Алексей Смирнов - Можно. Фантастические повести и рассказы Страница 4

– Большая удача, – заметил Котт, не здороваясь. – Что, к нам поволокли?.. Снаружи эта гадина не выживет.

– Сожрете, – уверенно квакнул Сомс.

– Это потом животами маяться, – хмыкнул Котт. – Если она вам нужна, то мяукаю поберечься. Вы небось навострились в свои Этажи? Тогда можно оставить и здесь. За ней обязательно придут, и вы уже не отсидитесь в своем Соме. Ее надо к нам, в туннель, на глубине там жарко.

– И ядовито, – напомнила Сома.

– Коты же почему-то не дохнут. И твари, которыми кормятся – тоже. Может, и не маются даже. Не хотелось бы наблюдать, – сказал Жереб.

– Благоприятная мутация, – пожала лишайными плечами Котта. Где она подцепила это научное выражение, никто не имел понятия. Лишаи переливались в свете смертоносных огней.

Старый Соом задумался. В словах Котта имелся резон. Правда, соваться в туннель отчаянно не хотелось, однако Соом как староста считал себя обязанным умножать знания и полагал важным лично потолковать с самкой Почвенников, когда та вернется в чувство. Таких диалогов на его памяти не было. И еще он слышал, что в туннеле было много надписей, начертанных до вмешательства Суса, и очень хотел их увидеть.

– Пожалуй, пойду, – сказал он.

– Я тоже, – неожиданно выпалил Сомм.

– Зачем? Какой с тебя толк?

– Такой, что ты старый, а остальные боятся. Вон, Сома уже обоссалась.

Это было так. Сома, ничуть не смутившись – никто не стеснялся вещей естественных, – запальчиво выставила то, что должно было считаться подбородком, а на деле представляло собой мешотчатый скос.

– Территорию метит, – мяукнула Котта.

– Всякому времени – своя территория, – веско заметил просвещенный староста. – В седую старину был город, где коты охраняли от крыс музеи. Шла война. После нее в город специально привезли целый поезд котов.

– Что такое музеи? Подозрительно спросила Котта.

– Что такое поезд? – подал голос Дажсом и тут же продолжил: – Пусть малец идет с ними. Именно что бесполезный. Хоть сообщит, если тебя, старого, поймают на клык.

– Я быстрый, да, – похвалился Сомм. – Я вжик – и выскочу.

Соом все-таки колебался.

– Я так и не пойму, на что она вам, – сказал он Котту.

Тот пожал плечами.

– Конечно, желательно в пищу. Но можно нарезать из нее приманок для крыс.

– Сначала потолковать, такое мое условие, – отчеканил Соом.

– Да на здоровье. Будешь учить язык? Раньше ласты откинешь, старый, и жабрами ссохнешься. И какой тебе прок от ее рассказов? Сом у вас есть, пересидеть можно. Жратвы хватает. Даже книга имеется почитать.

– Знать всегда лучше, – ответил Соом, хотя спроси его кто-нибудь, почему это так, объяснить не сумел бы.

– Захавай меня Махог, если туда полезу, – прогремел Жереб и демонстративно отступил.

– С твоими-то копытами, – подхватила Котта. – Все правильно понимаешь. Ты же сверзишься на первой ступеньке. В кокосовых черепах у копытных встречается мозговое молочко. – И она непроизвольно облизнулась от этого образа: расколотый кокос величиной с добрую тыкву – две половинки, из каждой удобно лакать шершавым язычком, где сосочки разрослись уже, как трава.

Самка, на вид ни слова не понимавшая из их речей, протяжно застонала. Помогая себе рукой, она вывалилась до колен и высвободила вторую. Сомм машинально бросился к ней, ухватил под мышки и выволок целиком. Она повалилась на угольный снег, который чавкнул, уже почти весь превратившийся от тепла землехода в жидкую грязь.

– Там могут быть другие, – заметил Котт.

– Покойнички, – уверенно добавила Котта. – Мертвая тишина. Я знаю ее.

Жереб ударил по землеходу копытом.

– Ну, эту дуру вы к себе точно не закатите, – заметил он Котту и Котте.

– Оно нам нужно? В рот не положишь.

– Хватит про рот, – осадил его староста, кивая на тщедушную фигуру, которая лежала ничком и слабо скребла пальцами черное месиво. Его передернуло при мысли о трупоядстве. – Это наша добыча.

– Наша, – уточнил Жереб, но без особой настойчивости. Он был туповат, как все Дети Жеребца, и, чудом сбивши вражескую машину, исчерпал свой резерв творческой инициативы и любознательности. Его интеллектуально-мнестические способности стремительно мчались к нулю.

Самка вдруг подняла голову и быстро-пребыстро залопотала. Она спешила, проглатывала слова, давилась ими, задыхалась, и многое, похоже, повторяла. И Сомам, и Котам, Жеребу чудилось, что еще немного – и они поймут, о чем идет речь; Жереб даже зашевелил ушами – не совсем лошадиными, но все-таки большими и с кисточками.

