Роберт Сойер - Люди Страница 38

Понтер слушал с явным интересом; его транслятор несколько раз издавал тихий гудок, но в целом он, похоже, не испытывал затруднений.

— Звучит логично, — согласилась Анджела не без сомнения в голосе.

— Ещё бы, — сказал Генри. — Но когда отпрыски земледельца подрастают, они должны уходить на новые места и заводить собственные хозяйства. Спросите фермера, где жил его прапрадед, и он наверняка назовёт какое-то далёкое место; спросите охотника-собирателя, и он ответит «здесь».

Мэри вспомнила о собственных родителях, живущих в Калгари; дедушек и бабушек из Англии, Ирландии и Уэльса — чёрт, а ведь она не имеет ни малейшего понятия, где жили её прадедушки и прабабушки, не говоря уж про прапрадедушек…

— Территорию, с которой кормишься, так просто не бросишь, продолжал Генри. — Вот почему охотники-собиратели так уважают своих стариков.

Мэри тут же вспомнила, как Понтер посчитал глупостью то, что она подкрашивает волосы.

— Расскажите поподробнее, — попросила она Генри.

Генри отхлебнул из своей кружки.

— Земледельцы ценят молодость, потому что занятие земледелием требует грубой силы. Но охота и собирательство требуют знаний. Чем больше лет ты можешь вспомнить, тем легче подмечаешь закономерности, тем лучше знаешь свою территорию.

— Мы очень уважаем своих старших, — сказал Понтер. — Их мудрость не заменить ничем.

Мэри кивнула.

— На самом деле, мы знали об этой особенности неандертальцев, — сказала она. — На основании ископаемых свидетельств. Я только не могла понять, почему.

— Я специализируюсь по австралопитекам, — сказала Анджела. — Какие свидетельства вы имеете в виду?

— У экземпляра, найденного в Ла-Шапель-о-Сен, был паралич и артрит, и сломанная челюсть, и не было большинства зубов. Очевидно, о нём заботились в течение многих лет; в таком состоянии он не мог бы выжить сам. Вероятно, даже еду кто-то для него жевал. Но ему было сорок, когда он умер — глубокий старик по стандартам тех лет, когда большинство людей умирало, едва перевалив за двадцать. Каким кладезем знаний об охотничьей территории своего племени он должен был казаться соплеменникам! Десятилетия опыта! То же самое и с находкой в Шанидарской пещере в Ираке. Бедолаге тоже было за сорок, и он был в ещё худшей форме, чем лашапельский: слепой на левый глаз и без правой руки.

Генри насвистел несколько нот. Мэри понадобилась секунда, чтобы узнать их: главная тема из «Человека за шесть миллионов[42]». Она улыбнулась и продолжила:

— За ним тоже ухаживали, и не из жалости, а потому что настолько старый человек — это настоящий клад охотничьих знаний.

— Может, и так, — не сдавалась Анджела, — но всё же именно земледельцы строили города и развивали технологии. В Европе, в Египте — в местах, где люди пахали землю, города существуют уже тысячи лет.

Генри Бегущий Олень взглянул на Понтера, словно в поисках поддержки. Понтер лишь склонил голову, отдавая ему слово.

— Вы считаете, что у европейцев были технологии — металлургия и всё такое — а у индейцев их не было из-за какого-то их внутреннего превосходства? — спросил Генри. — Вы так думаете?

— Нет-нет, — ответила несчастная Анджела. — Нет, конечно. Но…

— Европейцам их технологии достались исключительно в силу удачного стечения обстоятельств. — Руды поверхностного залегания, кремень для каменных орудий. Никогда не пытались оббивать гранит, который только и можно найти в здешних местах? Наконечники стрел из него получаются преотвратнейшие.

Мэри надеялась, что Анджела не станет развивать тему дальше, но тщетно.

— У европейцев были не только инструменты. Они оказались достаточно умны, чтобы одомашнить животных, чтобы те работали за них. У индейцев вообще не было домашних животных.

— Индейцы никого не одомашнили, потому что им некого было одомашнивать, — сказал Генри. — На всей нашей планете лишь четырнадцать видов крупных травоядных, пригодных для одомашнивания, и лишь один из них — северный олень — встречается в Северной Америке, да и то на крайнем севере. Пять видов чисто евразийского происхождения: овцы, козы, коровы, кони и свиньи. Ещё пять, как, например, верблюды — распространены ограничено и географически изолированы. Вы не можете одомашнивать американскую мегафауну: лося, медведя, вапити, бизона, пуму. Их темперамент просто не подходит для одомашнивания. Вы можете поймать их живьём, но не можете вырастить в неволе, и они не станут носить седока, что бы вы с ними ни делали. — Тон Генри становился всё холоднее. — Европейцы получили то, что имели не благодаря превосходящему интеллекту. По сути, наоборот, можно утверждать, что мы, аборигены Северной Америки, продемонстрировали больше ума и смекалки, выживая здесь без металлов и пригодных для одомашнивания животных.

