Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов Страница 68

В ответ я недоуменно пожимаю плечами.

— Как кто?! Вы, да народ тверской, мне такое право и дали! — Глядя на их искреннее возмущение, растолковываю. — Вы Калиду стратегом избрали для чего?! Для того, чтобы он учил народ город оборонять. А как он это делать будет, мы не обговаривали и на его разумение оставили. Вот он и учит, чего вы возмущаетесь?!

На такое им ответить нечего, и я добиваю их.

— Так что, господа, вот вам первая оценка — плохо! Даже очень плохо! Набат звенит, а ворота настежь, народ безоружный на улицах глаза таращит, а бояре, защитники народные, вместо того, чтобы оборону организовывать, ищут наместника дабы обиды свои излить. Так мы от врага не убережемся! — Дав им минуту усвоить сказанное, говорю уже смягчив тон. — Через час на площади соберется весь город, будет разбор нынешнего безобразия. Ежели вы все придете в полной броне и оружии, так сказать, покажете пример, то я принародно поминать про ваши косяки не буду. Мне ваш позор ни к чему, мне дело от вас нужно!

* * *

Выхожу на площадь и меня сразу же встречает гул недовольных голосов. Окидываю взглядом выстроенные по периметру разномастные шеренги горожан и думаю:

«Да уж, организовать этот хаос будет не просто».

Взгляд скользит по линии зипунов, валенок и лаптей, а ближе к княжому терему упирается в загнутые носы дорогих сапог и воротники собольих шуб.

«Бояре пришли, это уже хорошо, — мелькает в голове, — пусть народ видит, что верхушка города мои действия одобряет».

У входа в башню меня ждет десяток алебардщиков. Это мои лучшие бойцы, из первого пехотного взвода. Одеты они тоже показательно в новенькие сапоги и шинели из валяной шерсти. На груди блестят вызывающие восторг медные пуговицы, а в руках зажаты отполированные ясеневые древки алебард с грозными лезвиями топоров. На головах привлекающие внимание бронзовые каски, и в отличие от нестройной толпы горожан эти вымуштрованы как парадные гвардейцы.

Взводный командует смирно, и я, отдав честь, направляюсь к ближайшей шеренге. Чеканя шаг, десяток следует за мной, и все это производит на площадь то впечатление, которое мне требуется. Стоящий над головами гул затихает, и все с интересом рассматривают печатающий шаг отряд.

Подхожу ближе, жестом останавливаю своих бойцов и иду вдоль строя горожан уже в одиночестве. Молча отмечаю, что ни мечей, ни кольчуг, нет и в помине. У трети в руках зажаты рукояти топоров, а у остальных или копья разной длины или вообще дубины.

«Да уж, вояки что надо!» — Хмыкаю про себя и, не торопясь, всматриваюсь в хмурые бородатые лица.

Гончарный конец сменяется суконным, потом плотницким и кожевенным, но общая картина не меняется. Вооружение у всех почти одинаковое. Получше дела обстоят разве что у кузнецов. В их рядах поблескивает несколько кольчуг, да и при топорах почти все.

Строй заканчивается, и я вижу, как Калида, прекратив орать на кого-то из задних рядов, спешит присоединиться ко мне. Не дожидаясь его, молча разворачиваюсь и иду обратно. Если честно, это не какой-то хитрый ход, это растерянность. Я не знаю с чего начать. Проблем не счесть! Это же не бойцы, а стадо какое-то! Как их учить, как вообще до них достучаться?! А оружие?! С таким вооружением от них пользы немного! Их надо учить, их надо вооружать, а на какие шишы?!

«Может рановато я все это затеял?! — Мелькает в голове пораженческая мысль. — Поднакопил бы сначала деньжат, собрал бы вокруг себя сторонников, да гвардейцев бы нанял побольше, а потом уж и за гражданское общество принимался».

Неожиданно проникаюсь пониманием, что со всей глыбой сразу не справиться и надо бы задачу разделить на этапы.

«Для начала было бы лучше, если бы по тревоге выходил не весь город, а хотя бы та часть, которую сегодня можно удовлетворительно вооружить». — Задумавшись, застываю на месте, и тут напряженную тишину вдруг нарушает недовольный возглас.

— Так это, наместник, долго нам еще тут торчать-то?! Ты звал, мы собрались! Коли все, наигрались, так отпускай народ, у всех дома дела неотложные ждут!

Останавливаюсь и меряю взглядом крепкого невысокого мужика со злыми глазами на заросшем черной бородой лице. Сзади негромко звучит голос Калиды:

— Десятник, Истома Глина, он же выборный староста гончарного конца.

Обвожу взглядом хмурые лица и интуитивно нащупываю правильную линию поведения.

Подойдя вплотную к мужику, вскидываю на него нарочито вдумчивый прищуренный взгляд.

— Вот скажи-ка мне, Истома, тебе Калида говорил какую часть стены по набату твой десяток должен занять?

— Ну, говорил, — мужик непонимающе пожал плечами, — и шо?!

Проявив изрядное терпение, не повышаю голос.

— А то! Чего ж не привел людей туда, куда сказали?

— Так ведь нету ворога у ворот, чего же нам на стену то лезть!

Стараюсь сохранять хладнокровие и спокойно уточняю.

— Подожди-ка…! Стало быть то, что городской думой Калида избран стратегом и обязан учить вас военному делу, ты знаешь, так?! — Дожидаюсь, пока староста мне кивнет, и продолжаю. — Он тебе все растолковал: по какому сигналу надо собираться, какое место на стене твоим людям следует занять… Так?! — Вновь терпеливо дожидаюсь утвердительного кивка и повышаю голос. — И вот, услышав набат, вместо того, чтобы делать то, что сказано, ты, раззявя рот, стоял и пялился на колокольню вместе со всем гончарным концом. Так было?!

В этот раз, предчувствуя недоброе, мужик замялся с ответом, а я давлю сильнее.

— Вы думаете, что с вами шутки тут шутят?! Ежели не поняли еще, так спросите у рязанцев, переяславцев, черниговцев, они вам расскажут, сколько они на стенах продержались с таким подходом. По всему южному пограничью пожарища, то русские города горят. Со дня на день Чернигов падет, а вы тут чинитесь — выполнять приказ или подумать еще, есть ли там враг у ворот али нема!

Разойдясь, я яростно зыркнул по сторонам.

— Уясните вы себе, когда враг у ворот встанет, уже поздно будет! Поэтому, за невыполнение прямого указания стратега города накладываю на гончарный конец штраф в две куны.

Последнее задело старосту за живое, и он аж взвился.

— А чего нас то только?! Все ж стояли, не мы одни!

На миг делаю вид, что задумываюсь, а потом неожиданно соглашаюсь.

— Ты прав, Истома! Чего это я на тебя одного ополчился?! С каждого конца по две куны штрафа за расхлябанность и ротозейство!

Площадь