Виктор Телегин - Империя Путина Страница 8

– Эге, а говорил, разбила яйца.

Рука Светы нащупала поднявшийся хуй Адагамова, подрочила через брюки. Рустем застонал, лизнул сиськи.

Света сразу отстранилась.

– Скажи.

Адагамов смотрел на сидящую перед ним женщину – зеленоглазую, пышногрудую, холеную имперскую шлюху.

«Женя»- пришло в голову имя, и он тут же вспомнил все. Захваченный китаезами поезд, убийство Навального, крах затеи Гельмана, мрачный потолок Берлоги (не даром их прозвали берлогерами), и ее – Женю Чирикову, тощую, изможденную, нелепую. Но любимую.

Если он скажет комиссару все, Берлогу зальют напалмом, и все они сгорят: добродушный толстяк – Гельман, порывистый Удальцов, глупышка – Кичанова, умница – Венедиктов, чудак – Кашин, старый мудрец Касьянов. Сгорит и Женя.

– Ты разбила мне яйца, тварь, – едва слышно простонал Рустем.

– Что?

Он повторил, с вызовом глядя ей в глаза.

– Значит, не хочешь по хорошему?

Адагамов не ответил.

– Ну что ж.

Комиссар поднялась.

– Рыков! Эй, Рыков, пойдите сюда.

Пункт 15

15 сентября 2017 года

Труп Адагамова едва виднелся из колченогой ржавой ванны, наполненной колотым льдом.

Комиссар Изиванова работала с бумагами. Люминесцентная лампа делала ее лицо синеватым. Рыков сидел в низком продавленном креслице, крутя в руках наградной ПСМ.

– Свет, – скучающим голосом протянул он.

– Заткнись, Костя, – комиссар недовольно повела плечом. – Мешаешь.

Она взяла из пачки листок бумаги.

«Дивизия Особого Назначения «НАШИ». Комдив Василий Якеменко» – оттиснуто в левой верхней части листка золотистой имперской вязью.

Света на секунду задумалась. Послюнила красный карандаш.

«Краткий очет об праделаной работе.

11 сентября 2012 года в 17. 00 бойцами дивизии Федоровым и Грыуз в районе Лагиря Особого Назночения пойман берлогер Рустем Адагамов. К берлогеру были преминены все пологающиеся процыдуры и мироприятия, но он не пошел на сотрудничество. В связи с чем были приняты меры.

Федеральный комиссар Светлана Изиванова.

Подпись подтверждаю Комдив Якеменко».

Света вытерла лоб.

– Закончила? – поинтересовался Рыков.

– Да. Теперь к Васе на подпись.

Дверь подвала отворилась, вошел комдив.

– Легок на помине, – ухмыльнулся Рыков, шутливо прицелившись в Якеменко.

– Убери эту штуку, бля, – недовольно буркнул комдив.

Рыков повиновался.

– Василий Григорьевич, подпишите.

Комдив подошел к столу, взял у Светы карандаш, не читая, завизировал бумагу.

– Все?

– Да, Василий Григорьевич.

Света упаковала документ в файл.

Якеменко сделал несколько гулких шагов по бетонному полу, замер у ванны.

– Вась, эта падаль уже подтаивать начала, – сообщил Рыков.

– Берлогер ебаный, – выдавил комдив, со злобой пнув ванну.

– Жаль, не удалось из него ничего выудить, – вздохнула Света.

– Значит, плохо выуживали.

– Плохо? – усмехнулся Рыков. – На нем живого места нет. Даже яйца расплющили. Хочешь, я выволоку его изо льда, поглядишь?

– Не нужно.

Якеменко достал портсигар. Закурил.

– Раз не сказал, значит, была причина. Видать, баба у него в Берлоге.

– Скорее всего, – согласился Рыков. – Ради идеи никто терпеть такое не станет.

Комдив бросил на помощника оценивающий взгляд.

– Думаешь?

– Ну, – Рыков слегка покраснел. – Во всяком случае, ради такой сраной идеи, как у них.

Якеменко кивнул.

– Ты прав, Костя.

– Интересно, красивая баба? – задумчиво проговорила Света.

– Что?

– Наверное, красивая баба была у этого берлогера, раз он ради нее яйцами пожертвовал.

– Да уж не красивее тебя, – похотливо осклабился Якеменко.

Наклонился, поцеловал алые губы девушки. Голова Светы запрокинулась, глаза закрылись, левая рука легла на ширинку комдива.

Рыков наблюдал за происходящим из кресла, улыбаясь.

Якеменко потянул Свету, та поднялась со стула.

– Василий Григорьевич, – хихикнула было, но комдив мигом залепил ее губы своими. Язык его проник Свете чуть ли не до гланд.

Холеная рука Якеменко задрала черную юбку, скользнула Свете в трусы.

– Там прокладка, – шепнула комиссар.

– Прокладка, – повторил Якеменко.

Влажная прокладка полетела на пол. Рыков потянулся за ней, поднял, окунулся лицом в сладковатый запах Светиных выделений.

