На своем месте - Михаил Иванович Казьмин Страница 37

на бедного-несчастного меня, но и отвлечение моего времени от завода товарищества «Русский артефакт», а это не очень хорошо в рассуждении моих дел. С другой же стороны, под такое я выторговал себе немалые льготы и преимущества. Главным из них стало моё производство в чин столового советника, то есть, если по-военному, майора. Ну да, сейчас я отставной капитан, а переход с военной службы на гражданскую всегда идёт с повышением в чине. Чин у меня, правда, вне уряда, то есть жалованье мне будут платить только во время преподавания. Ещё я выбил чин приказного дьяка, тоже вне уряда, для Вани Лапина — отказываться от его помощи я не собирался. Опять же, поскольку приказной дьяк — это как в армии подпрапорщик, то после полугода преподавания в училище Лапину светит производство в помощники надзирателя, а это уже статный чин, дающий личное дворянство. Правда, это не для чинов вне уряда, но если Ваня решит в преподавателях остаться, то и потомственное дворянство себе выслужит. Не решит — его дело, бедствовать я Ивану всё равно не дам, у меня и другой работы для него хватит. Придумать только надо, как ему совмещать учёбу в университете с преподаванием в училище, но как-нибудь я с профессором Маевским договорюсь…

С воплощением другой идеи, что я предложил государю, относительно стандартизации, дело обстояло иначе. Особое совещание по установлению в промышленности обязательных образцов было создано, провело с полдюжины заседаний, в двух из коих поучаствовал и я, после чего мудро постановило выработать предварительно условия и образцы отдельно по палатам, и уже затем сводить их вместе и создавать, как сказали бы в прошлой моей жизни, отраслевые и государственные стандарты. На днях вот прислали бумагу из Промышленной палаты, запросили мои соображения по приведению к единообразию артефактов для промышленности. Ну это они по адресу, хе-хе, уж я им соображу, так соображу!.. Однако же тут дело будет небыстрым, и раньше будущего года ни о каких заметных результатах речи не пойдёт, хорошо хоть, вообще с мёртвой точки сдвинулось.

Двинулось и дело с женской лечебницей и женским гимнастическим обществом. Васильковы просто-таки блестяще выступили с представлением своего проекта перед их высочествами царевичем Леонидом Васильевичем и царевной Татьяной Филипповной, после чего мой приятель и моя сестрёнка прониклись мощью их замысла и Татьянка, насколько мне было известно, уже обратилась с соответствующим прошением к царице.

Для меня же главным во всех этих движениях стал разговор с Леонидом. Наябедничал-таки я царевичу на тайных, представив дело в наиболее выгодном для себя свете — обидно, мол, что меня, артефактора не из последних, не позвали разбираться с поиском ворами таинственных артефактов из чёрного стекла, что те воры по скудоумию своему у меня же искать пытались. И ладно бы просто не позвали, так ещё и главного подозреваемого от меня скрывают, а сами, такие-сякие-нехорошие, выпустили его, чтобы он увёл кухарку, что в доме отца служит, да ещё так увёл, что есть у меня вполне обоснованные опасения за саму жизнь той кухарки. Не скажу, что решение поговорить с царевичем далось мне легко, но всё-таки я решился. Предварительно, кстати, посоветовался и с Шаболдиным, он же тут тоже лицо заинтересованное, это у него люди князя Свирского увели «Иван Иваныча» почти что из-под носа. На тот случай, если тайные разобидятся и начнут пенять нам с приставом на то, что мы продолжаем розыск по «Иван Иванычу», мы с Борисом Григорьевичем условились отговариваться розыском пропавшей кухарки Крюковой — мол, именно её ищем, а что предполагаемого похитителя девушки свидетели описывают больно уж похожим на «Иван Иваныча», так мы тут ни при чём, мало ли, кто на кого похож бывает. Оставалась, конечно, и вероятность того, что тайные прознают про мои дела в Усть-Невском, но тут я готов был брать всё на себя, потому как меня, в отличие от Шаболдина, тайным просто так не заткнуть — я и племянник старосты Боярской Думы, и видный заводчик и изобретатель, и, что особенно приятно, нет у меня начальства, которое мне может что-то запретить. Нет, есть, конечно, над всеми нами царь наш государь Фёдор Васильевич, и уж если запретит он, тут поневоле подчиниться придётся, но как раз чтобы столь нежелательного поворота избежать, я и преподнёс Леониду дело именно в таком виде, о котором уже сказал.

— Ты хочешь, чтобы я попросил брата сказать тайным, чтобы тебя оставили в покое? — Леонид не только внимательно меня выслушал, но и некоторое время подумал, прежде чем задать уточняющий вопрос.

— Никоим образом, Леонид, никоим образом! — подчёркнуто пылко возразил я. — Я ещё не выжил из ума, чтобы просить государя делать что-то такое, в чём он понимает куда больше меня! Если именно так и надо, значит, так тому и быть, но хотелось бы всё же какой-то ясности, сам же видишь, насколько тут всё сложно и путано. Просто мне, как боярину, просить тайных дать пояснения невместно, особенно после того, как они прямо в том отказали…

— А сам к государю почему обратиться не хочешь? — заинтересовался царевич.

— Видишь ли, Леонид,какие-никакие заслуги перед Царством Русским и перед государем Фёдором Васильевичем у меня есть, — тут я попытался изобразить приличествующую моменту скромность. — И государь за те заслуги может явить мне милость и осадить тайных. А дела тайные, сам понимаешь, на то и тайные, чтобы не говорить о них всем да каждому, вот и может так выйти, что через ту милость у подчинённых князя Свирского какие затруднения в их службе возникнут… А ты подай это государю как этакий анекдот [1] — вот, дескать, пожаловался Левской тебе сам не поймёт на что. И, умоляю тебя, не проси за меня государя.

— Ну ты хитёр! — хохотнул Леонид. — Так просишь, что и как будто не просишь вовсе!

— Не мы такие, жизнь такая, — притворно вздохнул я, вспомнив популярное в бывшем моём мире универсальное оправдание на все случаи жизни. Царевич с пониманием хмыкнул.

Если кому покажется, что я пытался манипулировать царевичем, то совершенно напрасно. Я, можно сказать, играл в открытую и на самом деле хотел, чтобы Леонид передал мои слова царю под видом анекдота. Не возьмусь утверждать, что князь Свирский держит государя в неведении, но вряд ли он доложил царю вот прямо все-все-все подробности дела, в коем как-то затронут некий боярин, имеющий пусть и не прямое, но всё какое-то отношение к царской