Юрий Корчевский - Боярская честь Страница 4

Раздались удары топора, какой-то непонятный стук и снова удар. Что же там происходит? Лучше посмотреть — я не любил неожиданностей.

Я выбрался на палубу и ухватился за леер. Ветер сбивал с ног. Вот оно что — сломалась одна из мачт, почти у основания. Рухнула на палубу, проломив кормовую надстройку. Команда перерубила ванты и снасти и сбросила мачту с корабля. Корабль выглядел теперь, как после крушения — мачты нет, снасти оборваны или перерублены, кормовая надстройка зияет проломом. Матросы обвязались верёвками, остерегаясь быть смытыми за борт.

Я снова распахнул люк и спустился вниз. Помочь я ничем не мог, а находиться наверху, на палубе, было рискованно.

В борьбе за жизнь корабля прошла бессонная ночь.

Утро было ещё ужаснее: на нас катились огромные валы воды, кораблик носом зарывался в них и с трудом всплывал снова.

День выдался несколько светлее ночи. Тучи стлались над морем, едва не цепляя макушку мачты.

Команда лежала измотанная, и лишь у руля двое матросов удерживали штурвал, не давая волнам ударить в борт. Но и эта, единственная способность корабля держаться против ветра и волн вскоре исчезла.

Ближе к вечеру огромная волна приподняла судно и бросила его в пучину. Раздался треск, на нижнюю палубу, где укрывалась от волн и ветра команда, ввалился мокрый с головы до ног боцман и оба рулевых.

— Перо руля отломилось, теперь мы не можем держать корабль против волны, — доложил боцман.

Моего школьного и институтского знания английского еле хватало, чтобы понять, о чём идёт речь.

— Я больше не могу управлять кораблём, слишком сильны повреждения, — сказал капитан. — Теперь всё в руках Божьих. Встанем на колени и помолимся.

Вся команда и пассажиры встали на колени и начали молиться.

И каждый про себя думал — настал мой последний час!

Корабль швыряло, как игрушку, он ложился набок, взлетал на гребень волны и проваливался в пучину моря.

Я ещё не встречался с проявлением такой силы природы, при котором так остро ощущается собственная ничтожность и бессилие.

Наступила вторая ночь. Даже привыкшие к качке матросы мучились морской болезнью. Многих рвало, и запах стоял невыносимый. Я открыл люк, выбрался на палубу, обвязал вокруг пояса верёвку. Рёв ветра здесь был сильнее, но хотя бы воздух был свежий. Из-под днища судна раздался удар, затем ещё один. Потом корабль подняло волной и швырнуло набок. Я услышал сильный треск, и внутрь корабля с рёвом хлынула вода. Корабль был обречён. Ещё один водяной вал ударил корабль и с размаху бросил его прямо на скалу.

Молния осветила разбитый нос, от удара верёвка лопнула, и я полетел за борт. Из корабля раздавались крики. Я заработал руками и ногами, пытаясь удержаться на поверхности, но море было сильнее. Меня приподняло волной, я наглотался воды и в завершении сильно ударился обо что-то твёрдое. Я лишился сил.

ГЛАВА II

Очнулся я уже утром. Светило солнце и било прямо в глаза. Во рту было сухо и полно песка. Я кое-как отплевался и осмотрелся вокруг. Лежал я на пустынном берегу, метров через пятьдесят стояли стеной деревья. Я сел. Слабость в теле была сильной, покруживалась голова, слегка тошнило. На берегу, за моей спиной, высилась небольшая скала — футов пятнадцати в высоту. В неё и уткнулся наш корабль.

Сейчас он представлял собой довольно жалкое зрелище. Носа практически не было, вдоль борта зияли проломы, оголяя шпангоут. Ветер стих, и волны ласково плескались о борт потерпевшего крушение судна. А что творилось два дня подряд? Сплошной кромешный ад.

Я на четвереньках добрался до воды, прополоскал рот — на зубах противно скрипел песок — и умыл лицо. Стало немного лучше. Я поднялся и подошёл к кораблю.

— Эй, есть кто живой?

Тишина. Надо посмотреть, что сталось с моими попутчиками. Через пролом в борту я проник в трюм корабля. По колено в нём стояла вода, в котором плавали два трупа. Я побрёл дальше. Никого. Я хорошо помнил, что на судне было около тридцати членов команды, трое из торговой делегации и я. Нашёл я только два трупа. Должны же быть ещё люди? По моим подсчётам в экспедиции был тридцать один человек. Может быть — покинули судно и сошли на берег? Надо поискать следы на берегу.

Тем же путём, через пролом в борту судна я вернулся на сушу, прошёл вдоль кромки прибоя. Следов не было. На душе скребли кошки. Где я? Что за земля, где мои попутчики?

