Иван Петров - И.В.С. Страница 5

К одиннадцати народу на улицах прибавилось, я старался не разглядывать всех встречных-поперечных, но удавалось с трудом. Отвык от цивилизации, все интересно. Шпалерную чего и не узнать, если впереди Смольный собор. Только присутствие шагавшего рядом Алексея удерживало мою челюсть на положенном месте, но раз взял провожатого, то что уж теперь. Для связи с гвардией, на пару дней, потом посмотрим.

У собора встретили Ленина, я ему рукой помахал, хотел подойти, но Ленин торопился и только кивнул, быстро прошелестев мимо. С ним было еще четверо совершенно разных товарищей, очень сосредоточенно наступавших на пятки вождю. Я тут же оделся в завесу неприступной занятости и целеустремленно зашагал к зданию Смольного. Не очень надо — ручкаться со свитой, если вождь демонстрирует мне свое пренебрежение. Не так поймут, будем считать, что у всех свои дела, спешу по его поручению. Свои люди.

И только потом до меня дошло, что Ленин был какой-то слишком худой, высокий и молодой. Черное пальто меня ввело в заблуждение. Этот с бритой головой и без кепки. Да и вообще не слишком похож, хотя что-то знакомое есть. Перебдел, излишне настроился на встречу, а тут, может быть, полно народу с лысиной, усами и эспаньолкой. Маскируют Ильича от царской охранки, попробуй, найди его в такой толпе. Нужно картавых отбирать. Опять расслабился, серьезнее надо.

Будем штурмовать через центральный вход. Серьезно тут они подготовились, у дверей по бокам "Максимы" вместо стандартных дворцовых львов, на мостовой у стены пушечка-трехдюймовка. Ну и народ шарится — туда-сюда, все деловые, озабоченные, штатские. В трудах — заботах. То ли дело солдатики при входе. Покуривают, общаются, закусывают. Одна группа даже костер запалила, стулья приволокли и сидят, греются, шутки-прибаутки, клуб веселых адьютантов. И морячки — больше десятка — вольно расположились и, время от времени, дергают проходящих в шляпах, шуточки шутят. Пропускают внутрь двое: которые им бумажки суют, тех внимательно и без почтения, а вон того, с бородой — как и не заметили. Расхристанного стилягу в ковбойской шляпе — вообще чуть не расцеловали, по плечу похлопали, и — внутрь. Это чего, анархисты в карауле стоят? Мой дезертирский прикид… даже не знаю. Пусть признают и пропускают, без вариантов, ничего в голову не приходит. На абордаж!!!

Улыбаясь, кивнул на Леху — "Это со мной" — и прошел, как к себе. И все. И никто не кричит, не хватает. Будем дальше Алексею демонстрировать, какой я здесь большой начальник. Надо туалет найти и Ленина. Сначала туалет. На лестнице на второй этаж наткнулся на пристальный взгляд спускающегося товарища. Товарищи! Меньшевик пробрался в наш лагерь! Такими их в кино изображали, пробрался и попался мне, и уставился на меня. Сдаваться хочет? Буду брать.

Взяв за локоть, арестованный отодвинул меня к перилам, пропуская проходящих. Сверху к меньшевисткому отродью двигалось подкрепление из таких же киношных злодеев. Смольный захвачен меньшевиками! — эти трое, да еще сверху идут, потряхивая стандартными козлиными бородками. Евреи, само собой, ну не Чеховы же. Мыслящая интеллигенция.

Не обращая внимания на мою подготовку к обороне, вообще на меня внимания не обращая, подоспевшие накинулись на моего визави и забросали его вопросами, продолжая свой разговор, перебивая друг друга, спеша что-то шепнуть в подставленное ухо и подергивая главного меньшевика за лацкан. Громче всего слышалось; — Лев Давидович! Лев Давидович! и потом всякое шу-шу-шу. Не то, чтобы тихо, но я впал в ступор, слышал и не понимал, мысли метались, не мог выработать линию поведения. В голову приходило только одно — стряхнуть его руку и, нацепив на лицо выражение грубого безразличия, двинуться дальше.

Это провал!!!

Соберись, скотина!

Этак я и от Ленина сбегу!

Лев Давидович, чего-то знакомое…

— Товарищ Троцкий, наша фракция должна поставить этот вопрос в повестку дня! Да, я так считаю и настаиваю! И…

Я опять отключился. Троцкий, твою мать!!! По спине потек жар, лоб покрылся испариной и я вытер ладонью лицо.

— Простудились?

Несколько снисходительно-барственно, так прозвучало. Лизоблюды, наконец, заткнулись, меня окутала тишина. Мой выход.

