Анастасия Соколова - Продавщица роз. Сказка Страница 5

– Прости, я вряд ли смогу помочь тебе дойти, – его голос проникал в нее, согревая и успокаивая, как теплое красное вино. – Придется намочить ноги, лужа глубокая. Но ты заглохла прямо перед моим домом – заходи, там есть горячий душ и чай.

Она вышла, утонув почти до колен в бурлящей воде, и увидела, что он, обутый в высокие резиновые сапоги, стоит, опираясь правой рукой о трость.

Дверь машины захлопнулась, замки сами закрылись, а ключ остался в зажигании.

– Никто ее не откроет, – улыбнулся юноша, медленно продвигаясь к входной двери, пронзая тростью мутную бурлящую воду.

Как только дверь его дома закрылась, ливень потерял свою темную силу, – и все, что произошло до этого момента, исчезло в черной воронке навсегда.

– Меня зовут Алекс, – сказал он, усаживаясь на стул в прихожей, снимая сапоги. – А тебя?

– Кристина, – ответила она, замечая, как все тело начинает дрожать.

– На нашей улице проблема с водостоками, и даже небольшой дождь превращается в потоп, – он встал, опираясь о стену. – Душ прямо по курсу. Голубое полотенце чистое, а в шкафу рядом можешь взять халат.

Когда Кристина вышла из душа, на кухне ее уже ждали горячий чай и булочки. Алекс пригласил ее сесть, раскладывая щипцами сахар по чашкам.

– Я раньше не встречал девушек, которым так идут короткие стрижки, – сказал он, улыбаясь.

– А я раньше не встречала парней, которые ночью ходят в солнцезащитных очках, – сказала она, улыбаясь в ответ.

Он усмехнулся, размешивая сахар, звеня ложкой о края чашки.

– Ну, это вынужденная мера. Если света слишком много, моим глазам становится нестерпимо больно.

Сказав это, он сделал паузу, подвигая к гостье тарелку с угощением.

– Что с тобой? – спросила она.

– Мне, как кошке в темноте, хватает даже слабого света, чтобы видеть. Если включаются фонари – приходится закрывать глаза, это невыносимо. Очки стабилизируют освещение, и глазам не приходится долго привыкать к его изменению.

Она снова внимательно посмотрела на свое отражение.

– Значит, вот почему на этой улице не горит ни один фонарь?

Он кивнул.

– А что с ногой? – спросила Кристина, делая горячий глоток.

– Не с ногой, а со всей правой стороной. – криво усмехнулся он, постукивая пальцем по виску. – У меня в голове – жемчужина. В последнее время она стала увеличиваться в размерах, от чего мне все сложней управлять правой стороной тела.

Чашка застыла в ее руке, и Кристина не заметила, как чай начал выливаться на стол.

– Как – жемчужина? – медленно произнесла она. – В голове?

Кристина чувствовала, как все глубже проникает в нее взгляд сквозь очки, но не отводила глаза, будто пытаясь разглядеть, что было под отражающими стеклами.

– Жемчужина – не в прямом смысле, конечно, – улыбнулся он. – Так мой отец называет необычное образование в мозге, с которым я родился. Скорее всего, это микроскопический кусочек кости, – которому там совсем не место, – и вокруг него с годами наросла оболочка. Никто не может точно сказать, из какого материала она состоит, но отец предполагает, что это генетическое нарушение метаболизма железа в моем организме, в результате которого его избыток начал скапливаться вокруг этой косточки. Точно можно узнать, лишь вскрыв мне череп, – а мой отец, хоть и нейрохирург, не желает рисковать и делать это. Но я точно знаю, что ему очень любопытно. Не будь я его сыном, он давно бы сделал мне трепанацию.

Кристина вскрикнула, почувствовав, как горячий чай выливается ей на колени из кружки, которую она слишком сильно наклонила, держа в руке.

– Черт! – крикнула она, вскакивая. – И халат твой испачкала. Прости! Но эта история с жемчужиной в голове…

– Все в порядке, – поспешил успокоить ее Алекс, вставая, чтобы подать ей полотенце, опираясь о стол.

– Так ты живешь с этой штукой в голове, она тебе мешает, и ничего нельзя сделать? – снова усаживаясь, сказала Кристина.

Алекс осторожно опустился на стул.

– Отец говорит: не важно, какие у тебя карты, – важно, как ты их разыграешь. Есть и плюсы в моей истории: это не простое образование. Это – уникальный передатчик. С его помощью я способен создавать и контролировать каналы передачи данных, степень защиты которых пока ничто не смогло превзойти. Сигналы, которые я передаю приборам и которые получаю от них по моим собственным каналам, невозможно перехватить. Скорее всего, причина тому – органическое происхождение моего передатчика. Я – живое радио, радар, маяк, приемник. Обычно я инициирую связь с приборами и перехватываю сигнал. А сегодня первый раз приборы сами со мной связались: твой навигатор и бортовой компьютер. Они разбудили меня. Куда ты ехала в такую ночь?

Кристина посмотрела в окно – на вспышки молний, яркость которых приглушали плотные шторы.

– Хотела убежать из дома. Теперь мне там не место.

– Что-то случилось?

– Да. Мама долго болела, а неделю назад умерла. Я надеялась, что, если буду с ней рядом, как могу, она выживет, – но это не помогло. Даже волосы обрезала, как она. Но теперь ее нет, а я осталась. Мои волосы отрастут снова, но в этом нет ничего радостного. Даже, если бы я согласилась ходить лысой всю жизнь, она бы не выжила. Все зря.

Конец ознакомительного фрагмента.