Александр Владимиров - Таинственный монах Страница 6

— Отец игумен хочет видеть, Вас, у себя. Мне же велел, Вас, проводить к нему.

Щукин потянулся. Нехотя, словно устал, поднялся с кровати. С трудом, морщась от боли, надел сапоги. Чем вызвал удивление у инока. Накинул пиджак и проговорил:

— Ну, пошли.

Семен Федорович прикрыл дверь кельи и поспешил за монахом, который прибавил шаг, по длинному коридору, мимо монашеских келий, откуда доносились до Щукина то храп, то речитатив молитв.

Они вышли на улицу. Вскоре они оказались у ворот центрального собора. Монах перекрестился (Семен Федорович последовал его примеру) и вошел в небольшую калитку, что была в стороне от главного входа.

В церкви Щукин бывал несколько раз. Один раз заскочил свечку поставить за упокой души безвременно ушедшей супруги, другой раз… Впрочем — не важно. Сейчас он оказался в соборе в пятый раз. Остановился в дверях и замер, пытаясь отыскать глазами настоятеля. Монашек это заметил и произнес:

— Следуйте за мной.

Игумен ждал его в маленькой комнатке, что находилась за иконостасом. Это был дюжий мужчина, лет сорока, неизвестно по каким причинам оказавшийся в монастыре. Телосложение богатыря, а не как уж — не инока. Хотя, подумал Семен Федорович, скорее всего и Пересвят и Осляба были именно такими. Если было бы нужно спрятать сокровища, то игумен мог справиться один. Щукин взглянул на его руки. Да, такими ручищами настоятель запросто мог завалить здоровенного кабана, если бы тот сдуру выбежал навстречу.

— Мне доложили, что, Вы, хотели бы принять постриг, — проговорил игумен, когда за монахом закрылась дверь.

Семен Федорович вздрогнул. Честно признаться, внешность, голос — произвели на путешественника впечатление. Щукин игумена совсем не таким представлял. Думал, что тот полный будет, но нет, этот скорее на военного походил. Выправка у него была, как у служивого, а когда тот прошелся от одной иконы к другой, Семен Федорович был готов поклясться, что так и было на самом деле.

— Если это единственная возможность замолить те грехи, что я совершил. То да. — Проговорил Щукин.

— Возможность вероятно не единственная, — продолжил батюшка, — да и способов искупить грехи множество. Сейчас, когда власть в стране принадлежит народу — я не могу, Вас, убеждать, а уж тем более уговаривать. Видите ли, сын мой, ходит слух, что церковь собираются окончательно закрыть. Не нужен институт церкви — советской власти, ой, не нужен. Страна катится в пропасть геенны огненной, еще немного и мир погрузится в разврат. И на нашу, не раз страдавшую землю, накатится волна отчуждения. И тогда Бог отвернется от России. И если случится, не дай бог, война, и ворог будет стоять на рубежах наших… тот просто не придет к нам на помощь.

Отдавала слегка театральщиной. Семен Федорович чуть не произнес — "Не верю", но сдержался. Кем бы ни был этот человек, до того, как стал настоятелем пустоши, сейчас это уже не было так и важно. Под личиной монаха — скрывался психолог. Хотя, тут Семен Федорович поймал себя на мысли, священник он в чем-то психотерапевт. Лечит людские души, спасает от самоубийств и прочих грехов. Может и в Щукине, тот разглядел чистую душу?

Игумен улыбнулся и вдруг сменил направление разговора, вернувшись в прежнее русло.

— Грех можно искупить и по-другому, — продолжил тот, — Меня вот недавно убеждали, что вы, сын мой, агент ОГПУ. Якобы посланы — узнать о сокровищах монастыря. Клевета это. То, что вы служили, в этом я не сомневаюсь. В Вас нет того, что есть в людях работающих в милиции или в ГПУ. Ваши глаза. Они не такие, как у большевиков. В них я вижу скорее тоску, чем ненависть.

Он подошел к окну. Посмотрел на монахов занимавшихся делами. Потом оглянулся, прищурил глаз и сказал:

— Поэтому я хочу предложить одно дело, — и, увидев выражение на лице Щукина, добавил, — скоро, скорее всего, через неделю начнется попытка захвата монастыря милицией. До меня дошли сведения, что в Рыбинске уже началась подготовка. Советская власть хочет изъять монастырские ценности. И тем самым пошатнуть устой церкви в государстве.

Он вздохнул, опустился на обтянутый бархатом стул. Закрыл лицо руками. Просидел так минут пять. Облокотился на стол и продолжил:

— Ценностями они называют — кресты, подсвечники… ну, все золотые вещи, что мы используем в богослужении. Попытки уже были, да и этот монастырь, пока не пришли мы с братьями подвергался лет пять назад разорению. Я же хочу предложить вам возглавить оборону монастыря, и этим самым искупить свои грехи. Мог бы и сам, да вот только боюсь, опыта не хватит.