— Только что юнкера захватили типографию "Рабочего пути". У них постановление Временного правительства. Весь тираж арестован.

— И вы, как всегда, оказались там, чтобы обрадовать нас этим известием? Ну не здесь же. Пройдемте…

И, обернувшись к своим товарищам, произнес:

— Надеюсь, вы понимаете? Не стоит предавать немедленной огласке бессильную преступную попытку заглушить голос рабочих и солдатских масс в тот момент, когда авангард этих масс с оружием в руках защищает Съезд и революцию от натиска контрреволюции. Надо подумать и выработать консолидированное решение по этому вопросу. Прошу меня извинить, у нас с товарищем срочные дела.

Я махнул Лехе, чтобы подождал меня где-нибудь тут и тронулся за Троцким. Зашли в ближайший кабинет на втором этаже, он оказался пустым.

— Как не вовремя! Теперь вы понимаете трудности руководства революционным процессом? Мы закаляли революционную энергию петроградских рабочих и солдат, мы открыто ковали волю масс на восстание, а не на заговор. Партия возложила эту обязанность на меня, Председателя Петроградского Совета! Хорошо, на нас. Вы, как член бюро, должны это понимать! Партии соглашателей своей предшествующей политикой нанесли неизмеримый урон делу революции и безнадежно скомпрометировали себя в глазах рабочих, крестьян и солдат. Какие у вас предложения, что вы вообще думаете по этому поводу, интересно было бы узнать? Я считаю, что вопрос надо вынести на обсуждение… Я считаю, что это последствие предательских действий Каменева и Зиновьева, подготовка восстания дезавуирована и последствия этого могут быть самыми ужасными. Когда их политика обструкции и подделки общественного мнения революционных классов потерпела жалкий крах, когда восстание оказалось единственным выходом для революционных масс, обманутых и истерзанных буржуазией и ее прислужниками, — тогда они сделали для себя последний вывод. Каменев член вашей редакционной тройки. Что вы теперь думаете о нем и Муралове? Я настаиваю, чтобы вы передали мое мнение Владимиру Ильичу.

Так и хотелось поддакнуть: — Просто невозможно работать! В общем-то, Троцкий не слишком испуган, скорее — взволнован.

— Я не договорил. Рабочие призвали солдат из Волынского полка, комиссары Временного правительства арестованы, газета вышла. Предлагаю захватить еще одну типографию для резервного выпуска газеты, мы не можем рисковать единственным в городе печатным органом партии. Это надо сделать сегодня, днем, в крайнем случае — ночью.

А вот теперь он испугался.

— Вы понимаете, что вы наделали?! Мы еще не готовы к выступлению! Вы осознаете серьезность положения?! Правительство немедленно примет меры, организует силы контрреволюции, чтобы бросить их на нас. Мы не сможем обороняться, если они пришлют войска! Вы…

— Для начала — это сделали рабочие и солдаты. И, поскольку процесс уже запущен, считаю необходимым принять меры для недопущения такого впредь.

— Да! Да-да. Революционный порыв масс. Наша революция есть победа новых классов, которые придут к власти, и они должны защитить себя от той организации контрреволюционных сил, в которой участвуют министры-социалисты. Необходимо срочно принять соответствующее решение ВРК, мы не можем допустить, чтобы роль нашей партии была принижена партиями соглашателей, поддерживающими правительство смертной казни и народной измены. И вам небходимо сделать сообщение о текушем положении дел перед делегатами съезда из нашей фракции на совещании….

Вообще-то, я имел ввиду резервную типографию, а не фальшивое указание какого-то ВРК задним числом. Мыслим по-разному, учту.

Голос журчащего и вскрикивающего Троцкого уже не держал в напряжении, постепенно я перестал вслушиваться и, вежливо улыбаясь в усы, перешел к оценке ситуации. Так вот ты какой, пламенный трибун, военный гений революции, вечный оппонент Сталина. Никогда не понимал, как можно настолько увлечься криками говоруна, чтобы потерять трезвость в оценке ситуации, пойти за таким. Не знаю, чего ты там умного придумал, я, как математик, вообще не воспринимаю всякие общественные дела как науку, но пока передо мной только заносчивый, несколько испуганный болтун. Еврей-полководец? Спорно, и уж никак — про этого. Даже биржевые махинации у себя в конторе этому господину я бы не доверил. Растерян, не знает что делать, но пытается командовать. Как же — представитель самой умной нации, априори гений, вынужден говорить почти на равных с полуграмотным "горским князем". Чего-то он от меня явно хочет, но ни черта не понимаю в их партийной терминологии. Сказал бы по простому.