Вадим Чекунов - Тираны. Императрица Страница 8

Прошло еще два года, прежде чем Дун Ли удалось накопить денег и выложить их на стол перед хозяином прокатной конторы. Конечно, коляску, которую он купил, новой назвать было нельзя — но все же не та рухлядь, что выдавалась ему в аренду. Что ни говори, а коляска была хороша — с удобными ручками, крепкими спицами и добротными шинами, а тент ее был прорезинен и прочен, без дыр — никакой дождь не страшен пассажиру. Мечта, а не коляска! Главное — своя! Теперь-то нет нужды падать на кровать глубокой ночью и вставать уже через пару часов. Ведь успеть в контору нужно к раздаче — иначе достанется самая захудалая. Дун Ли решил по утрам отсыпаться, накапливать силы, а наверстывать заработок можно и вечером — в это время рикш на улицах становится немного. Спрос хоть и падает, но все-таки имеется, даже на ночные поездки, особенно если путь лежит в увеселительные кварталы. И цена поднимается, за риск. Оказаться избитым и ограбленным в темном глухом переулке мог любой, кто праведному сну предпочел сомнительные приключения. Простоватый Дун Ли полагал, что уж его-то никто не тронет — во-первых, он молод и довольно плечист, злоумышленники остерегутся связываться с крепким человеком, а во-вторых, он всего лишь обычный рикша, с которого нечего взять. Дун Ли немного волновался за выручку, ведь спрятать ее было решительно некуда. Пробовал в матерчатых тапочках — но натер на ступнях такие волдыри, что потерял несколько рабочих дней. Засовывать монеты под обшивку сиденья он побоялся — а ну как попадется такой пройдоха, что нащупает и украдет…

Правильно говорят: «Никогда не знаешь, что думает Небо…» Однажды, незадолго до Праздника фонарей, Дун Ли повез подвыпившего гуляку в один из домов «зеленого квартала» Седок упрашивал его подождать час-другой, чтобы после девиц заехать еще куда-то. Но Дун Ли, не любивший пребывать в злачных районах, да еще и поздней ночью, отказался. Высадив клиента, бранящего его за упрямство, парень поспешил прочь из опасного места, с трудом ориентируясь в темноте — призывные огоньки и окошки нехороших заведений остались позади, и вот-вот он должен был выбраться на широкую улицу. А там уже безопаснее — время от времени проходит ночная стража…

Вот тогда-то на него и напали. Три темные фигуры — одна преградила путь, другая зашла сзади, а третья метнулась к нему, и в следующий миг голову обожгла боль. Что-то горячее хлынуло, залепив глаза. Дун Ли выпустил из ладоней ручки коляски, схватился за лицо, чувствуя, как разъезжается в стороны кожа под пальцами, и тут же получил удар дубинкой, затем еще один, и еще…

Очнулся он лишь под утро. Грабители забрали у него и деньги и — что самое страшное — коляску. Окровавленной одеждой побрезговали. Шатаясь и едва не падая, несчастный побрел к старику Ву. Ранние прохожие провожали его неодобрительными взглядами, принимая, очевидно, за побитого ночного гуляку.

Хозяин конторы, восседавший за маленьким столиком и с удовольствием хлебавший утренний чай, едва не выронил чашку, увидав перепачканного в крови постояльца. Среди рикш, уже выстроившихся в очередь на получение колясок, поднялась паника. Позвали за доктором, жившим неподалеку. Рана оказалась неопасной — грабитель острым ножом рассек кожу на лбу Дун Ли, прекрасно зная об эффекте — человек не умрет, но кровь хлынет так густо, что ослепит и испугает. Дубинки тоже не причинили сильного вреда, хотя было трудно дышать. Доктор сказал, что несколько ребер, видимо, треснули и надо бы отлежаться пару недель… Но что такое полмесяца бездействия для вмиг обнищавшего парня? Старикан Ву развел руками — платить за постой Дун Ли не мог, отрабатывать — тоже. Вздохнув с притворным сочувствием, конторщик напоил его чаем и дал три дня на то, чтобы подыскать себе другое жилье. Сам рассчитался за визит лекаря и милостиво согласился повременить с долгом — пока у его бывшего рикши не появятся деньги.

Возвращаться в заброшенный храм Дун Ли не хотел. В отчаянии расхаживая по городу в поисках хоть какого-то приработка, он повсюду натыкался на презрительные взгляды — никто не собирался нанимать бродягу с перевязанной головой, считая его лихим человеком, вынюхивающим, где можно хорошенько поживиться. А на самом деле Дун Ли вынюхивал лишь одно — запах еды, купить которую он больше не мог. А яств вокруг готовилось множество — в котлах уличных харчевен булькал жирный бульон с зеленью и кусками тофу, дымилась паром лапша, посыпанная рубленым мясом, источали волнующий запах теста и сытной начинки белые баоцзы, выложенные на плетеные корзины и выставленные на продажу…

Тогда-то вконец оголодавший парень и решился на кражу. Несколько раз прошел мимо прилавка с пирожками, истекая слюной и пытаясь унять волнение и страх. Улучил момент, когда крикливый торговец в грязной куртке отвлечется на подсчет денег. Подбежав к корзине, схватил обеими руками несколько пирожков — они смялись в его пальцах и обожгли брызнувшим соком — и понесся что есть силы вдоль улицы, надеясь выскочить на задворки находящегося рядом рынка, смешаться с толпой, затеряться среди тележек и тюков. Но сил у избитого рикши оказалось немного, да и голосистый продавец своим визгом мигом собрал толпу, которая бросилась вслед за Дун Ли.