– Сомаха, проверь, целы ли у нее кости, – распорядился Соом.

Выступила древняя знахарка Сомаха. Скрипнув чешуйчатым панцирем, она присела на корточки и принялась осторожно мять самку перепончатыми, но узловатыми от старости пальцами. Серебро зашуршало. С небес спикировал почуявший пищу Сын Баклана. Он приземлился шагах в двадцати, распахнул зубастую пасть и требовательно заорал, взмахивая когтистыми крыльями.

– Кости целые, но вишь, падальщик пожаловал, – проскрипела Сомаха. – Не жилица.

– Что с Почвенниками делают дальше? Их сожигает Сус? Он собирает их за к пиршественным столом, где возлежит Сын тучного Тельца?

– А вот распорют Котики, и будем знать. – Сомаха выпрямилась, насколько позволил горб. – Волоките под землю, если собрались, не то сейчас и кончится.

Котт и Котта согласно зашипели. Соом посмотрел в сторону жерла.

– Несите, – решился он. Но сам не прикоснулся к самке. Сомм удивленно понял, что старик боится, а сам он – нет. Он оказался в чем-то выше старосты. Это было неожиданно. Сомм хрустнул плечами, нагнулся и вновь подхватил самку. Она тонко и безысходно завыла.

Воздержались от помощи и Дети Кота, но не от страха, как опрометчиво подумал Сомм, а просто не сочли это нужным. Они развернулись и побежали к туннелю. Соом засеменил следом. Сомм, тоже семеня, но задом наперед, замкнул шествие. Скрип снега слился с шорохом от волочения. Тянулись следы от рыбьих хвостов, немного похожие не то на санные, не то на лыжные.

Селение провожало их пустыми взглядами. За Детьми Сома маячил Жереб, который провожал конским оком свой бесполезный трофей.

4

Вход в подземелье когда-то имел прямоугольную форму, но с пришествием Суса оказался завален надстройкой, внешнему виду каковой было суждено навсегда остаться тайной. Сглаженные атомным жаром ступени превратились в заснеженный пандус, где четко виднелись недавние следы Котта и Котты. На коростяном лбу Сомма выступил бисерный пот. Ему не было особенно тяжело, это передавался страх старосты. Сомм не желал встречи ни с крысами, ни с новыми котами.

Пандус перешел в ровную площадку с кубическими сооружениями. Некоторые были повалены. Староста, щуря подслеповатые глаза, поглядывал на них и явно сожалел, что ковыляет мимо и некогда ему задержаться, рассмотреть остатки выгоревших надписей.

– Кофе, – произнесла по-своему самка.

Сомм оглянулся на Соома.

– Ко-фе, – повторил он. – Она так сказала.

– И что это значит? – буркнул тот. – Тащи, не отвлекайся. Здесь ногу сломишь того и гляди.

Процессия вошла в темный проем. Разные вещи светились там и тут, но недостаточно ярко.

– Эй! – окликнул староста Котта и Котту. – Огня у вас, что ли, вовсе нет? Глаза у нас не кошачьи.

– Ступайте осторожнее, – бросила через плечо Котта. – Внизу светлее.

– Это почему?

– До нас там селились Птицы. Дети Голубей. Им было плохо видно, зенки повытекли, вот понатаскали с поверхности всякого хлама. Уж сколько лет, а все тлеет.

Шагая медленно, они приблизились к стоявшим в ряд оплавленным тумбам. С обеих сторон по краям торчали будки – в том же состоянии. Проходы между некоторыми тумбами были перегорожены косыми заслонками. Дальше начинался спуск. Четыре лестницы, разделенные барьерами. Те самые стершиеся, когда-то ребристые ступени.

– Зачем туда, – сказала самка.

Соом встрепенулся:

– Туда! Она говорит: «туда»! – Это слово он понял, оно было общим. С внезапной угодливостью, ему самому непонятной по отношению к врагу, старик закивал: – Туда, туда! Надо так! Сгоришь или заболеешь наверху!

Но сразу подумал о пресловутом хламе, который переправили под землю Голуби. Будет ли лучше?

Сомм же понял, что обязательно сверзится, если ему не помогут.

– Кто-нибудь, – квакнул он. – Мне нужно держаться одной рукой. Возьмите ее с другого бока!

Котт раздраженно зашипел, но все-таки подошел. Вдвоем они повлекли самку вниз, в слабое зарево. Подножье лестницы виделось явственно. Барьеры внизу были оснащены высокими сосудами, по бокам иногда появлялись оплавленные скрученные перила, а на округлых стенах проступали изображения. Сомм, никогда сюда не совавшийся, опасливо смотрел на улыбчивых самцов и самок Махога. Изображения почернели от времени, покрылись грибами и плесенью, среди которых что-то шевелилось, но местами сохранились на удивление хорошо. Во всяком случае, можно было различить белые зубы, светлую кожу, неприятно синее небо. Впрочем, неприятным было не оно собственно, а чувство, будто Сомм нисходил не к Детям Кота, а дальше, в толщу земли, к тем самым почитателям Юды, которые веками лыбились со стен.