Серж Брусов - Эклиптика Страница 6

Главная улица пересекалась с двумя поперечными: сначала с первой – пошире и с виду оживленнее, а в самом конце – со второй – поуже, но подлиннее и, на первый взгляд, совсем заброшенной. Схематично это выглядело очень похоже на букву Т с еще одной «перекладиной» (примерно вдвое короче верхней), расположенной аккурат посередине длинной «ножки». Около каждого из перекрестков стояло по старой водопроводной колонке. Я подошел к одной из них и чисто из интереса нажал на рычаг. Из крана практически сразу ударила мощная струя кристально чистой воды и, разбившись о камень, «вмонтированный» в землю, слегка забрызгала мне кеды.

На дальнем перекрестке я повернул направо и двинулся вглубь по узкой поперечной улице. Здесь уже не было асфальтовой дороги, и чувство попадания в глубинку за сотни километров от Москвы усилилось. В этой части деревни заброшенных участков наблюдалось значительно больше. На многих из них дома отсутствовали вовсе, на других можно было различить следы давних (и не очень) пепелищ, а откуда-то до сих пор слабо тянуло пожаром. Оставшиеся «в живых» избы представляли собой давным-давно не обитаемые строения: какие-то ушли в землю на четверть высоты – почти по самые окна, другие клонились набок под таким неестественным углом, что легко могли бы вписаться в какое-нибудь сюрреалистическое художественное полотно. Отдельные постройки вроде бы твердо стояли на земле, но были старыми, потемневшими от времени, с облупившимся давним слоем краски, мутными стеклами, да и вообще выглядели так, что никакого желания долго задерживать на них взгляд у меня не возникало.

Среди всех них несколько выделялся последний дом, расположенный в самом конце улицы, упирающейся в густые заросли. Этот явно был обитаем – выглядел хоть и не очень ухоженно, но намного лучше, чем все, соседствующие с ним. Стены были окрашены в светло-коричневый цвет, оконные рамы – в голубой, а крыша – в темно-зеленый. Краска, конечно, была положена давно, цвета несколько выгорели на солнце, но всё равно производили хорошее впечатление и говорили о не-безразличии хозяина к внешнему виду своего жилища. Участок был обнесен старым, но ровным и целым забором, на деревянной калитке красовалась ржавая прибитая гвоздями подкова, а под ней – железный ящик для писем с небрежно написанным номером 36.

Сразу за последним домом, «обрубая» грунтовую дорогу, начинались беспорядочно переплетенные между собой кусты, прямо в центре которых, однако, располагался «проход» куда-то вглубь. Низкие заросли постепенно переходили в деревья повыше. Сначала я подумал, что тропинка, ныряющая в кусты, ведет в лес, но, подняв глаза, заметил, что за кронами вязов и плакучих ив виднеется просвет вечернего неба. Это позволяло сделать вывод о поляне или еще каком-то пространстве, располагавшемся позади небольшого перелеска. Мне стало интересно и я, недолго думая, нырнул в зеленую толщу.

Под кронами деревьев было существенно прохладнее и темнее. Практически сразу же меня окружило облако мелкой мошкары и несколько комаров – явления для центра Москвы уже далеко не первый год как удивительно редкие. Ширина перелеска оказалась совсем небольшой – метров пять-шесть, но густая зелень, сужавшая тропинку, зрительно удлиняла дистанцию. В траве стрекотали то ли сверчки, то ли еще какие-то «музыкальные» насекомые, сверху доносились прерывистые трели неизвестных мне птиц, а где-то совсем рядом, чуть в стороне от меня, то появлялся, то исчезал отчетливо слышный шорох. «Звуки природы», – вдруг подумалось мне, – «насколько же быстро мы отвыкаем от них, живя в городе». Не успел я додумать свою мысль до конца, как на тропинке, примерно метрах в трех впереди, появился и сам объект, порождавший шорох.

Им оказалась обычная «дворняга» – потрепанный жизнью бурый пес средних размеров со свалявшейся шерстью и умными глазами. Собака стояла точно посередине тропы, занимая ее большую часть, и внимательно смотрела на меня. Я остановился, но, немного поколебавшись, продолжил путь, рассчитывая как-нибудь обойти животное стороной. Пес, заметив движение в свою сторону, резко занял оборонительную позицию – чуть присел на задние лапы, вытянув передние, оскалил острые зубы и тихо утробно зарычал. Мне стало ясно, что дальше путь закрыт и, чуть поразмыслив, я благоразумно решил отступить, очень медленно и без резких движений.