— Но ведь среди аборигенов… ну, то есть, индейцев были и земледельцы, — сказала Анджела.

— Были, а как же. Но что они выращивали? По большей части кукурузу — потому что она здесь была. А у кукурузы очень низкое содержание белка по сравнению со злаковыми, которые все происходят из Евразии.

Анджела посмотрела на Понтера.

— Но… неандертальцы: ведь они появились в Европе, а не в Америке.

Генри кивнул.

— И у них были великолепные каменные орудия — мустьерская каменная индустрия.

— Однако они не одомашнивали животных, хотя, как вы говорите, в Европе пригодных для этого животных было полно. И они ничего не выращивали.

— Алло! — сказал Генри. — Земля вызывает Анджелу! Никто не одомашнивал животных, когда на Земле жили неандертальцы. И никто ничего не выращивал — ни предки Понтера, ни наши с вами. Это началось много позже, когда неандертальцы уже вымерли — по крайней мере, в нашей версии истории. Кто знает, что бы они делали, если бы не вымерли?

— Я, — ответил Понтер.

Мэри рассмеялась.

— Хорошо, — сказал Генри. — Тогда рассказывайте. Ваш народ так и не изобрёл земледелия, правильно?

— Правильно, — ответил Понтер. Генри кивнул.

— Наверно, это и к лучшему. Земледелие тянет за собой много плохих вещей.

— Например? — Мэри постаралась, чтобы сейчас, когда Генри малость успокоился, в её вопросе прозвучало бы простое любопытство, а не желание возразить.

— Ну, — сказал Генри, — я уже намекнул на перенаселение. Негативное влияние на природу тоже очевидно: леса вырубаются, чтобы на их месте устроить поля. Плюс, разумеется, болезни, которые мы получили от одомашненных животных.

Мэри увидела, как Понтер кивнул. Про это он слышал ещё в Садбери от Рубена Монтего.

Дитер, который для торговца сайдингом оказался весьма сообразителен, кивнул.

— И ведь бывают не только телесные болезни, ещё и культурные. Взять, к примеру, рабство: прямое следствие нужды земледельцев в рабочей силе.

Мэри взглянула на Понтера, чувствуя себя очень неуютно. Это было второе упоминание о рабстве за время их пребывания в Вашингтоне. Мэри знала, что когда-нибудь ей придётся объяснить…

— Всё верно, — сказал Генри. — Бо́льшая часть рабов трудилась на плантациях. И даже если вы не практикуете рабство в узком смысле, сельское хозяйство порождает массу похожих явлений: издольничество, пеонаж и так далее. Не говоря уж о классовом расслоении, феодализме, частной собственности на землю и прочем; всё это прямое следствие сельского хозяйства.

Анджела поерзала на стуле.

— Но даже если говорить только об охоте, археологические свидетельства говорят, что наши предки в этом деле были гораздо лучше неандертальцев, — сказала она.

Пока речь шла о земледелии и феодализме, Понтер выглядел несколько потерянно, но последнее заявление Анджелы он явно отлично понял.

— Каким образом? — спросил он.

— Ну, — сказала Анджела, — приёмы охоты ваших предков не выглядят особо эффективными.

Понтер нахмурился.

— В каком смысле?

— Неандертальцы убивали по одному животному за раз. — Очевидно, произнеся эти слова, Анджела сразу поняла, что совершает ошибку. Бровь Понтера взлетела вверх.

— А как охотились ваши предки?

Анджеле явно было неловко.

— Ну, они… в общем, они загоняли целое стадо животных на обрыв и… вынуждали их прыгать, и таким образом убивали сотни животных за раз.

Золотистые глаза Понтера округлились.

— Но это… это так… расточительно, — сказал он. — Очевидно ведь, что даже большая группа людей не сможет съесть всё это мясо. И потом, такой способ охоты выглядит каким-то… трусливым.

— Я… никогда не смотрела на это под таким углом, — Анджела покраснела. — Ну, то есть, мы считаем безрассудством подвергать себя ненужному риску, так что…

— Вы прыгаете с самолётов, — сказала Понтер. — Ныряете с утёсов. Превратили драки в организованный спорт. Я видел по телевизору.