Анатолий Дроздов - Витязи в шкурах Страница 47

Жаркое июльское солнце тем временем распалилось вовсю, нагревая железные доспехи так, что руку обжигало. В русских рядах вои стояли мокрые, все чаще кто-то падал, сомлев от жары. Поначалу упавшим помогали, обтирая лица и шеи водой из баклаг, но и вода скоро кончилась. Передние ряды уже не стояли прямо — колыхались. Половцы, видя это, ослабили натиск, словно ждали, когда русские сдадутся сами. Стреляли лениво — то ли стрелы берегли, то ли будущий полон.

Улеб давно слез с коня и сидел на земле, прячась в тени животного. Но все равно лицо его было мокрым, все чаще он зло смахивал со лба влагу — от пота щипало глаза. Вольга молча топтался рядом. Вдруг Улеб решительно встал.

— Больше не выстоим! Кричи, Вольга, чтоб достали последние стрелы! Ударим и пойдем к лесу. Хоть кто-то спасется…

Сотские, получив приказ, прокричали команду, и в этот миг орда степняков перед русским войском заколебалась, то ли крик, то ли вопль пронесся над лугом. И то был вопль ужаса.

— Тудор! — посветлел лицом Улеб. — Наконец-то! Старый лис — ждал до последнего! Пойдет потеха… Разворачивай строй — чтоб ни одна курва в степь не ушла! Будет им здесь речка Каяла!

Стремительный и нежданный удар свежих полков Тудора, мгновенно прижал половецкую орду к ощетинившемуся остриями копий войску Улеба. Потрепанные, но еще боеспособные конные хоругви Олега перекрыли степнякам дорогу к броду — вся орда оказалась в мешке. Судьба, которую половцы готовили русскому войску, совершила мгновенный поворот. Русская земля, куда они пришли за добычей, теперь несла захватчикам одно — уничтожение. И вершители этой судьбы, русские вои и дружинники, молча и деловито кололи, рубили, сбивали с коней стрелами охваченных ужасом врагов. И в этом молчании при страшной работе было нечто такое, что парализовало половцев, лишало их воли к сопротивлению.

Вой рожков и крики начальников не смогли привести орду в чувство. Хан с крашенным конским хвостом на гребне шлема в ярости метался среди своего гибнущего войска, пока его не заметил Тудор. Молча указал рукой своим гридням. Закованные в броню русские всадники как масло разрезали строй ханских нукеров и окружили зятя Кзы. Тот, ощерившись, бросился на врагов с саблей. И первый же гридень, мимо которого скакал хан, извернувшись, переломил ему хребет палицей. Увидев смерть предводителя, половцы стали бросать оружие…

Войско Улеба только подпирало орду сзади: у пехоты осталось слишком мало сил, чтобы нападать яростно, да и половцы помнили, что за строем русских — болото, а путь к жизни и свободе лежит через полки Тудора. И все-таки одна обезумевшая сотня бросилась на пехоту. Не ожидавшие этого русские поначалу замешкались, а потом по приказу Улеба расступились. Конная сотня на полном скаку влетела в болото и завязла. Степняки, скакавшие последними, успели остановить коней и тихо сдаться подбежавшей пехоте. Но большинство залетело в трясину, и теперь половцы барахтались в коричневой жиже, погружаясь в нее все глубже и глубже. Некоторые уже захлебывались, другие голосили, что-то отчаянно выкрикивая по-кипчакски. Без толмача было понятно: гибнут и зовут на помощь.

Молодой вой, стоявший у края болота, не выдержал и протянул ближнему к нему половцу копье. Микула перехватил его руку:

— Жарко им! Пусть напьются! Вдоволь…

— Наши также топли в соленом озере, — хмуро сказал Улеб, подойдя, — а они смотрели и смеялись.

— Коней жалко, — вздохнул Микула, забираясь на подведенного к нему половецкого жеребца. — Скотина не виновата.

Улеб повернулся и пошел прочь. Но отошел недалеко. Вылетевшая из зарослей короткая арбалетная стрела, пробив броню, глубоко вошла ему между лопаток. Князь упал на колени, мгновение постоял так и повалился набок. Микула с копьем наперевес тут же кинулся к зарослям.

— Улеб! Дружище!

Вольга тер ладонями бледнеющие на глазах щеки друга, а тот непонимающе смотрел на него широко открытыми глаза. Затем вздохнул и выплюнул на русую бороду алый сгусток. Попытался что-то сказать, но не смог — зашелся в кашле. И сразу затих, глядя в небо неподвижным взором.

— Улебушка! Милый!..

Голова князя безжизненно моталась из стороны в стороны, а Вольга отчаянно тряс его за плечи. Вои молча обступили их, наконец, кто-то догадался оторвать воеводу от тела. Вольга стоял, поникнув, слезы одна за другой проделывали длинные дорожки на его покрытом пылью лице.

Позади послышались крики. Вольга оглянулся. Микула ехал к ним, ведя на аркане кого-то связанного. Слезы застилали Вольге глаза, но он сделал усилие и присмотрелся. Узнал. Это был Лисий Хвост.

