Елена Асеева - Коло Жизни. Бесперечь. Том второй Страница 4

– Спасибо, милый мой малецык, – голос Стыня благодарно огладил черные жесткие волосы младшего Атефа, разделенные на два пробора и схваченные в хвосты.

Круч в ответ малозаметно кивнул и в мгновение ока Димург золотой искрой пропал из леса. Атеф, еще немножечко оглядывал медлительно сползающиеся меж собой стенки щита, чуть слышно поскрипывающие и потряхивающие бубенцами, тем самым сообщающие своему создателю о прорехе, а после, благодушно просияв, и сам исчез почитай красной каплей с глаз.

Глава третья

На одном из спутников четвертой планеты в особой постройке величаемой Богами батурой принадлежащей печище Атефов ноне правила тишина. Смолкли не только многочисленные создания, населяющие и осуществляющие за ней присмотр… молчало и само судно, напоминающее собой форму огромного каменистого утеса с весьма развороченной, словно грубо выколотой вершиной. Все и всё, что наполняло батуру днесь благоразумно сокрылось с глаз старшего из Атефов Бога Асила, каковой несмотря на мягкость иногда бывал дюже гневливым. Тишина такая плотная, непроницаемая витала в многочисленных галереях, расписанных листами, плодами, увитых ветвями аль изогнутыми корневищами… Она наполняла и сами комнатки, горницы, светелки… И особенно тучно поселилась в центральной его части, самом крупном по размеру зале, где задумчиво сидел Круч.

Это было хоть и не высокое, однако достаточно широкое помещение, по форме схожее с овалом, в котором и пол, и потолок смотрелись ровными и гладкими. Лишь плавные линии стен, будто напоминали собой усеченное яйцо. Их цвет перемещал в себе сразу два сияния бурый и густо-зеленый, порой и вовсе приобретая почти темно-коричневый. Сияния не просто полыхали, они кружили по стенам, инолды степенно спускаясь от потолка к полу. Потолок же вспять казался недвижным и таил в себе бледную голубизну неба, оттеняемую серыми тонкими, паутинчатыми волоконцами растянутыми поверх него и формой своей соответствующей боляхной шестиконечной звезде, на кончиках которой висели крупные шары, перемещающие в собственных глубинах радужность света. Гладкий пол в зале явственно выложили розовым с вкраплениями голубого цвета мрамором. Только это смотрелись не отдельные ее куски, а цельная без каких бы то ни было стыков плита. Посередь залы находился не менее значимого размера пенек, с высокой и широкой щепой торчащей с одного его бока, похоже, заменяющей как таковой ослон. Множество тонких, толстых корней опоясывая сам пенек, чуток приподнимали его на общим уровнем пола, и, расползаясь в разные стороны своими витиеватыми отростками городили и саму гладь мрамора. Сие были мощные в размахе корни, вроде с лощеной, отполированной орехового цвета поверхностью, изредка как-то дюже чудно переплетенные меж собой и с тем образующие сидения со спинками.

На одном из таких сидений и расположился Круч, нынче в коричневом сакхи, на удивление весьма помятом. Бог и сам был вроде опущенным и зримо расстроенным. Нежданно сияние на стене в том месте, что смотрелась более вытянутой формы, живописуя макушку яйца, резко вздрогнуло. Еще мгновение бурые и густо-зеленые цвета на нем сменились на лазоревый, а блеснувшее лучами зарево, точно выплюнуло из себя удивительное создание.

Небольшое творение, по-видимому, не выше ростом, чем Есинька вельми было схоже с человеком, в частности с толстой, можно даже молвить жирной женщиной… такого неопределенного возраста, хотя однозначно не молодого. Выпученный живот, вроде как она ко всему прочему находилась еще и на сносях, и вовсе делали не понятливыми ее лета. Однако, имея тело, конечности, голову создание этим походило на людское племя. На голове у того существа, кое величали Отеть, волосы топорщились в разные стороны и больше напоминали короткие отростки растений, уже давших поросль, потому и переплетались они столь густо, что создавали нечто в виде зеленых взлахмоченностей. Человеческое тело было много меньшей формы в сравнение с конечностями, вроде его Творец нарочно заложил ту значимую удлиненность рук и ног, сделав саму Отеть достаточно не пропорциональной. Кожа на лице, теле, имела желтоватый оттенок и, казалась зримо влажной, вроде создание, относимое к племени нечисть, дюже сильно потело так, что порой на щеках выступала капель водицы. Достаточно приятным, хотя и плоской формы смотрелось лицо, где почитай не имелось как таковых надбровных дуг и скул. Вместе с тем мягкими, плавными оставались все его черты, скосы, чуть вздернутый небольшой нос, пухлые ярко-красные губы. Удивительными у Отети были по форме и тональности цвета глаза. В отличие от человека они имели ромбического вида прорези, с явственными ровно очерченными сторонами и углами, расположенными не горизонтально надбровным дугам, а вертикально. Потому их уголки вдавались соответственно в щеки и лоб нечисти. Голубизна их цвета наполняла полностью весь глаз, поигрывала легкой зябью, а квадратный зрачок точно плавал в тех волнах… к изумлению, перемещаясь то вправо… то влево, не соблюдая какой-либо синхронности движения с иным зрачком, в соседнем глазе. Отеть была обряжена в зеленый сарафан сшитый из нескольких полотнищ ткани, с широкими лямками края которых украшал мельчайший, желтый янтарь да желтую рубаху, со стоячий воротом расшивной золотыми нитями. А на стопах ее красовались зеленые, один-в-один как у дарицев, калишки.