— Но… — начал, было, путешественник, но священник перебил его:

— Убийств не будет. От силы горячее масло, которое мы будем лить не на осаждающих, а перед ними. Не давая подойти близко к стенам. Наша задача просто спрятать ценности в подземельях монастыря. Я понимаю, что монастырь по любому погибнет. Если это уже началось, то ничем и не изменить. От неизбежного не уйдешь. — Монах замолчал, посмотрел в глаза Щукину, и спросил, — Вы готовы, сын мой, нам помочь?

— Я, пожалуй, соглашусь. Но мне бы хотелось съездить в родные места, — проговорил Семен Федорович, — боюсь, что в любом случае осада для меня будет последняя.

Игумен задумался на секунду.

— Хорошо. Я дам вам такую возможность, — молвил он. — Дня вам хватит?

— Вполне.

Было удивительно, что здесь в прошлом его приняли, за человека этой эпохи. Ведь он всего-то перед отправкой пару книжек по истории проштудировал. Хорошо, и то, что в чекисты не записали. Конечно же, архиепископ лукавил на счет его походки, хоть он и служил в суворовском училище, но вряд ли та строевая подготовка, оставила в его действиях такой уж явный след. Единственное, чего опасался сейчас Семен Федорович, это то, что к нему просто могли приставить "хвост" на момент его путешествия в Мологу.

До вечера Семен Федорович гулял по подворью монастыря, изредка прогуливаясь по коридорам монастыря, любуясь через "бойницы" окрестными пейзажами. Монашек составлял ему компанию, иногда поясняя, что есть что.

Восточная сторона обители выходила к реке Молога, от которой строения отделяло небольшое поле, заросшее мелким кустарником. С западной лес, отгороженный пашней, на которой уже колосился овес. На северной — впрочем.

— Вон те разрушенные здания, — пояснил монашек, — три гостиницы для богомольцев, школа. Кирпич пошел на усиление стен монастыря, — тут же оправдался, — сделали это белогвардейцы. Они вообще мечтали превратить обитель в неприступную крепость.

Щукин понимающе кивнул. В лучшем состоянии были баня, амбар, конный двор и кузница. В монастырском саду иноки собирали урожай.

Когда же хождения надоело, Семен Федорович попросил монашка оставить его в одиночестве. Когда тот выполнил просьбу и ушел, то отправился на поиски подземного хода. Щукина поразило, что инок оставил его одного. Путешественник во времени не мог и вообразить, что сможет вот так вот быстро завоевать их доверие в это тяжелое, для них время.

Он обнаружил ход, когда стемнело. Заброшенная, отсыревшая дубовая дверь скрывалась в одном из подвалов восточной части стены. Ни о какой охране выхода монахи и не помышляли. Щукин воспользовался этим и приоткрыл дверь.

Из подземелья ударил сырой затхлый воздух. Пахло мышами и плесенью. Где-то вдали слышалось, как падали капли воды, ударяясь об булыжный пол.

— Мерзость, — произнес Семен Федорович, — и как это монахи собираются прятать свои сокровища. Да они здесь за месяц сгниют. Особенно книги.

Щукин, конечно же, преувеличивал, но не намного. Он как бывший вор, понимал, что иконы в такой сырости потеряют свою первоначальную ценность. Прогулялся до выхода из монастыря. Отметил для себя ориентиры, если придется добираться сюда не из монастыря, и только после этого вернулся в лабиринт.

Семен Федорович чихнул, уже выходя из дверей. Вытер платком нос, огляделся, пытаясь выяснить, не смотрит ли кто за его странным поведением. И только после того, как убедился, что все нормально, отправился в келью.

Второй день в прошлом.

Поутру Щукин отыскал Тимофеевича. Крестьянин возился с телегой, запрягал в нее лошаденку. Приметив попутчика, мужичок улыбнулся.

— Не могли бы, Вы, меня, Егор Тимофеевич, в Мологу отвезти?

— В Мологу?

— Ну, да в Мологу, — подтвердил путешественник.

— Э, да вам повезло, Семен Федорович. Это, наверное, совпадение, но настоятель просил меня съездить туда по важным делам. Надолго?

— На день.

— А как же — обратно? Я ведь обратно не скоро вернусь. У меня там и у самого дела.

— Да как-нибудь вот доберусь, или ты считаешь, Егор Тимофеевич, что кроме тебя в сторону Рыбинска больше никто не поедет? — сострил Семен Федорович.

— Могут и не ехать.

— Ну, тогда пешочком прогуляюсь. Прогулки, они ведь для здоровья полезны.