Во славу русскую - Анатолий Евгеньевич Матвиенко Страница 36

— Выглядят они как раз надраенными, хоть в караул по коридорам Зимнего ставь. Трутся у штаба, пёрышки чистят, солдат рассматривают, они им в диковинку. Как назвал казаков тот щёголь?

— Пушечное мясо, ваше высокопревосходительство, — напомнил Строганов. Он держался подчёркнуто официально, не получив и капли радушия, доставшегося мне от Паскевича. Тот как раз обратил на него внимание.

— Что же вам, сударь, в действующей армии надобно?

— Воевать, ваше высокопревосходительство. Подал прошение Демидову об освобождении меня от статской службы. Здесь я вроде волонтёра. Готов командовать бригадой, полком, а ежели не доверите — хоть на передовую со штыком наперевес.

— Дивны дела твои, Господи. Офицеров ни у тебя, ни у правительства не допросишься, а генералы сами в пекло лезут. Так что и не знаю, — Паскевич глянул на возроптавших штабистов, те примолкли.

Я не сочувствовал Строганову, но понимал его. Командование К.Г.Б. да позорный поход против Демидова уронили его авторитет до земли. И банковская служба при новой власти не добавила престижу. Но слова, что готов на передовую, сказаны были неспроста, обдуманно. Здесь его не ждут развёрнутые знамёна и громкие фанфары.

— Вот что, Александр Павлович, — вымолвил, наконец, Паскевич. — Располагайтесь, осматривайтесь. Завтра к десяти прошу на военный совет. Там и решим, где больше всего не хватает командующего… с вашим опытом.

Хотя на круглом малороссийском лице его не отразилось насмешки и густые бакенбарды, спущенные на щёки до губ, не двинулись в улыбке, Строганов наверняка нутром почувствовал эту колкость. А повернувшись к двери — и спиной.

Коль вызвался — терпи. Не время возмущаться: время искупать ошибки. Турецкая война даёт возможности не только юнцам, не видавшим казаков.

— Задача, — произнёс генерал, когда закрылась дверь за бывшим обер-жандармом. — Господа, я представить не могу, как назначить его над офицерами, с таким-то послужным списком!

— Сие совершенно невозможно, — подтвердил Евгений Александрович Головин, начальник штаба. — Придумаем ему какой-нибудь невидный пост, пусть отирается поблизости. Потом станет соучастником нашей победы.

Или в числе виновных поражения. Начштаба это вслух не произнёс, однако, как мне стало понятно из дальнейшего, неясность исхода ближайшей баталии здесь ни для кого не была секретом. Но Головин, давая подобный совет Паскевичу, не учёл настрой бывшего жандарма — смыть позор любой ценой. В годы, минувшие после возвращения из Шушенского, Строганов постоянно слышал кривотолки: Демидов его по-родственному пощадил, Шишкова упросила быстрее жениха из ссылки отпустить. А уж число невинно пострадавших дворян Владимирской губернии, недолго именовавшейся Клязьминской, было воистину значительным. Положим, зондеркоманда Дубельта не слишком Строганову подчинялась — кто теперь вспомнит об этих деталях? Несколько тише вели себя декабристы с Сенатской, успевшие попасть под тяжёлую руку К.Г.Б. и возвращённые из Сибири, ибо понимали, что не без их стараний Россия получила страшные два года Республики.

На совещании, где штаб докладывал оперативную обстановку на войне перед грядущей битвой, я впервые присутствовал с генеральскими эполетами на плечах, отчего не выглядел белой вороной среди золотомундирного шитья, как случалось при Кутузове.

— Располагаем сведениями, что армия Махмуда II под командованием генерала Девлет-Гирея силами до ста двадцати тысяч конными и пешими ударит по русским пограничным крепостям за Перекопом и двинется на север к Днепру и Херсону, — сообщил Головин. Ежели выступить немедля, предстоит марш в пятьсот вёрст, последние полторы сотни по безводной степи. За переход силы наших войск истощатся, а развёртывание на глазах неприятеля побудит того напасть в самый дурной для нас момент. Оттого имеет выгоду иной путь — севернее, к Херсону, перегородив османо-татарскому корпусу дорогу на Днепр. Тогда безводная степь — наш союзник, ибо измотает их переходом.

Слова генерала встретил глухой ропот, однако никто не высказался. Потом заговорил Паскевич.

— Сожалею, господа, гарнизоны приграничных фортов при сём манёвре обречены. Я приказал оставить по плутонгу в каждом из них лишь для видимости и отправки гонцов на случай, если турок перейдёт границу. Жертвуя двумя плутонгами, сбережём дивизии.

Понятно, даже сдавшись в плен — гарнизонные защитники приговорены. Однако ничего лучшего никто предложить не смог, оттого штабной план был принят. Удовлетворившись, Паскевич объявил, что видит залог победы в новом оружии, потому велел рассказать офицеру о бронеходах, никогда против внешнего врага не использованных.

Инженер-майор Мирон Ефимович Черепанов боком встал, показав полное отсутствие выправки и неловкость, что он, недавно ещё крепостной, чуть не на равных говорит на военном совете с генералами.

— Стало быть, пароходы, бронёй покрытые, велено бронеходами называть. По железной дороге прибыла их дюжина. Аккурат до конца недели сборку закончим, — уральский умелец развёл руками. — Тады и двигаться можем.

Командир бронеходного полка, на язык не в пример бойчее, поведал подробности. Главная часть железной повозки — рама с бронёй и колёсами, запряжённая в восьмёрку лошадей, вне боя движется на конной тяге, за ней куча повозок с остальными частями машины и углём. Оттого на один бронеход в полку без малого сотня людей и полста лошадей. А инфантерии, обученной действию в строю с пароходами, нет ещё, и служба в них куда как опаснее, нежели в других местах: турок главный пушечный натиск именно сюда направит.

Паскевич спросил о развёртывании новых полков инфантерии, выслушал, нахмурив брови. Собранные с бору по сосёнке, они и вправду chair a canon, причём мясо не только для пушек, но и турецко-татарской конницы. А я, впитывая номера и названия частей, фамилии командиров дивизий и бригад, понял вдруг, что генеральские должности заняты и новых не предвидится. Оттого по окончании совета подошёл к командующему и попросил назначения Строганова к себе в подчинение, в полк смертников, прикрывающих бронеходы.

— Не положено ему полком командовать, Платон Сергеевич, — удивился Паскевич. — По чину бригаду бы ему, но нет у меня для него бригады.

— Позвольте мне. Меня послушается. Ему, по правде сказать, всё же больше доверия, чем барышням в офицерских мундирах, кроме парадов и караулов службы не видевших. Если надо — разжалуйте Строганова в полковники, не убудет с него.

— Не могу-с, генеральские звания император должен утверждать с подачи Демидова или военного министра. Хотя… — Паскевич хитро приподнял ус, сросшийся на щеке с бакенбардом. — Железячные наши воины просят сотню пехоты на экипаж, так что полка мало им. Усилю его и нарекаю бригадой, как раз ему по чину.

— Благодарю,