Дмитрий Янковский - Голос булата Страница 44

Время шло, но ни солнечный лучик, ни звук водяных капель, ни свежий ветер не могли показать сколько же именно его утекло. Может день, может быть три, а может быть половина вечности… Не понять – вокруг лишь густая сырая тьма, в которой и мысли, и чувства и любое движение залипают словно упавшее яблоко в жирной грязи. Даже дыхание стало медленным и вялым, даже сны стали неотличимы от яви. Иногда, очнувшись от сонного оцепенения, можно было найти у железной двери остывший кусок вареного мяса, иногда плесневелую лепешку. Но насколько часто это случалось определить было трудно.

Откуда-то сверху все же стекал свежий воздух, оставивший в узких щелях и отдушинах животрворные ароматы горных цветов, знобящую свежесть игристого льда, запах воли, где можно скакать на коне без всякой дороги, наслаждаясь каждым моментом земной своей жизни. В мрачной темнице этот посланник вольного мира налился томящей могильной сыростью, пропитался липкой опостылевшей тьмой, но само движение, пусть одного только воздуха, уже было чем-то приятным и дружественным.

В первое время, когда умолк в своих причитаниях прикованный воин, Микулка все пытался добраться до верха, поискать эту невидимую взглядом дыру. Но сколько раз ни пытался определить высоту потолка, подкидывая снятый сапог, у него это так и не вышло. Есть там что-то вообще или этот каменный колодец лишь в хрустальном вирыи выходит? Но отступать и признаваться в бессилии никак не хотелось. Вот и теперь паренек сменил место ближе к стене и снова подкинул сапог, даже представил какую он дугу описал в здоровенной темнице, но так ни во что и не ударился сверху, шлепнулся у дальнего края. Беда… Паренек в бессильной злобе сжал кулаки и тут же услышал второй шлепок. Мягче того, с которым сапог в стену ухнулся, намного мягче, еле слышный. Микулка вскочил с пола и двигаясь на карачках стал привычными движениями ощупывать пол, выискивая то, что могло издать такой звук. Он искал и искал, путался, дважды и трижды проползал по одному и тому же месту, потом взял за приметку валявшуюся у стены обувку, пошел от нее. Так было лучше, теперь можно было ощупывать грязный корявый пол пядь за пядью, правда посбивал локти до боли и колени в кровь, но искал, искал, искал…

Сколько прошло времени? И можно ли вести речь о времени, когда ничего не меняется кроме того, что ты меняешь сам? На одном из своих зигзагов Микулка вдруг наткнулся ладонью на что-то живое и теплое, вздрогнул и отдернул было руку от неожиданности, но собрался с духом и нащупал удивительно странный для этого места предмет.

Он сразу понял, что это птица, живая, теплая, но неподвижная и грязная, наверное совсем выбилась из сил и плюхнулась с высоты в зловонную лужу. Микулка осторожно ощупал жесткие перья и почувствовал как быстро-быстро колотится под ними маленькое сердечко, едва не выпрыгивает. Птица, судя по размеру, была голубем, или горлицей.

– Как же тебя сюда занесло, горемычная… – с жалостью вздохнул паренек.

Он встал и осторожно двинулся к двери, руки нащупали каменные ступени, наконец отыскали деревянную чашку с черствым хлебом, раскисшим в воде, вылитой туда же.

– Надо бы тебе водички попить… Только утопить я тебя боюсь. Сейчас, погоди…

Микулка поднес птицу прямо к лицу и осторожно подул, стараясь вогнать свое дыхание в ее плотно сжатый клюв. Горлица встрепенулась, дернулась и тут же руки паренька рвануло вниз неожиданной тяжестью, он не удержался и повалился вперед, выронив свою ношу, ухнулся на колени и услышал негромкий, совсем человеческий стон, а окружающий воздух наполнился совершенно пьянящим, теплым, нежным ароматом густых девичьих волос, таким странным и неуместным в этом ужасном месте.

– Микулушка, ты ли это? – раздался в темноте еле слышный, но такой знакомый голос.

И тьма, и зловоние, и вязкая тишина темницы испуганно рванулись в сторону, освободили место этому голосу, теплу и пьянящему аромату.

– Дива… – только и смог прошептать паренек.

Не помня себя от радости встречи он поднял девушку на руки и отнес в самый чистый уголок выдолбленного в скале зала. Он нес ее на ослабевших от голода руках и не смотря на окружающий зловонный мрак чувствовал себя наисчастливейшим из смертных, идущим с драгоценной ношей по звездному мосту, отделяющим суету от Вечности.

– Дива, Дивушка… Милая моя… Как же ты так? Могла ведь загинуть запросто в этих горах. – шептал он, усаживая ее у стены.