Трусы Светы оказались у щиколоток, а в пизду – резко и властно – внедрилось нечто большое и горячее. Через плечо комдива Света взглянула на Рыкова. Тот дрочил, глядя на них.

Пункт 16

4 октября 2017 года

Владислав Юрьевич Сурков вынул из коробочки сигару, взял гильотинку. Стоящая навытяжку китаянка в желтой форме женского батальона «Цыплятки» и глазом не повела, когда гильотинка щелкнула, обрезав кончик сигары. Сурков закурил. Ноздри китаянки уловили запах табака – выросшая в нищей китайской провинции она едва ли могла отличить вонь самокрутки от изысканного аромата Cohiba Behike.

Суркову нравилось, как стоит эта девушка: неподвижно, как истукан. В самом деле, такое впечатление, что в его кабинете появилась статуя.

Жужжа, пролетела муха (откуда только взялась, нужно сделать выговор уборщикам) и села на подбородок китаянки. Сурков подался вперед: неужели девка не дрогнет? Не дрогнула.

Муха поползла по желтому лицу. Замерла на нижней губе. Китаеза не шелохнулась.

Муха продолжила свое путешествие, подползая к глазу китаянки. Сурков жадно следил за перемещением насекомого.

Девушка даже не моргнула, когда муха заползла ей прямо на глаз.

«Черт подери, – восхитился Владислав Юрьевич, – Да она будто мертвая».

Он щелкнул гильотинкой, размышляя: что будет, если вложить в отверстие мизинец китаезы и надавить. Неужели не шелохнется?

Отложил гильотинку.

Сурков был уверен, что девушка не дернется, даже если он обольет ее бензином и подожжет. Такие они, «цыплятки».

Специальное (секретное) приложение к Указу 13 (о создании Национальной Гвардии) предписывало ему, Владиславу Юрьевичу Суркову, Правой Руке и Личному Ассистенту в кротчайший срок и в тесном сотрудничестве с Нашими Китайскими Друзьями заменить устаревший Кремлевский полк на женский батальон «Цыплятки».

Глядя на девушку-истукана Сурков понимал, что работу он выполнил превосходно.

– Докладывай.

Китаянка щелкнула каблуками. Муха наконец-то покинула аэродром ее глаза.

– Господин Правая Рука и Личный Ассистент докладывает командир батальона «Цыплятки» Жу Киао.

«Жу Киао. Опытный бамбук. Почему ее так назвали?»

– Мероприятия по улучшению отношений с послом Соединенных Штатов, устранению неудобств с заместителем министра обороны Кривоколенко проведены успешно.

Эвфемизмы, используемые Жу Киао, были более чем понятны Владиславу Юрьевичу. Строго говоря, доклад «цыплятки» – формальность. В утреннем «Вестнике Империи» Сурков обвел красным карандашом заголовки двух статей: «Посол США Макфол пойман в сауне с китайскими шлюхами. Вот оно, истинное лицо западной дерьмократии!», «Заместитель министра обороны Сергей Владимирович Кривоколенко найден повешенным в своем загородном доме. Следствие склоняется к версии о самоубийстве».

Китаеза закончила доклад и вновь окаменела.

«Интересно, что будет, если я подойду, спущу ей штаны и выебу ее?» – подумал Сурков. Ответ он знал: ничего не будет. Выебет и выебет. Это его «цыплятки» и он может делать с ними все, что заблагорассудится.

– Я доволен, – сказал Владислав Юрьевич вполне искренне.

При всей окаменелости Жу Киао на лице ее промелькнуло облегчение.

– Да, я очень доволен батальоном.

Сурков затянулся сигарой, выпустил струйку дыма.

– Новое задание.

Китаеза вытянулась в струнку. Дотронешься – зазвенит.

– Писатель Телегин.

Лицо Владислава Юрьевича стало злым.

– Неудобный человек.

– Будет сделано, – взяла под козырек китаеза.

– Можешь идти, – кивнул Сурков.

Жу Киао шагнула к двери, но Владислав Юрьевич окликнул ее, заставив обернуться.

– Скажи-ка мне, почему тебя назвали «Опытный бамбук»?

Китаянка вдруг улыбнулась. Улыбка хищная, как оскал пантеры.

– Господин, я мастер по китайской бамбуковой пытке.

Жу Киао уже покинула кабинет, а Владислав Юрьевич все еще сидел в кресле, вспоминая оскал ее улыбки и холодный голос мастера по пытке.

Пункт 17

8 октября 2017 года

Писатель Телегин подошел к окну. Во дворе багровым пламенем красоты горела осень, дети с криками носились за мячом по пяточку, скованному припаркованными машинами; на балконе соседнего дома, как всегда, показывала сиськи сумасшедшая женщина. Но Телегин не замечал этих скромных проявлений человеческого бытия, он был погружен в себя.

Очередная глава третьего тома «НаСССРи» давалась тяжело. Ему нужна была связка – шаткий мостик, ведущий из одной части романа в другую.