Алые воды "Карибского супа" - Анастасия Стеклова Страница 42

для Артемиды есть письмо, от её сестры Аллату. Та пишет о болезни, поразившей поля и рощи, о голоде и начинающемся вымирании, а потому просит сестру вернуть рабочее и головастое население в Анакреон и прекратить войну. Что ответит Артемида? Правильно, попросит отдать ей престол и трезубец. Старшая сестра откажет, и тогда город будет терять биомассу, а Регина терять время и чужое здоровье здесь. Прекрасно… Эта ветвь рода Анасис определённо прогнила насквозь. А больные ветви следует удалять, чтобы гниль не поразила здоровые. Как следует удалить Артемиду и всех её ближайших родственников. Ахиллея займет её место, и ради укоренения она даже согласна понести и родить хоть от какого антреса, пусть ей неприятны и сами их прикосновения, не говоря о склизких тощих членах с маленькими щетинками. Всё равно антресы будут воспитывать детей, даже кормить их собой, если не останется другого выхода. Всё ради Анакреона, всё ради атлатетис Атлантики.

Главное, чтобы с Люмо было всё в порядке. После завершения этого тартара она обеспечит ей достойное место в первом ярусе как героине, благодаря усилиям которой было достигнуто перемирие. Она обещала, что найдёт оружие.

* * *

Пусть больной, трясущийся от озноба Жюльен немного просветил Бесник, та всё равно чувствовала себя максимально не на месте. Особенно здесь, в этом огромном доме со множеством позолоты, картин, цветов, снующих людей, душных ароматов, разноцветных тканей мебели, стен, портьер, ковров. Все эти текстуры настолько плотно переплетались в сознании девушки, что только крепкая рука Кристины сумела провести её до нужного места, где надо было отвесить поклон, что-то брякнуть по-иберийски, соблюсти ещё несколько приличий и углубиться в ещё более пестрящее и душное помещение, вся красота которого была добыта из крови десятков и сотен людей, которым не повезло быть не в то время не в том месте. А столько свечей в относительно ранний вечер те же Леграны не могли себе позволить даже в большой праздник.

У хозяина было так много всякой вышивки и кружев на жилете и рукавах, что Бесник целый час провела, рассматривая их и делая вид, что из вежливости не глядит в глаза, благо всё говорила Кристина, сидящая по левую руку. Такие, как этот рыхлый, слащавый модник, завышающий голос и теребящий букли своего громадного парика, для капитана Ринальдино являлись главными злодеями, а потому ей пришлось сцепить пальцы, чтобы не попытаться прирезать его. Но дочь губернатора пообещала, что он и так очень скоро умрёт. Кто он, чем обладает, сколько у него богатств и есть ли сын — да не всё ли равно? Если не они, так русалки точно его грохнут, раз он "изволил путешествовать в гости к вашим соплеменникам на Малые Антилы ещё до того, как произошло это недоразумение" и высказал недовольство тем, что "альбионцы слишком много себе позволяют, в потере фрегата ни в коем случае нет вашей вины".

Хозяин угощал их фруктами и вином, но Кристине пока не удалось подбросить отраву, потому что из-за молчания Бесник иберийский господин не сводил глаз с мадемуазель Легран. Они много говорили, но беседа была вялой: Кристина была не в лучшем состоянии духа, а хозяин…

— Однако позвольте: всё это, несомненно, приятно слышать из таких прекрасных чувственных уст, но не перестало мне, сколько я бы не был добр и благожелателен, говорить с женщиной на равных, уж увольте. Прекрасные создания вроде вас не должны забивать свою чудесную маленькую головку такими вещами. Отчего же молчит ваш смуглый брат?

Бесник сделала короткий вдох-выдох и подняла голову, краем глаза следя за Кристиной. Лицо у той было бледным, несмотря на духоту. Бесник прокашлялась и начала говорить пониженным бархатистым голосом, стараясь не издавать привычных резких звуков: иберийский она неплохо знала из-за войны в Средиземном море.

— Я прошу прощения у достойного сеньора за то, что не смел остановить свою сестру за её дерзкое поведение и прошу простить нас обоих. После смерти моей дорогой матушки старшая сестра стала для меня всем. Но вы правы: я взрослый мужчина и должен сам отвечать за себя. И никакие бабы мне не указ, — последнюю фразу Бесник произнесла ближе к своей обычной манере.

Хозяин поднял выщипанные в ниточку брови на напудренном лице.

— Не ожидал, что вы всё-таки умеете говорить, сеньор Легран. Однако пара резких слов не слишком-то много сказали о вас, чтобы я мог доверить вам мои деньги. Если рыболовство управляется таким человеком как вы, или, не дай господь, вашей сестрой…

Бесник поняла, что они не сдвинулись с мёртвой точки, а потому решила сразу идти ва-банк и быстро встала.

— Взгляните на эту картину! — она указала пальцем на полотно с полуобнажённой женщиной, висевшее на стене и вывезенное, судя по всему, из Флоренции. Полотно, по мнению не разбирающейся в искусстве Бесник, было очень красивым и воздушным, а женщина очень милой, и от этого ей становилась ещё больнее при мысли о том, что она хочет сказать. Кристина и хозяин почти одновременно повернули туда головы. — Эта женщина, клянусь покойной матушкой, не заслуживает того чтобы находиться здесь, даже нарисованной! Посмотрите на её лицо! Да это же глумливая гримаса портовой шл… падшей! — вовремя опомнилась капитан и села на место. — Она не уважает нас, для неё мы все только кошели с деньгами. И что она могла бы дать нам за эти деньги? Любовь? О нет, это не любовь, это только грязь и отсутствие дисциплины! Господь презирает нас за это!

Бесник переводила взгляд с картины на господина, надеясь, что Кристина за это время подсыпет яд. Хозяин недоуменно смотрел на Бесник.

— Я не понимаю, вы мне сейчас дерзите? Считаете, что у меня дурной вкус?

Бесник сглотнула. Провокация пошла не по плану.

— Я… я… нет, у вас замечательный вкус, просто эта картина… Она вас не заслуживает, вот что я хотел сказать. В этом доме много других красивых вещей. Эта картина красива внешне, но дурна в перев… первоначале, si. За внешней красотой не сразу видно душу — истинную красоту или уродство.

Господин перевёл взгляд с картины на Бесник и обратно, после чего неожиданно расхохотался.

— Вот как! Что ж, вы правы! Я не заплатил за неё художнику, я просто взял её, а художника велел заколоть. Теперь я вижу, что картина дурна и что этот паршивец получил слишком лёгкую смерть. Но это не страшно, мне бы хотелось навестить Авзонию ещё раз, и вы теперь кажетесь мне вполне недурной компанией для этого — если, конечно,