Елена Асеева - Коло Жизни. Бесперечь. Том второй Страница 5

– Отец, – молвил Круч, он явно страшился, что Асил ему станет высказывать и, чтоб того не допустить заговорил о менее значимом. – Зачем, ты, всяк раз свою встречу со мной обговариваешь через Отеть… Разве неможно данное правило никак изменить?

– Нет, мой милый, никак. Перший на том настаивает. И я не стану менять, что-либо из распоряжений брата, – очень мягко пояснил Асил, и, опершись об ослон-щепу пенька, нежно улыбнулся сыну. – Знаю, все указания нашего Отца направлены, або тебе, моя любезность, было хорошо. Я, что хотел тебе сказать…

– Прости, – нежданно резко перебив старшего Атефа на полуслове дыхнул Круч, и закрыл лицо расставленными ладонями, стараясь сокрыть свои чувства. – Прости Отец, что расстроил наши с тобой замыслы по поводу Есиньки. Но я уверен, что поступил правильно… Ибо девочка… плоть умерла… Я дотронулся до нее, но сердце не билось, она не дышала… И знаешь Стынь был прав лучица отключилась, никак не откликнулась на наше с ним присутствие.

– Мой драгоценный… малецык… что ты? – полюбовно протянул Асил… и легохонько стукнул дланью по поверхности своего трона, оный также, как и корни, наблюдался гладким.

И немедля сиденье, на котором расположился Круч, энергично дернулось. Корень, что его удерживал, принялся чуть слышимо покряхтывая, втягиваться в поверхность пня. При этом само сидение вместе с Богом начало медленно приближаться к трону. Шибутно качнулась сидящая в ногах Круча на изогнутом корешке Отеть и повалилась в образовавшуюся прореху, гулко плюхнувшись на гладь мраморного пола.

Сиденье медлительно поравнялось с троном старшего Атефа, остановив свое движение в непосредственной от него вблизи. Асил торопко обвил руками голову сына, и, притянув его всего к себе, прижал к груди, с тем облобызав лоб и кончики его тонких конической формы перст.

– Мой бесценный, драгость, любезность… что ты… – умягчено дыхнул Асил, все еще трепетно прикасаясь ко лбу сына и с тем вспенивая на его коже золотое сияние. – Ты не расстроил наши замыслы. Поступил, несомненно, правильно, не стоит так расстраиваться, ведь я давеча говорил. Зачем, сызнова поднимать это толкование.

На ноги зараз вскочила Отеть, и, повернув в сторону Бога голову, мощно полыхнула нежданно ставшими почти пурпурными очами. Черты ее лица дюже неприветливо исказились и сама кожа пошла крупными пурпурными пежинами. Нечисть стремительно вскинула вверх руку и наотмашь вдарила себя по лбу. Те действия создания окромя Асила никто не видел, потому как Круч сидел к Отети спиной. Впрочем, и старший Атеф по первому на них никак не отреагировал, лишь резко смолк, одначе, продолжив голубить рукой волосы сына и явственно… степенно наполняться гневом. Поелику не только коричневые радужки его глаз многажды расширившись и побледнев приобрели желтый цвет, но и тягостно сотряслось платиновое деревце в венце принявшись окрашивать в красные тона не только листочки, но и плоды. Отеть сызнова шибанула себя по лбу дланью, а после на мгновение замерла. Но, вероятно, всего-навсе затем, чтобы предав положенный цвет своей коже и глазам, очень властно сказать одноприродным, бас-баритону Першего, голосом:

– Прекратите сей же миг гневаться Бог Асил… То недопустимо обок младших Атефов… Возьмите себя в руки и глубоко вздохните.

– Я гневаюсь только на тебя, противное создание, – незамедлительно отозвался Асил, и крепче прижав к груди сына, точно сокрыл его от собственного недовольства. – Чего ты тут кривляешься, нешто сложно сказать, что хочешь… Зачем всяк раз так юродствовать, смотреть на тебя противно.

– Значит надо еще раз глубоко вздохнуть, а после выдохнуть, как учил вас Господь Перший, – все тем же голосом старшего Димурга отозвалось создание и само вторя своим словам неспешно задышало.

– Ох, если бы не Перший… не Отец. И не мое ему обещание, уже бы давно тебя испепелил, – тягостно добавил старший Атеф и медленно расплел свои руки, очевидно, собираясь, не обращая внимание на создание, продолжить толкование с сыном.

– Не спешно вздох… выдох… Гнев надобно уметь скрутить, не должно, чтобы он вами владел, – дополнила Отеть, переходя с бас-баритона на нежный, воркующий голос, не сводя взора со степенно приобретающего ровное золотое сияние лица Асила.

