. Олег отступил перед этой чертовой мельницей и подхватил копье хускарла, прибитого Ошкуем. Ударил изо всех сил, втыкая листовидный наконечник викингу под кольчугу. А тот будто споткнулся, топор его дрогнул и обрушился вниз, перерубая древко. С глухим рычанием викинг вырвал копье, просадившее ему нутро, и кровь хлынула, как из распечатанного кувшина с красным александрийским вином.

– Отходим! Олег!

Сухов отполз, вскочил и кинулся на голос Олдамы.

Втроем с Валитом они сбежали с холма и помчались в ту сторону, где заходит солнце. Прыгая с кочки на кочку, они одолели болотце, приблизившись к густому ельнику. С опушки им махал рукой Асмуд хевдинг.

– Быстрее!

Олег наддал. Споткнулся, и тут же над его плечом свистнула стрела, вонзившаяся в мшистый ствол старой ели.

– Бежим!

– Куда хоть… бежать? – по очереди выговорил Олдама.

– К волхвам! – ответил Асмуд с оттенком почтения. – К Большому Дубу!

– А можно разве? – промямлил Олдама.

– Нужно! – рявкнул Асмуд. – Понеслись!

И они понеслись.

Большому Дубу было две тысячи лет. Это священное дерево пережило всех римских императоров, Перикла и Александра Македонского. Десять человек, взявшись за руки, не могли охватить дуб. Развесив облако зелени, он занимал громадную поляну и был окружен позолоченным заборчиком, защищавшим его от набегов диких кабанов. Кровь множества жертв удобрила корни Большого Дуба, а самый толстый сук обвивала массивная золотая цепь – каждый год волхвы, служившие священному дереву, переплавляли драгоценные подношения и добавляли к цепи еще одно звено.

Уже не одно поколение волхвов успело смениться в служении Перунову древу. Последние тридцать лет жрецами числились достопочтенные Чагод, Hyp и Аральт. Они жили втроем в огромном «длинном доме», где смогли разместиться все гридни Улеба конунга, а гражданские грелись на солнышке, опасаясь ступать на тень священного дерева Перуна, покровителя воинов.

Вдруг послышалась протяжная песня. Пели варяги, на полузабытом сарматском языке. Гридни выходили из длинного дома и расходились вокруг Большого Дуба, не прекращая петь. И чем больше их появлялось на поляне, тем громче и торжественней делалась песнь. Последними вышли Улеб конунг и волхвы – седобородые, статные, в длинных белых одеждах, с посохами в крепких руках. Трижды обведя конунга вокруг священного дерева, Чагод, Hyp и Аральт низко поклонились статуе Перуна, в которой Олег с изумлением узнал работу кого-то из мастеров античности: в тени дуба пряталось мраморное изваяние Ахилла. В правой руке Ахиллес сжимал копье, «ясень пелионский», другая рука удерживала круглый щит. Кудри героя обжимал шлем с гребнем, а лицо выражало надменность и грозную готовность.

Волхвы нараспев выразили Улебу волю бога грозы и войны, и тревожное лицо конунга разгладилось, бледная улыбка расщепила бороду.

Улеб поблагодарил волхвов и вернулся к гриди.

– Асмуд и Крут! – сказал он громко и уверенно. – Выйдите!

Названные вышли и слегка поклонились конунгу.

– Перун просветил нас и рек совет! – торжественно возговорил Улеб. – Эта война – последняя для меня!

По гриди прошел шумок.

– После победы я удалюсь и буду служить тому, кто дарует ее нам, – Перуну! Это честь для меня… – Помолчав, Улеб закончил: – А вы, Асмуд и Крут, следуйте в Старигард, к Рюрику, сыну Регинхери, и призовите его княжить и володеть вами. Такова воля Перуна!

Гражданские при этих словах опустились на колени, воины сняли шлемы и склонили головы.

– Мы послушны воле Перуна! – измолвил Асмуд. – Когда нам выступать?

– Немедля! – изрек Улеб. – И пусть каждый из вас возьмет с собою оруженосца. Выбор за вами.

Асмуд хевдинг медленно обвел глазами строй ополченцев, и, чем ближе к нему шарил суровый взгляд, тем суше делались губы Олега.

– Олега Вещего беру! – решил Асмуд, и Олег почувствовал слабость. Сердце ухнуло в глубокую пропасть души и зачастило, засбоило.

– Ну а я другана Олегова возьму! – рассмеялся Крут. – Выходь, Пончик!

По дружине прошли незлобивые смешки. Пончика любили – за доброту, за понимание и милосердие, хоть это были и явно не воинские качества. Пончик, бледный и растерянный, не знал, куда и деваться. Обнаружив Олега, он кинулся к нему, вызвав новый прилив смешков.

