Уроки черного бусидо Димы Сабурова - Алексей Викторович Вязовский Страница 35

одевшись, с недоумевающей охраной по кругу обошел водоём, но девушки и след простыл. Стоя на тропе я размышлял, а не померещилось ли мне всё это? Но внезапно я увидел всадника в высоком шлеме и длинном плаще, который бесшумно появился на холме, несколько вдалеке от нас. В ложбинке, где мы находились, было довольно темно. Но всадник, похоже, вглядывался именно в нашу сторону. Ючи Омохиро коснулся моего плеча.

— До него далеко, — прошептал он, — да и света маловато.

Всадник на холме свистнул, и свист его напоминал крик чибиса, и тогда появился еще один всадник, который держался рядом с первым. Первый вытянул руку и что-то сказал второму. Затем оба умолкли, а еще через некоторое время резко повернув коней, исчезли за холмом.

— Возвращаемся в лагерь — сказал я — Срочно!

Всадники это очень серьёзно. Лошади дорогое удовольствие, а значит рядом с нами шастает элитный отряд самураев. Неужели по мою душу? В любом случае надо отдать приказ расставить по лагерю рогатки из бамбуковых кольев. Какая никакая а защита.

(18) Ючи Омохиро — «Храбрый Весельчак» или «Весёлый Храбрец».

(19) Синигами — Бог смерти. Возможно, этот образ был заимствован из Китая, где мифология предполагала наличие нескольких типов божеств смерти и проводников душ, или же из Европы, где образ Смерти также персонифицирован, в период Сэнгоку.

Синигами были быстро замечены художниками, писателями и поэтами той эпохи, и вскоре синигами появился в рассказе к альбому гравюр Сюнсэна Такэхары «Сто иллюстрированных историй». Вероятно, это было первым появлением синигами в японской литературе.

Синигами дважды появляется в пьесе «Самоубийство влюблённых на острове Небесных сетей» по произведению Тикамацу Мондзаэмона (1721 год). Значительное распространение образ получил в эпоху Мэйдзи (1868—1912 гг.) и вскоре повсеместно был принят японцами.

Концепция синигами также может быть использована в более широком смысле по отношению к любому божеству смерти, потому как синигами — довольно новый термин, который практически не связан с синтоизмом и редко используется в традиционных повествованиях.

Глава 14

Я проснулся от пронзительного крика. Мгновение спустя воздух наполнился звоном мечей и предсмертными стонами. Раздался тревожный бой колокола.

Вскочив на ноги, я выглянул из дома и увидел картину хаоса. В свете горящей хижины, примерно полста всадников галопом скакали по улице, расстреливая суетящихся крестьян из луков. Люди метались в панике, пытаясь найти укрытие. Многие падали, пронзенные стрелами.

— К оружию! — закричал я, схватив свой меч и доспехи. Пролюбили, сука, все полимеры… Как же так то? Где была охрана⁇

Мои руки дрожали от адреналина, но пара лет тренировок кэндо не прошли даром. Я быстро облачился в доспехи, затягивая шнуровку. От этого будет зависеть моя жизнь. Звуки схватки приближались, и я знал, что у меня осталось совсем мало времени.

Один из вражеских самураев, в красной панцире, в налобной повязке спешился перед домом, сунулся в комнату, где я судорожно облачался.

— Сдавайся, раб! Бросай клинок. Бросай, говорю!

Ага, спешу, аж падаю.

Цепляясь за потолок, мы обменялись парой выпадов мечами, после чего порвав, сёдзи, вывалились во внутренний дворик. Там уже сцепились всерьез. Самурай пошел в клинч и очень зря. Я на голову выше и прилично так сильнее. Я оттеснил нападавшего к стене, ударил головой в шлеме в его открытое лицо. Получай!

Самурай, зашатался, опустил меч и я сразу, на автомате провел удар в горло. И почти отрубил ему голову. Кровь хлынула из артерий прямо на меня, теперь уже у меня ноги повело. Спокойно, Дима, спокойно! Сейчас блевану! Ан нет… Удалось удержать ужин в себе. Самурай упал на землю, забился в агонии. А я сделав несколько быстрых вдохов и выдохов, собрался, выбежал на улицу.

И там увидел, что в целом не все так плохо. Наша охрана пытается сдержать нападающих у входа в лагерь. Сражаются они в строю, дружно. Но самураи в красных доспехах превосходили их числом.

Я бросился к ближайшему всаднику, который как раз собирался выпустить стрелу в бегущего крестьянина. Мой меч со свистом рассек воздух, и самурай с криком упал с лошади, лишившись руки.

Не теряя ни секунды, я развернулся к следующему противнику. Этот был опытнее — он попытался сбить меня лошадью. Но я отпрыгнул в огроды, чуть не упав, запнувшись за грядки. Конь заупрямился, не желая ломать ноги, поэтому самурай быстро спешился. Еще и крикнул в сторону своих:

— Раб тут! Все сюда!

И тут же атаковал меня серией быстрых ударов. Я парировал их, используя технику кэндо, которую оттачивал несколько лет. Наши клинки сталкивались, звеня отточенной сталью. Блок. Выпад. Косой удар.

Мимо головы просвистела стрела, чуть не срезав мне ухо. Воспользовавшись секундным замешательством противника, я сделал обманный выпад и, когда он попытался парировать, резко изменил направление удара. Мой меч вошел ему в правый глаз. И самурай бревном рухнул на землю.

Вокруг меня кипела бойня. Крестьяне, с бамбуковыми кольями, отбивались от закованных в броню воинов, те выкашивали из луков черноногих. Но на место упавших тут же вставали другие, движимые отчаянием и яростью.

Часть всадников прорвалась и устремилась в центр лагеря. Не думая, помчался наперерез, на ходу подобрав брошенное кем-то копье. Вспыхнула еще одна хижина, потом кто-то выстрелил в мою сторону. Промах.

Меч в ножны, копье в руку Первого всадника я ударил резким прямым выпадом. Копье пробило доспехи, и самурай с криком вылетел из седла. Встать ему уже не дали. Тут же подскочили крестьяне, начали колоть упавшего.

Второй попытался зарубить меня с коня, но я нырнул под удар и, оказавшись за его спиной, всадил копье в щель между доспехом и шлемом. Благо рост позволял. Там копье и застряло. Я опять выхватил меч, оглянулся. Ко мне бежал окровавленный Кукуха. В руках он держал тати и вакидзаси, в глазах было натуральное безумие.

— Владыка! Вы живы, слава богам!

— Не только жив, а уже четверых прикончил. Кто нас атакует?

— Красные доспехи носят воины дайме Отомо. Четверых⁈ Я только одного…

Безумия в глазах сменилось на восторг.

— Ты ранен? — я повернул парня лицом к себе, стер кровь со лба. Неудачно, только размазал все. Выше, на макушке был глубокий порез, который продолжал кровить.

— Перевяжись!

— Так нечем

Я поклялся себе, что первым делом внедрю индивидуальные аптечки.

— Идем ко входу. Тут похоже уже все

Крестьяне успели заколоть всю группу, что прорвалась в центр лагеря, но и цену