— В кустах схоронился — думал, что не замечу! — сказал Микула, пихая пленника в спину. Тот покачнулся и упал на колени. — Одного я сходу заколол, с самострелом был, не успел тетиву вдругорядь натянуть. А этот притаился. Меня увидел, хотел меч достать, но я его древком. Потрох поганый!

Микула соскочил с жеребца и сорвал с пленника шлем вместе с бармицей. Отступил удивленно:

— Наш?..

— Что за вече?

Все невольно оглянулись. Впереди подъехавшей незаметно кучки всадников сидели на конях Тудор, Олег и молодой Святополк.

Вольга шагнул вперед.

— Этот!.. Они убили Улеба… Это Лисий Хвост, воевода Святополка. Это ему князь приказал… Не хотел, чтобы Улеб вернулся в Гомий!..

Тудор обернулся к Святополку.

— Я не приказывал! — вскричал тот, бледнея. — Это он сам!

— Приказывал?! — склонился Тудор к Лисьему Хвосту.

Тот хмуро молчал.

— Я не приказывал! — срывающимся голосом повторил Святополк.

— Тогда и розыску конец! — заключил Тудор и повернулся к Вольге. — Лисий Хвост убил твоего друга — выдаю его тебе головой!

— Спаси, княже! — завопил Лисий Хвост, подползая на коленях к жеребцу Святополка. — Я верой и правдой служил твоему отцу и тебе послужу! Заступись!..

Святополк молчал, нервно кусая губы. Вольга подошел к телу Улеба, вытащил из ножен князя широкую, тяжелую саблю. Снова встал перед Тудором.

— Улеб долго учил меня, — пробормотал тихо, — а у меня никак не получалось…

Внезапно он резко повернулся на месте. Сабля в его руке, описав сверкающий полукруг, со свистом ударила продолжавшего ныть Лисьего Хвоста по шее. Голова старого воеводы подскочила и скатилась ему за спину. На миг всем открылся розовый сруб с торчащей посреди белой костью. Тут же фонтаном брызнула кровь, и обезглавленное тело мешком повалилось вперед.

— Смотри! — закричал Вольга, показывая окровавленную саблю Святополку. — Для того, чтобы ты княжил в Гомии, сгинуло три человека и среди них Улеб… Ты мизинца его не стоишь, падаль феодальная! Ты обнимал его, пил с ним мед, а сам подослал убийц! Убил брата… На Руси уже есть один Святополк окаянный, погубивший братьев за княжий стол, ты будешь вторым! Не будет тебе счастья на этом княжении! Найдется тот, кто выгонит тебя, не дав шубы в мороз, как твой изверг-отец выгнал семью Улеба…

Святополк пришпорил коня и поскакал прочь.

— Что лаешься? — миролюбиво сказал Тудор. — В вашей стороне не убивают за уделы?

— Убивают… — после молчания ответил Вольга. — Но у нас убийц судят и наказывают!

— Вот и ты наказал!..

Тудор тронул бока своей кобылки каблуками и зарысил вдоль болота, осматривая поле битвы. Вольга бросил саблю на траву.

Позади кашлянули — кто-то стоял за его спиной. Вольга оглянулся.

— Говорил тебе, боярин, что тут брат идет на брата и за имение готовы глотки друг другу перегрызть, — Микула вздохнул. — Вот… Сгубили молодого князя, а за что?.. — Микула помолчал. — Улеб меня к себе звал служить, обещал сотским сделать в Гомии. Я б пошел — он добрый, хотя для виду и покричать любил… Теперь идти некуда. Ты тоже добрый человек, боярин, и друг твой Кузьма добрый. Вы волками оборачиваетесь, а сердце у вас человеческое. А они с виду люди, а суть — волки…

Что-то мешало Вольге у шеи. Он поднял руку и нащупал стрелу, все еще торчавшую в его броне; в горячке боя он совсем забыл про нее. Вольга взял за ее черен, рывком дернул и поднес стрелу к глазам. Наконечник был четырехгранный, бронебойный. Чуть ниже и…

— Кому-то и ты дорогу перешел, боярин, — сказал позади Микула.

Сжимая стрелу в руке, Вольга медленно пошел прочь. Вои расступались перед ним, а он скользил взглядом по их лицам — чужим, отстраненным. И вдруг увидел родное. На побледневшем — так, что даже пропали веснушки, лице Василько голубели широко открытые глаза. Вольга решительно двинулся к нему. Василько упал на колени.

— Прости, воевода! — заныл визгливо. — Бес попутал!

— Так это ты стрелял? — спросил Вольга, вдруг все понимая. Василько затих. — Но почему?

— Марфуша… — Василько всхлипнул. — Люблю я ее. Давно. Стрый мне все толстых сватает, какие самому нравятся, а она маленькая, шустрая… Сначала ее за другого отдали, но он погиб в Поле, я обрадовался… Попросил, чтобы Кузьму к ней поселили, чтоб в гости ходить. А тут ты приехал…