– Вот грамота для Рюрика, – сказал Улеб обычным тоном и протянул Асмуду скрученную бересту. – И ты, пожалуйста, успей, пока мы тут свеев бить будем!

– Успеем, конунг, – заверил его Асмуд и махнул рукой: – За мной!

Крут, по-прежнему улыбаясь, пропустил впереди себя Олега с Пончиком и двинулся замыкающим. А Сухов шагал и не чувствовал земли. Усталость покинула его, возбуждение и неясные чувства переполняли душу, как пузырьки теплое шампанское. Куда он идет? Что ждет его?

Олег задавал вопросы своей душе, но душа молчала…

Глава 12

– Слушай, – сказал Пончик неуверенно, – а где здесь восток?

Олег молча указал – по ходу движения.

– Не понимаю… – растерялся лекарь. – Нам же в другую сторону! Старигард ведь где-то на западе!

– Поднимемся по Олкоге, – терпеливо объяснил Олег, – волоки пройдем, по Дине спустимся… Диной они тут Западную Двину называют. Понимаешь, дружище Пончик, нету здесь дорог! Реки одни! А если ты напрямик двинешь, лесами, то к новому году только и дойдешь! Понимаешь изюминку?

Олег чувствовал себя в лесу уверенно – считай, год проработал в местных дебрях, мышцы качал на свежем воздухе. И видел теперь не траву, а травы, различая листики и метелки. Знал, какими корешками можно пропитаться, как словить оленя и где искать приправу к мясу. Пусти его сейчас голым в лес, с одним ножом, и через месяц он будет обут и одет, выстроит себе крепкую хижину для зимовки и даже посуды налепит корявые сервизы. В своем родном времени лес был ему чужд и даже враждебен, да и где в том времени леса? В Карелии, где хмурые мордовороты на мощных тягачах бревна трелевали в Финляндию? А здесь – мать моя! Все необозримое пространство от Тихого океана до Атлантики заросло могучей тайгой – обдышишься кислородом!

Правда, хвалиться своими умениями в этом, экологически чистом, времени Олегу и в голову бы не пришло. Это все равно как если бы он где-нибудь в офисе или в аудитории вуза расхвастался: «А я умею читать!» Лесную азбуку тут знали все. Были и свои профессора, читавшие следы, как книгу. До них Олегу еще расти и расти…

Асмуд, идущий впереди, поднял руку жестом предостережения. Олег моментально замер, и Пончик, шагавший следом, впечатался ему в спину.

– Ой!

– Тихо ты!

Асмуд скрылся в кустах, но вскоре показался на тропе и успокоительно поманил:

– Пошли!

Олег, Пончик и помалкивавший Крут вышли на берег неширокого, но полноводного ручья, притока Олкоги. На узком бережку стояло с десяток весинов – все в штанах из оленьей кожи и в кожаных куртках. Через плечо у них висели огромные луки, а на траву были вытащены большие лодки с каркасом из гибкого прута, обшитые берестой. Лодки напомнили Олегу индейские каноэ, да и сами весины, отпустившие длинные черные косы, с налобными повязками, с лицами загорелыми и бесстрастными, сильно смахивали на каких-нибудь апачей или шайенов.

Асмуд обернулся и спросил:

– Ни у кого серебришка не завалялось? А то у меня золото одно в поясе…

– Да есть маленько… – сказал Олег и полез за пазуху. – А сколько надо?

– Три дирхема! Дорого, но… – Асмуд развел руками.

Олег отсчитал три серебряных монетки и протянул хевдингу. Тот передал «серебришко» старшему из весинов. Весин залопотал по-своему, слегка кланяясь и поводя рукою вдоль лодки – берите, мол. Продано! Одноплеменники его одобрительно кивали, как болванчики, в унисон.

– Берем! – скомандовал Асмуд.

Олег ухватился за острую корму лодки, готовясь напрячь мышцы, но руки легко подняли ее – легкую, как пустой ящик. Спустив посудину на воду, экспедиция разместилась на борту. Последним залез Пончик.

– Осторожно! – предупредил его Олег. – Наступай только на прутья, не то днище проломишь!

Зашуганный Пончик, кряхтя, опустился на указанное место. Лодка плавно тронулась. Крут сидел сзади и греб коротким веслом справа, заодно руля, а Асмуд окунал свое на носу слева, стоя на коленях.

Берега поплыли назад, качаясь порой, когда лодка кренилась на перекате.

– Нормально, – оценил Пончик.

– Я рад, что тебе понравилось, – съехидничал Олег.

Иногда «каноэ» плыло над глубокими, черно-зелеными омутами, иногда скребло днищем на отмелых местах. Дважды пришлось нагибаться под стволами, перекинутыми с берега на берег, – то ли мосты, то ли бурелом. В устье ручей рывком раздался вширь и вглубь, и горизонт, зажатый лесом, мигом убежал вдаль, упершись в сосняк на том берегу Олкоги.