«Держите, держите вора! — неслось ему вслед. — Лови его!»

Что случится, если его поймают, парень знал хорошо. Ему доводилось несколько раз видеть расправу толпы над воришками. Ценность украденного никакой роли не играла — будь то схваченная с воза рыбина или подрезанная с пояса связка монет, — если преступника настигали, то валили на землю и первым делом топтали, прыгали, били по самым уязвимым местам. Несчастный обычно подтягивал колени к груди, обхватывал голову руками — но вот толпу раздвигали плечами люди с мотыгами, мясницкими топориками или просто увесистыми палками. Деловито, будто пропалывая овощи или молотя рис, они работали инструментами до тех пор, пока пойманный не превращался в бесформенный кровавый кусок. Еще живой, человек беспомощно трепыхался, тыкался обезображенным лицом в землю, взмахивал обрубками рук и волочил за собой перебитые ноги. Умирали воры, как правило, прямо на улице. А если поспевала на шум полиция, то уже в участке — куда их, не особо церемонясь, тащили на куске брезента.

Дун Ли мчался вдоль длинной глухой стены, с ужасом сознавая: он ошибся переулком и вместо рынка оказался в жилом квартале. Топот и крики за спиной нарастали. Тогда-то и спас его хозяин чайной лавки — именно в его ворота заскочил отчаявшийся парень, упал, задыхаясь, посреди квадратного двора. Через мгновение вымощенная плоским камнем площадка заполнилась разъяренными людьми. «Смерть ему! Тащите наружу!» В толпе возбужденно потрясали увесистыми палками и бамбуковыми шестами, размахивали ножами.

Хозяин дома, выглянув из дверей, мгновенно оценил обстановку. Преследователи прижали вора к камням. Один чумазый мастеровой намотал косу несчастного на руку, занеся над его головой молоток.

Как удалось старому и тщедушному Чженю угомонить толпу, парень не понял — от страха он зажмурил глаза, в ушах стоял бешеный стук сердца. Пересохшим ртом Дун Ли ловил воздух. Рассудок сковало предсмертным ужасом, тело сотрясала крупная дрожь.

Досталось парню изрядно — многие не упустили возможности как следует попинать свою жертву. Возмущенные крики еще метались над головами толпы, но хозяин уже рассчитался с тяжело дышавшим продавцом пирожков и махал руками, выпроваживая всех со двора. Дун Ли лежал, прижимаясь щекой к холодным плитам, и ему казалось, что он висит приклеенный к огромной стене, основание которой скрывалось в мглистой бездне, а верх терялся в тучах…

«Не думай, что я пожалел тебя», — сказал ему дядюшка Чжень чуть позже, отпаивая чаем и смазывая пахучей мазью многочисленные ссадины. Слово «тебя» спаситель бывшего рикши, а ныне вора-неудачника, произнес с нажимом. Даже выставил в сторону Дун Ли смуглый указательный палец и покачал им. «Благодари Небо, что ты похож на моего сына, будто брат-близнец, а то бы я не вмешался. Разве что попросил бы тебя на улицу выволочь — чтобы двор не запачкали».

О том, где сейчас сын Чженя, парень расспросить не решился. Но старик, несмотря на напускную суровость, обладал мягким сердцем. Выслушав историю скитаний Дун Ли, он покачал головой и предложил бедолаге переночевать у него в доме, где жил совершенно один. Наутро накормил его кашей и напоил чаем. Посидел, вглядываясь в лицо юноши, думая о чем-то своем. Затем хлопнул себя по коленям и предложил Дун Ли остаться у него — за кров и еду помогать торговать в лавке. Парень с благодарностью упал в ноги своего спасителя. Так и началась его работа в чайном магазинчике. Хозяин не пожалел о своем решении — работник схватывал всё на лету. Быстро стал разбираться в сортах, знал, как следить за хранением товара, правильно взвешивать и заваривать. Спустя некоторое время дядюшка Чжень принялся учить его грамоте. А как-то вечером, довольный успехами помощника, разоткровенничался и рассказал ему, что жена его умерла пятнадцать лет назад, а сын не захотел провести всю жизнь за прилавком. Наслушавшись рассказов приезжих, подался на заработки в Шанхай — сначала портовым грузчиком, затем устроился юнгой на рыболовное судно. И вот уже десять лет от него ни слуху, ни духу. Погиб ли он в шторм, попал ли в руки пиратов или мятежников, подхватил ли какую смертельную болезнь, а может, живет себе припеваючи — старику неизвестно.