Я вновь проник на судно, напился воды из латунного бака, нашёл пару отсыревших сухарей и с жадностью съел. Надо осмотреть окрестности, может быть — какая-нибудь рыбацкая деревня рядом. В полукилометре возвышался приличных размеров холм, и я направился к нему.

То ли ослаб я, то ли холм казался ближе, чем есть на самом деле, только шёл я до вершины часа два. А когда взобрался и осмотрелся вокруг, настроение моё совсем упало. Суша оказалась всего-навсего островком… Километр в длину и метров триста в ширину. Вокруг плескалась вода, и только очень далеко на востоке чуть проступала полоска суши.

Куда же меня занесло? Где дом? Где люди? Никакого жилья или признаков присутствия людей на острове я не увидел. Повторять судьбу Робинзона Крузо мне совсем не хотелось.

Так, надо действовать. Пока есть силы — перетащу с корабля на берег съестные припасы. Не дай Бог, повторится шторм — есть будет нечего.

Три дня я перетаскивал с корабля и относил подальше от воды сухари, солонину, крупы, соль. Даже ухитрился прикатить бочку с вином, и вторую, поменьше — с ромом.

На четвёртый день, когда уже ломило спину от перетаскивания тяжестей, я решил передохнуть и обойти остров по берегу. Надо всё-таки осмотреть остров тщательнее и заодно узнать, есть ли здесь пресная вода. На ближайшее время — месяца на два — продовольствие есть, но пресная вода на судне может скоро закончиться — что тогда?

Я зарядил пистолет свежим порохом, проверил, легко ли сабля выходит из ножен, и тронулся в путь. Идти по плотному песку было легко.

Через полчаса хода я наткнулся на небольшой ручеёк, стекавший в море. Я вдосталь напился свежей воды. Теперь я точно знал, что смерть от жажды мне не грозит.

Немного передохнув, я продолжил путь. Ничего, что напоминало бы о присутствии человека, я не нашёл, и часа через четыре вновь вышел к разбитому кораблю. Уселся на разбитой палубе. Итак, две новости: одна хорошая — есть вода, вторая плохая — остров необитаем. Где я? Бывают ли здесь корабли? Как далеко мог шторм отнести наш корабль? Эти вопросы мучили меня больше всего.

Капитан держал курс против ветра, пока не сломало руль — дальше нас носило по волнам, как щепку. По моим, очень приблизительным расчётам, далее чем на пятьсот миль унести судно не могло. Значит, я не очень далеко от Европы. Это давало хоть какую-то надежду. Если невдалеке проходят торговые пути, есть шанс, что меня могут найти — если я подам сигнал.

Надо сложить на вершине холма сучья, приготовить костёр. Как только увижу судно — зажгу костёр. Причём, даже хорошо, если дрова будут не совсем сухие — больше дыма будет. Займусь этим завтра с утра. Теперь же надо тащить с корабля всё, что можно унести одному человеку, начиная от плотницких инструментов и кончая верёвками. Мне нужно построить на берегу хоть какое-то укрытие от непогоды — шалаш, хижину — что получится. Всё-таки я не плотник.

Остаток дня я вытаскивал инструменты, кое-какое оружие, котелки, мешки, ложки, доски. парусину от парусов и много чего ещё, полезного в моём положении. Сначала я с палубы сбрасывал всё на берег, потом спускался с разбитого судна и относил вещи подальше от воды.

Я уже приметил, что во время прилива морская вода довольно далеко заходит на берег, иногда оставляя после отлива приятные сюрпризы в виде рыбы. Мне даже удалось дважды сварить уху — плохо только, что кроме рыбы и соли в этой ухе не было ничего. Зато запивал я скромную уху очень неплохим вином. Видимо, это вино на судне предназначалось для корабельных начальников, а может быть, его перевозили на продажу.

За неделю я ободрал корабль, вытащив всё, что мог унести. Жалко, что компас был разбит, зато в каюте капитана я нашёл сундучок с морскими картами и секстантом. Ах, как жаль, что я не умею ими пользоваться — хотя бы определил, куда меня занесла стихия. В разбитом комоде нашлась и судовая касса — два увесистых мешочка: один потяжелее — с золотом, другой — с серебром. Я с любопытством разглядывал иностранные монеты; сначала хотел оставить ценности на судне, потом всё-таки решил забрать на берег. На острове они не нужны — на них здесь не купишь ни еды, ни одежды, но в душе я питал надежду, что остров как прибежище — не навсегда, что мне удастся каким-то образом выбраться на материк.

Обходя островок, я обнаружил интересную скалу: внизу у неё был уступ, и каменная глыба нависала карнизом над землёй, образуя естественное укрытие. В голове созрела мысль — ведь стоит спереди и немного с боков загородить досками эту полупещеру, как получится небольшое жилище с непротекающей крышей.