– Я тебя искала… Все бы хорошо, да только в темницу нет никакого пути, только через отдушину. Не думала я, что она так длинна, узка и изгибиста. Знаешь ли, что горлицей обернуться не сложно, труднее удержаться в образе птицы? Если бы без чувств я осталась, то прямо в этой шели обернулась бы девицей, тогда уж смерти лютой не миновать бы мне. Три дня и три ночи пробиралась я через отдушину, еще бы немного и осталась там навсегда. Но Боги спасли… Только теперь поняла, что мне большего счастья не надо, кроме как быть рядом с тобой. Хоть тут, хоть в белокаменном тереме, хоть в шалаше, хоть в вирыи, всюду пойду за тобой и не указ мне гневные отцовы слова. Только бы чувствовать твои руки… Люб ты мне, молодой витязь!

– И ты мне люба, Дивушка… Больше света солнечного! Без солнца я тут столько, что одни Боги ведают, а скучал по тебе. Тут ты теперь, и ничего мне боле не надобно – ни света, ни солнца, только тепло твоего тела и аромат твоих волос. Но как могу я тебя тут держать? Злее отточенной стали ранит меня мысль, что ты разделишь в этой темнице мои страдания. Не допущу!

– Не кручинься, витязь! Для того я и летела сюда через леса, через быстрые реки, через горы высокие, чтоб сказать тебе верный способ отсюда вырваться.

– Это какой же способ? – удивился Микулка. – Тут кругом одни колдуны, им моя сила, что для волка сверчок, да и силы той у меня сейчас как у мухи осенней.

– Я проведала, что недалече в темницах заточен древний витязь из воинства Кия. Его силы достанет не только на то, чтобы стены свалить, он и горой потрясет аки веником, даже не сморщится. Сила его от Земли-матушки мало что ее перевесит. Вот бы его сыскать… Может слыхивал где его держат? Я бы отдохнула и горлицей в любую отдушину прошла.

– Хватит! – не на шутку испугался Микулка. – Уже находилась! Не хочу я тебя потерять. Да и не к чему теперь по отдушинам лазать. Тут твой витязь, к стене прикован, да вот толку с него как с козла молока, может только на пару капель поболее.

– Тут?! – радостно напряглась Дива. – Отведи меня к нему, дай с ним словом обмолвиться.

– Да что к нему вести! Сиди, вон как намаялась, горемычная… Эй, витязь! Да проснись же ты!

– Чего тебе? – вяло рыкнула тьма.

– Да с тобой тут девица хочет словом обмолвится. – насмешливо ответил Микулка.

– Девка?! – в зычном голосе послышалась куда большая заинтересованность, чем вначале. – Откель тут девка-то? И чего ей тут восхотелося?

Дива поняла, что беседа простой не будет.

– Ты выбраться отсюда хочешь? – зло спросила она. – Или уже приржавел к цепям?

– Выбраться? Разве льзя отсель выбраться? Кругом колдуны, драконов не счесть, нежить злобная коридоры охраняет…

– Погоди! – остановила его девушка. – Ты вообще пробовал хоть цепи рвануть?

– Зачем? – искренне удивился прикованный витязь. – Кругом ведь эти… Ну да, колдуны, драконы там всяческие, нежить тоже должна быть. Как же без нежити в колдовском логове-то?

– Там передохли все уж давно! – без тени усмешки сказала Дива. – А ты тут сидишь, сидишь, еще сто лет просидишь и не узнаешь, что путь свободен.

– Что ты мне брешешь? – со злобой в голосе вопросил древний вой. – Где это видано, чтоб нежить была, а потом сама собою издохла? Зачем тогда нужны были б витязи?

Девушка разочарованно вздохнула во тьме, понимая, что с этого края тянуть стоит едва ли. Воля и храбрость не были движущей силой этого воина. Можно, правда, попробовать с другого конца…

– Тогда бы, – лукаво ответила она, – витязи были нужны для продления рода!

– Девка… – раздалось из черного мрака. – Уж не от меня ль ты восхотела продлить род человеческий?

Микулке показалось, что он отчетливо видит слюну, стекающую у древнего витязя с уголка губ.

– А почему бы и не от тебя? – игриво воскликнула девушка и ткнула паренька локтем, чтоб не встревал в разговор. – Такого мужа не везде сыщешь, за таким как за каменной стеной…

– Не… – грустно выдохнул вой. – Я думал ты эээ… просто так восхотела, а ежели женой хочешь стать, так я того против. Не к чему мне жена.

– Нет так нет, – покорно согласилась она, – но уж взять меня без всяких обетов ты, видать, не откажешься?

– Без обетов? – голос из темноты заметно повеселел. – Конечно не откажусь! Иди сюда…

– Да как же ты меня ласкать будешь, коль у тебя руки прикованы?

– Ласкать? Ну да… Верно.

Из темноты раздался грохот, словно десятки булатных клиньев ударили в стену, пол слегка дрогнул и послышался звук падающих с потолка камней, а сквозь два изрядных пролома в стене хлынул поток дневного света.