Михаил Ежов - От веры к государству шаг за шагом. Исторический роман Страница 8

Волк осторожно скосил глаза влево, где по его расчетам и должна была находиться рана. От изумления он вскрикнул. На месте раны осталось только небольшое, величиной с земляной орех, углубление, затянутое молодой кожей.

– Ого! – сказала знахарка. – Я многое видала на своем веку, но чтобы такая рана заживала за полдня, первый раз.

– Ничего нет, только рубец, – согласился Волк вслух, с опаской трогая то место, где его пронзила стрела. И, ощутив острый приступ голода, предложил:

– Давай, уважаемая, на радостях что-нибудь съедим.

Она в ответ кивнула, продолжая оставаться в глубокой задумчивости. Жробейн гораздо уверенней дошел до входной двери, переступил через злосчастный порог. Знахарка пристально смотрела вслед карими немигающими глазами.

Выйдя во двор дома, обнесенного, как оказалось, забором из связанных ивовых прутьев и закрепленных на вбитые в землю, грубо обтесанные деревянные колья, Волк огляделся. Слева стояла нехитрая выгородка из ивняка, в которой копошилась и кудахтала домашняя птица.

Перед курятником – грубое деревянное корыто, на одну треть заполненное водой. Справа аккуратно сложенный сухой валежник для очага. Волк открыл калитку, из ивовых прутьев, и вышел в сосновый лес, который окружал дом, образуя искусственную поляну. Легкий верховой ветер едва покачивал кроны высоких сосен. Где-то рядом послышался плеск воды. Волк пошел на этот звук и обнаружил ручеек, стекающий с каменистого пригорка в ложбину, образующую небольшое озерцо. Вода в нем была чиста и прозрачна настолько, что сквозь нее просматривалось дно с гранитными валунами, поросшими желто-зелеными водорослями. Жробейн посмотрел на свое отражение и вошел в воду.

Она была прохладной и приятно обволокла тело варяга. Сделав еще несколько шагов в глубину, он поплыл к впадающему в озеро ручейку, осторожно работая руками. Плавать Волк очень любил. Вода всегда его успокаивала. Хотя где-то внутри он и побаивался бездны морей и рек, понимая всю ничтожность человека перед этой стихией, но всегда стремился быть с нею рядом. Проплыв совсем немного, Волк оказался рядом с ручейком, стекавшим водопадом с высоты, образованной грядой гранитных камней.

Он нашел опору – большой плоский камень, скользкий от водорослей, – и встал под струи обжигающей воды. В самом ручье она была гораздо холодней. Вернувшись назад, он стряхнул воду с длинных русых волос и пригладил их руками.

Знахарка, посмотрев на мокрого и по пояс обнаженного Жробейна, произнесла:

– Иди в дом, там все чистое приготовлено. Как все сделаешь, позовешь, а то еда уже на столе, только тебя и жду.

Волк переоделся в простые холщовые штаны и такую же рубаху, присел на дубовую лавку за накрытый стол и позвал хозяйку. Она села напротив варяга.

– Бери, что видишь, все на столе, не стесняйся.

Волк и не стеснялся. Вдыхая запах жареного мяса, заворачивая его в тонкую необычную лепешку, он только сейчас понял, как проголодался за все это время. Хозяйка налила в деревянные кружки какого-то незнакомого напитка. Жидкость приятно обожгла гортань и язык, голова слегка закружилась.

– Ты заедай, заедай, напиток-то он крепкий, но полезный, на целебных травах настоянный.

Волк ел молча, внимательно рассматривая хозяйку дома. Одета она была в длинный, почти до пят, цветной балахон из дорогого шелка. Такую ткань он видел в Византии, у купцов с востока – мусульман. Стоила она дорого, потому что привозили ее из далекой страны, и, как говорили купцы, над производством нитей для этой ткани трудились тысячи червяков. Варяг тогда, посмеялся и не поверил.

Ноги знахарки были обуты в греческие сандалии из телячьей кожи. Длинные черные с проседью волосы обрамляли крупное лицо. Выразительные добрые карие глаза насмешливо наблюдали за жадно поглощающим пищу варягом. На шее хозяйки Волк приметил большой серебряный крест с распятием. «Такие кресты носят только христиане, – подумал он, – и знахарка явно одна из них».

Трапеза подходила к концу. Жробейн ощущал приятную истому во всем теле. Его начало клонить в дрему, но он понимал, что послеобеденный сон самое удобное время застать воина врасплох. Да и момент очень уж удачный выдался поговорить со знахаркой по душам. Слишком много накопилось вопросов, а ответы на них могли многое разъяснить и поменять в его жизни.