Несмотря на то, что солнце почти скрылось за горизонтом, контраст между перелеском и открытым, пусть и не слишком широким пространством деревенской улицы был настолько силен, что я невольно прищурил глаза. Последние красно-желтые лучи с трудом пробивались сквозь кроны деревьев, а рой мелких мошек, кружащих перед самым носом, становился всё гуще. Часы показывали начало десятого – как оказалось, я, сам того не заметив, провел в этой деревне целых полтора часа. Еще раз оглядевшись по сторонам, я, под глубочайшим впечатлением от этого странного, богом забытого места, побрел обратно – в направлении автобусной остановки.

Через пару пустующих участков от крайнего (казавшегося обитаемым) дома начиналась территория, обнесенная высоким металлическим забором, покрашенным в синий цвет. За оградой едва проглядывалась крыша строения, но было непонятно, что именно представляет собой постройка – старую отремонтированную избушку либо небольшой новый коттедж. Скат крыши был покрыт красной черепицей, а труба дымохода – выложена из кирпича того же оттенка. Мое внимание мгновенно привлек лист бумаги, упакованный в полиэтиленовую обложку («файл») и приклеенный скотчем к входной калитке. На нем было всего два слова: «Жилье сдается». Чуть ниже следовала череда цифр – номер телефона. Ни секунды не раздумывая, я сфотографировал объявление на камеру мобильного и, еще раз взглянув на часы, быстрым шагом направился в сторону «Москвы».

Зима. Глава 7

– А что видишь ты? – я не понимаю, что имеет в виду Призрак под словами о «совсем другой картине».

– Давай об этом попозже. Лучше расскажи мне, что находится в твоем поле зрения прямо сейчас? Я почти настроился, но так будет быстрее.

Я не решаюсь допытываться, на что почти настроился Призрак, и просто описываю всё, что вижу: здание Киевского вокзала по правую руку от себя, небольшой ряд одно-двухэтажных строений прямо напротив него и сквер, начинающийся непосредственно за постройками. Слева к скверу примыкают несколько старых невысоких домов, а где-то вдалеке за ними, над крышами темных бараков сверкает новизной шпиль только что построенной гостиницы «Украина».

– Всё, вижу. Отлично. Удивительно интересное место.

– Теперь ты видишь моими глазами? – предполагаю я.

– Почти. Я понял, где ты находишься и что наблюдаешь вокруг. Сейчас я просто очень хорошо представляю, что видишь ты. Так, будто сам в данный момент нахожусь там же. Может, прогуляемся до «Украины»? Заодно расскажешь мне подробнее об этом месте.

– Идем. Но тогда ты посвятишь меня в то, что происходит.

– По рукам.

Мы (теперь мне кажется, что я «иду» не один) движемся налево, вдоль сквера, но не «заходя» в него. Я вспоминаю название улицы, на которую нас должен вывести переулок, и ее примерный облик. Это Большая Дорогомиловская. «Пройдя» мимо нескольких низких строений, мы ее достигаем, но выглядит она вовсе не такой, как запечатлена в моем сознании. Но, принимая во внимание эпоху, в которой мне довелось оказаться, шокирован я не слишком сильно. Вместо высоких кирпичных многоквартирных домов на противоположной стороне улицы располагаются скромные лачуги общежитского типа и пара простеньких особняков. Легкий ветер порой поднимает в воздух снег с верхнего слоя сугробов и, разнеся его по округе, завывает где-то в подворотнях.

– Ты помнишь это место не таким, – «говорит» Призрак.

– Я его не то чтобы помню… просто есть представление о том, каким оно должно быть. Но гораздо, гораздо позже. Минимум на пол-века. Это центр Москвы. Не самый крутой, но довольно престижный район. Я его довольно хорошо знаю, отсюда и до Поклонной Горы, это в западном направлении. Есть ощущение, что мне нравилось бывать здесь. В том времени, которое кажется мне моим.

– Полагаю, иначе и быть не может. Что-то это место для тебя точно значит. Только со временем непонятно… на пол-века позже! Хммм…

– Кстати, теперь твоя очередь рассказывать, – я напоминаю Призраку об уговоре и тут же спрашиваю, – что все это значит? Где я?

– Ответить на этот вопрос можешь только ты сам.

Меня начинают слегка раздражать расплывчатые заявления собеседника, и я прошу больше конкретики.

– Ну, в общем, так… – начинает Призрак. – То, что ты видишь вокруг… не ты попал сюда. Это место возникло из-за тебя. Конечно, на самом деле ничего этого нет. Но…

– Стоп-стоп-стоп, – я резко его останавливаю. – Это всё – у меня в голове? Или, может быть, я сам – тоже у себя в голове? У себя, лежащего в коме, например? Так ведь бывает?