Старший Атеф выпустив из объятий Круча, легохонько отодвинул его от себя и ласково оглядел. Несмотря на несколько эмоциональное поведение Отети, благодаря ей Бог уже сообразил о допущенной в разговоре с сыном ошибки и теперь постарался ее исправить.

– Малецык, – молвил старший Атеф, и нежно огладил кожу щек сына кончиками пальцев. – Мы условились с Першим, что я осмотрю девочку и лучицу, так нам повелел поступить Родитель. Потому что поведение плоти о котором ты мне докладывал не есть нормальное. Это заметили не только мы, но и Сирин-создание. Не думаю, что это проблемы у девочки, скорее всего, что-то происходит с лучицей. И конечно, очень скверно… весьма скверно, мой милый, что у лучицы наблюдалось отключение во время смерти плоти. Я убежден, нам в любом случае пришлось бы отдать девочку Першему. Ибо я никогда не стал бы рисковать ее жизнью, уж итак дюже виноват пред Отцом. Да и потом, бесценный малецык, не только я, но и ты слышишь, как тоскует лучица по нашему Отцу. Сие вельми сложно пропускать через себя. У нашей милой лучицы такая мощная чувствительность… Я ощутил ее еще тогда, в жизни первой плоти, когда встречался с девочкой в капище Небо на земле. И понял вже тогда, что нет смысла за нее по настоящему соперничать. Потому все, что мы ноне делаем, направлено лишь на то, абы лучица возросла и ты, мой ненаглядный, Дажба, Стынь набрались опыта, попробовали свои способности и силы. А по поводу лучицы так я уверен, она выберет печищу Димургов… Если Перший ее не уступит. – Асил на чуток прервался, широко улыбнулся, и все своей любовью заглянув в глаза сына, досказал, – но в этот раз Отец явно никому ее не уступит.

Чуть слышно вздохнул Круч, вероятно, в очередной раз переживая и свой выбор. Столь для него сложный, на самом деле, давшийся ему с таким трудом. Ведь Круч до последнего мига не мог выбрать печищу в кою желал вступить. Печищу Димургов или Атефов. Он до последнего колебался… За все прожитые человеческие жизни он ни разу, ни видел подле себя никого кроме Атефов и был тем вельми удручен. Со всем тем продолжал трепетно любить Першего, и когда увидел последнего на Коло Жизни, кажется, забыл обо всем, что его связывало с Асилом. Круч до сих пор беспокоился по поводу своего выбора, и то, несмотря на объяснения Асила и Першего, несмотря на поддержку обоих. Он и ноне не был уверен, что вступил в ту печищу, в которую желал. Словно, тогда на Коло Жизни его поступь кто-то нарочно направил в другую сторону… Хотя нельзя сказать, что Круч не любил Асила или кого из Атефов… любил… был привязан и зависим.

Гулко крякнула Отеть… она так всегда делала, когда хотела обратить на себя внимание, впрочем, Асил по исторгнутому звуку уже ведал, что сейчас она начнет ему жестикулировать. Потому вместо того, чтобы на нее глядеть старший Атеф нежно приобнял младшего сына и ласково молвил:

– Малецык… любезность моя. Мне надобно отправится в Галактику Крепь. А тебе поколь придется побыть на маковке подле Отца. Я отбуду ненадолго… Всего-навсе проверю, что там и вернусь. Все равно, без согласования с Першим, ничего делать нельзя. Хорошо?

Глава четвертая

Есислава с трудом разлепила очи так, словно на них склеились не только реснички, но и сами веки, и с удивлением уставилась в богато украшенный ярким узорчьем, а по углам цветными изразцами свод, совмещающих в себе не только пышные соцветия, но и сочные плоды. Она еще мгновение медлила, степенно обретая себя, а после, резко дернувшись, приподняла голову с подушки и огляделась. Большая комната, где стены были убраны золотым шелком, имела два квадратных окна, а поместившееся посреди широкое деревянное ложе, инкрустированное желтым крупным янтарем, явственно свидетельствовало, что это не детинец, как в первое мгновение показалось Еси. Торопливо поднялся с узкого плетеного кресла и шагнул к ложу Житоваб, знахарь сменивший на посту старого Радея Видящего. Высокий, плечистый мужчина с очень светлым лицом, серыми глазами и пшенично-кудрый, вместе с иными бывший на летучем корабле.

– Житоваб, – чуть слышно дыхнула девушка, не веря своим глазам и боясь им вообще поверить. – Ты жив?

– Тише… тише, ваша ясность, – ласково прозвучал баритональный голос знахаря, и он бережно придержал голову юницы, дрогнувшую в шею, со всей заботливостью возложив ее на подушку. – Не надобно только тревожиться. Вы еще слишком слабы… нужен покой.

– Ты жив? – едва шевельнувшись, проронила Есинька и тело ее надрывно сотряслось, вроде страшась услышать итак очевидное. – А Липоксай Ягы?