Жробейн это почувствовал тем внутренним чутьем, которое не раз выручало его в трудных ситуациях. Варяг внутренне встрепенулся, победив послеобеденную дрему, и задал первый вопрос:

– Как называть себя позволишь, хозяюшка? А то столько дней у тебя живу, а имени твоего не знаю. Ты про меня вроде все ведаешь. И звать меня как, и откуда я. А я в неведении маюсь, просвети недалекого.

Варяг с удивлением заметил, что его собеседница просто захлебывается от беззвучного смеха, глядя на лукавого гостя.

Обладая природной сообразительностью, Жробейн сразу понял, что знахарка если не читает его мысли, то каким-то непостижимым образом просчитывает его на два-три хода вперед, поэтому и отбросил все уловки.

– Ладно, тетушка, – определить возраст сидевшей перед ним женщины он так и не смог, а посему подобрал самое вежливое, с его точки зрения, обращение, – выкладывай все начистоту, я очень хочу понять, что же все-таки со мной произошло и почему все так, а не иначе. Зажившая буквально на глазах рана и странные сны, твой дом и этот лес с озером. Ты спасла мне жизнь. Не знаю, как и отблагодарить тебя.

Знахарка, вдоволь насмеявшись и поняв, что собеседник отбросил свои опасения и уже готов к доверительной беседе, налила в две одинаковые, похожие на пиалы, глиняные чаши душистый горячий отвар, выставила горшочек золотистого меда и, положив деревянные ложки на стол, сказала:

– Зови меня Софьей. Тетушкой Софьей.

Зачерпнув из кувшина мед, она опустила его в горячий отвар и стала неспешно помешивать. Варяг последовал ее примеру. Выпив отвар, Волк почувствовал, как приятное спокойное тепло разлилось по всему телу. Воздух заполнился душистым ароматом, дышать стало легче. И вскоре он ощутил, что его усталость и раздражение куда-то улетучились. И сейчас за столом перед знахаркой сидел прежний, полный сил варяжский воин – Волк, вольный дружинник князя Киевского Владимира.

Словно угадав в нем все эти перемены, знахарка продолжила:

– Благодарить надо не меня, Жробейн, а Господа нашего. Услышал он твой призыв, дал мне найти тебя и силы дотащить до дома. А там уже только воля Его позволила ране твоей зажить так быстро. Лекарства мои помогают, но на чудеса они не способны. Так что Бог бережет тебя, варяг.

А насчет врагов своих не беспокойся. Мало кто знает про это место, а если кто и знает, сам без моей воли и Божьей помощи найти не сможет. Защищено оно от глаз людских. Днями будешь по лесу бродить, рядом пройдешь, а домик мой не увидишь. Проверено это уже не раз.

Благодарность мне твоя, воин, приятна, но не нужна. За добрые дела не жди благодарности. Дела добрые самому Богу угодны. И потому для тебя нужны много более, чем для других. Добро и зло на небе и на земле несмываемым письмом пишутся, а затем к сотворившему их возвращаются рано или поздно. На чаше весов они постоянно, мера их ведет счет деяний жизни нашей земной. По ним и суд нам будет.

– А кто же судить нас будет, тетушка Софья? Бог? После смерти? – перебил вопросом знахарку Жробейн.

– Да, Бог – это высший судья над человеком. Но он любит всех одинаково, и всякий раз дает своим детям шанс исправить сделанные ими ошибки. И чем неразумнее его дитя, тем больше шансов к исправлению. Но с тебя, меня и таких, как мы, спрос гораздо строже будет. Ибо для суть ведающих, чьи глаза открыты, спрос не за ошибки, а за подлость, учиненную вдвойне, а то и втройне, потому что ведаем, что творим.

И нет для человека судьи более беспощадного и справедливого, чем он сам. И нет наказания страшней, чем от собственной совести наказание, убежать от которого невозможно, так как бегство от самого себя невозможно.

– А что же, если Бог все ведает, он не подскажет человеку, не вразумит, не даст по голове, чтобы одумался, исправился?

– По голове, говоришь, дать? Это можно, конечно. Да толку немного будет. Ведь сам подумай, силой только подчинить и заставить можно, но любить и понимать – никогда, хотя, наверное, бывают и исключения.

Жробейн задумался: «А тетушка-то права. Сколько раз он сам задавал себе эти же вопросы? Сколько раз круто менял свою жизнь, в поисках не столько лучшей доли, богатства и славы, а лишь в целях найти на них ответы. И каждый раз убеждался лишь в одном, что либо нет на этой земле правды, либо он, Волк, не там ее ищет.

Богатство, нажитое грабежами, не радовало. Слава, омытая кровью невинных людей, которые гибли в результате грабительских набегов на чужие земли, когда ради устрашения и наживы, а когда и просто потехи ради, победители не щадили никого, вырезая всех, даже детей и стариков.