Вот это жизнь! - Михаил Леккор Страница 50

Но потом сказал свое слово — в большие золотые кубки — почти братины — он наливал не вино или мед, как положено, а любимый напиток царя — гданьскую водку, слегка облагороженную на сей раз старым медом.

Первому Даша преподнесла, конечно, самому важному и благородному гостю — царю Петру Алексеевичу. Монарх, естественно, знал этот древний обычай, но удивился, увидев и пронюхав водку, однако выпил, раз дают. Зато на закуску, тоже по обычаю (чуть-чуть), воспользовавшись, что невеста подошла отдавать золотое блюдо (кубок-братина был уже в руках царя), он схватил ее и поцеловал прямо в алые губы.

Гости неслышно зашумели. Ведь, с одной стороны, как-то соромно смотреть на такое блудство, с другой стороны, и почти по обычаю и целует сам господин и царь! Посмотрели на близких родственников — мужа и отца.

Однако новоявленный муж Дмитрий по традиции будущего XXI века посчитал, что это нормально. А отец Александр Никитич тоже так решил, но наоборот, что по стародавнему обычаю, когда их господине, царь и миропомазанник божий, принародно целует невесту, то он выделяет их род. Монарх ведь по молодости лет немного шебутной, но он все равно монарх и не им судить его, как делает простонародье.

И когда все повернулись к ним (царь в том числе), Хилковы (природный и приданный) вместе поклонились. При этом старый князь поклонился по-московски низко, а молодой по-новому, как европеец, поклонился легко, реверансом. Очень интересно и занятно. И ведь царь даже улыбнулся!

Но всех шокировала невеста. До сих пор она вела себя, несмотря на вызывающий наряд, сугубо по старомосковским традициям — скромно, глаз от пола не отрывала, первая не заговаривала. И, вообще, старалась от кормильцев мужа и отца ненароком не отрываться. Даже пошла с блюдом и братиной, так и тогда только от стародавней традиции.

Но тут, когда царь поцеловал ее, то вдруг подняла лицо и посмотрела в глаза царю, а потом со словами благодарности по-голландски протянула сначала две руки с золотым блюдом для отдаривания, а потом, пусть и скромничая и немного подергиваясь всем телом, одну руку — для поцелуя.

Это ведь в XIXвеке благородные дворянские женщины просто давали руку для поцелуя. А мужчины, благодаря женщин за их красоту и благородность, целовали ее.

В начале XVIII века у московских девушек принято было показывать скромность и чистоту и ничего не показывать, кроме лица. Протягивание почти голой, о господи, руки для российского общества этого века, означало, для общества XXIвека, ну не знаю, как стриптиз что ли, оголивание женской груди. Не каждая на это решится, а уж что в обществе подумают, ха!

Но больше всех волновался и будировал (будоражил) сам муж Дмитрий. Эта сценка с несколькими голландскими словами, которые Даша выговорила с чудовищным акцентом, а потом протягивала руку чужому мужчине (не мужу!) вчера проигрывалась весь день. А в перерывах он отбивался от Даши и от ее незабвенного отца.

Его бы, наверное, все равно бы послали, кто, как мог, с его странными хотелками, если бы не две крупное НО:

Во-первых, он становился мужем, что по старомосковской традиции означало, что для Даши он будет где-то абсолютный господин и властитель. Эту социальную стародавнюю черту петровская эпоха смягчила, но не уничтожила, и жена подчинялась мужу во всем практически до советского периода в ХХ веке. Что же уж туи говорить о начале XVIII века! Ни Даша, ни ее от Александр Никитич даже не думали сопротивляться!

И, во-вторых, Даша должна была играть с не просто чужим мужчиной, а с царем, то есть господином и общим родителем. Ей не надо было скромничать, до какой-то мере, он тоже был родным мужчиной. И даже то, что она была княжна из старинного боярского рода, только сближала ее с царем, что всегда подчеркивали аристократы из боярской верхушки. И что тогда горевать?

Тем более, новомодное и весьма вызывающее хотя бы отчасти поведение Даши сыграло на пользу всем Хилковым. Царь, что-то почти промурлыкав что-то невесте, от чего она вновь густо покраснела, подошел к мужским представителям рода. Легкий тычок в грудь и (привычно, по-немецки):

— Хороша у тебя жена, герр Дмитрий и поведению ты правильно учишь. Дичок пока, но уже немного говорит по-голландски. Я тобой доволен!

И уже к старшему Хилкову, князю Александру Никитичу по-русски:

— Не зря пришел на свадьбу. Князь Александр, я вижу молодые у тебя живут по-новому. Гут! Иди и ты туда же и тебя награжу!

Он крепко хлопнул по плечу, что, как известно, означало высшее благоволение царя. Александр Никитич был по боярски спесив и не терпел даже прикосновения. Только рукой иногда и только «братьев» из боярской Думы. Но сейчас он был доволен до легкого обморока. Царь почти признал его своим! И пусть Петр Алексеевич сейчас после братины водки, поданной ему Дашей, изрядно был пьян, но ведь не гневался, как на других бояр, а ласково разговаривал. А ему ведь и много не надо — чтобы Даше было изобильно, да вот теперь зятю Дмитрию хорошо.

А это требовало, такое уж время, чтобы и глава рода Хилковых был на хорошем счету у царя. Иначе, если он будет гневить, то и остальном солоно придется, даже, пожалуй, и Дмитрию. Тот, хотя и приходится у царя на хорошем счету, но теперь Хилков и монарх это, несомненно учтет.

Гости меж тем уселись за стол — славословить молодых, пить старый мед да фряжское вино и, сугубо для царя и для его приближенных, гданьскую водку… ну а во главе стола молодые да отец рядышком. Тот хоть ел что-то неброское и пил кубок с медом (больше, скорее показывал, чем пил). А молодые ни то, ни другое. Все по давнему обычаю!

А Дмитрий и Даша, пусть через силу, но были обязаны благодарить каждый тост гостей и целоваться по общему требованию. А те и рады стараться, особенно с каждым фужером и бокалом вина, меда и водки.

Гости с весельем, а молодоженам в тягость. И никому ведь не пожалуешься, обычай! Но еще с большим требованием приходила к ним любовная нега. Дмитрий только сейчас понял, что это и не издевательство над женихом и невестой, а своего рода подготовка перед