Войдя в залу Отеть, торопко огляделась, а приметив зримо расстроенного Круча направилась к нему, зараз делая огромные шаги, своим долгими ногами.

– Бог Круч, – нежным, воркующим голосом обратилась нечисть к Богу, присаживаясь на вывернутый дугой корень, подле его ног. – Бог Асил хочет с вами поговорить… И прислал меня, узнать желаете ли вы с ним встречи. С вами все хорошо? Вы не хвораете? Ни чем, ни опечалены?

– Лишь тем, что мог огорчить Отца… Асила, – медлительно отозвался Круч, и в очах его блеснуло волнение. – Думаю, Отец и гневался на батуре ноне, потому что я изменил его замыслы и поступил по своему.

– Нет. Бог Асил гневался не из-за вас, – незамедлительно молвила Отеть, которой было дозволено и соврать, коль сие касалось состояния Круча. – Он гневался, потому как Бог Усач прислал дурное известие… В Галактике Крепь появилась межзвездная круговерть и теперь Богу Асилу придется вас оставлять и срочно лететь на помощь вашему брату… А вы ведь знаете, как не любит вас оставлять Бог Асил. Тем паче это запретил делать Господь Перший.

– Круговерть? – переспросил младший Атеф и пронзительно воззрился в лицо создания так, что у того мгновенно увеличились в размерах очи и уголки последних въехали в виски.

– Ага, круговерть… Наверно вас придется пока отправить на маковку четвертой планеты, к Господу Першему, ибо Бог Асил тревожится, что его отсутствие затянется… Посему Бог нынче и гневался, – продолжила толкование Отеть и закивала своей круглой головой самую малость, сплющенной в макушке и немножко вроде растянутой в районе щек. – Так, что я могу позвать сюда Бога Асила, абы вы обсудили его отбытие, и коли вас беспокоит произошедшее с госпожой Есиславой.

– Конечно, можешь, – вяло отозвался Круч, словно не очень доверяя молви Отети или все же ощущая за собой вину. – И вообще не зачем, чтобы Отец о встрече со мной договаривался через тебя… к чему это?..

Впрочем, Отеть уже вскочив с корня побежала в направление того места в стене, чрез кое и появилась в зале. Однако, на энтот раз она не покинула помещение, а лишь всунув голову, право молвить, точно тюкнувшись в сияние, на доли мига замерла. Таким образом, что бурая полоса, поглотив ее головешку и до середины грудь, оставила со стороны залы токмо другую половину туловища и конечности. Также резко, как Отеть вогнала в стену себя, минуту спустя, она вырвала из недр сияния свою голову и развернулась в сторону Круча. А бурое сияние в стене, медленно сменилось на густо-зеленое, после сызнова полыхнула лазурь и в залу вступил в зареве света Асил. Он неспешно оглядел само помещение, и с теплотой воззрившись на сына, весьма скорой поступью направился к пню, что воочью замещал собой его трон, да тотчас следом за ним поспешила Отеть. И если старший Атеф воссел на свой трон степенно, то создание гулко плюхнулось на завиток корней подле ног Круча.

– Отец, – молвил Круч, он явно страшился, что Асил ему станет высказывать и, чтоб того не допустить заговорил о менее значимом. – Зачем, ты, всяк раз свою встречу со мной обговариваешь через Отеть… Разве неможно данное правило никак изменить?

– Нет, мой милый, никак. Перший на том настаивает. И я не стану менять, что-либо из распоряжений брата, – очень мягко пояснил Асил, и, опершись об ослон-щепу пенька, нежно улыбнулся сыну. – Знаю, все указания нашего Отца направлены, або тебе, моя любезность, было хорошо. Я, что хотел тебе сказать…