Александр Щербаков-Ижевский - Демянский «котёл». Серия «Бессмертный полк» Страница 8

Если не переведут на передний край, все здешние останутся живы.

Поэтому у нас, на передовой штабистов и тыловиков ненавидели.

От сложившегося положения дел появлялось чувство какой-то безысходности. Каждый день одно и то же: пот, кровь, смерть. Смерть, кровь, пот. И так по замкнутому кругу, вырваться из которого не было никакой возможности.

Но в общечеловеческой трагедии уже обыденностью, незначительным нюансом становилась жертвенность. Равно как и судьбоносное личное желание пойти на смертоубийство себя любимого. Главенствующим фактором принятия такого решения для солдата была любовь к своей Родине. И, как ни странно это покажется, эту догму никто и никогда не подвергал сомнению и не оспаривал. Любовь к Родине была безмерной, безграничной и бессмертной. Заявляю это на полном серьёзе и со всей ответственностью!

От простого солдата до командира дивизии, все безоговорочно понимали, что мы делали только первые шаги к заветной мечте о великой Победе. Как сложится в дальнейшем судьба каждого из нас, одному Богу было известно. В случайный исход своей биографии никто не хотел верить. Как бы тяжело не было, но каждый хотел дожить до Победы.

Потери, казалось, были бесконечными. Война с ужасающим постоянством пожинала свой смертельный урожай. Всё наше существование сузилось до жуткого плотского мироощущения. О прекрасных чувствах, далёкой перспективе или человеческом счастье никто не думал. Сквозь прорезь прицела была видна лишь желаемая цель на уничтожение. Если повезёт, твоя взяла. А в основном, всё мимо. О высоких материях было не прилично разговаривать. Сочтут хлюпиком, окажешься в первом ряду жертвенников. Старшина хозвзвода быстренько спишет со счетов. А чего обузу с собой таскать. Лучше прикрыться ею от свинцового дождя.

Хочешь, не хочешь, а жизнь сама научила нас вести тяжелые позиционные, окопные бои. Бои на истребление.

Убитые красноармейцы тоже приносили пользу. Герой обороны Москвы и Ленинграда генерал Леонид Говоров, прибыв на вверенный ему участок фронта, первым делом приказал убрать брустверы, собранные из убитых солдат и похоронить их. Легко приказывать, но каково разбирать под огнём смёрзшиеся штабеля трупов! А после разборки мёртвых тел приходилось ещё рыть окопы по уставу в полный рост. Но, совершенно неожиданно для нас, смертность среди бойцов от шальных пуль и снарядов резко сократилась.

Когда мела позёмка, стояли трескучие морозы для обозначения зимников использовали вешки. Только чего было маяться, деревца рубить. Поступали проще. Втыкали в занесённые снегом обочины трупы толи немцев, толи наших. Пусть хоть окоченевшие, но мёртвые тоже вносили свой вклад в несокрушимую победу.

Похоронные команды, составленные из выздоравливающих раненных, местных демобилизованных колхозников, призванных «стариков» трудились очень даже споро. Работы у них всегда было предостаточно. Они особо и не роптали. В вещмешках убитых бойцов можно было неплохо поживиться. Некоторые не брезговали крайностями. Осматривая зубы убиенных, пассатижами выдирали золотые коронки. У немцев-мертвяков всегда были припасённые необычные штучки: табакерки, ножи, нательное золото, трубки, часы, кольца. Но для них самым трудоёмким и неприятным было снимать с убитых обмундирование, которое после тыловой ревизии и стирки шло по второму, а то и третьему кругу применения.

Вследствие своей «неблагодарной» профессии и больших возможностях, похоронники были всегда пьяными. Каждую команду впоследствии обирал свой начальник. А того свой. И каждый хотел поживиться за их счет. У них всегда имелся список заявок от «нужных» людей. Они-то уж точно, должны были дожить до Победы.

…А по зимнику с поля боя стали вывозить убитых. Трупов были тысячи и тысячи. В основном двигались повозки или сани. Трупы укладывались штабелями выше крупа лошади. Верёвки туго стягивали поклажу. В кузовах машин борта обычно наращивали за счёт вытянутых трупов. Их, как брёвна устанавливали по периметру, а посерёдке обнажённые тела, или части тел наваливали, как попало, но преимущественно вдоль кузова.

Конец ознакомительного фрагмента.