Александр Маркьянов - Противостояние Страница 9

   Пробыл в Афганистане, исполняя свой интернациональный долг, лейтенант достаточно долго, чтобы многое понять и осмыслить - но еще слишком мало, чтобы стать циником. Он не верил ни в какой интернациональный долг - даже их замполит говорил об интернациональном долге с усмешкой в голосе. Отрядный замполит у них был честный - майор Веденеев не долбал спецназовцев читкой разным материалов очередного съезда ЦК. Зато как-то раз, когда они шли в колонне и на колонну напали - взял в руки автомат и бился рядом со своими. Здесь, в Афганистане сразу отсеивалось пустое, выявлялось лишнее, ненужное - так вот, майора все считали настоящим мужиком и настоящим офицером - без всяких скидок...

   Но с другой стороны - в отличие от многих, лейтенант отлично понимал для себя - с кем и зачем они воюют. Он видел "духов", моджахедов, видел, что они творят. Например "алый тюльпан" - это когда пленного накачивают наркотиками, потом снимают кожу с груди, со спины, с подмышек - такими пластами, чтобы было похоже на лепестки цветов, распинают на кресте или просто привязывают к столбу - и оставляют в таком виде, желательно недалеко от расположения русских или на пути движения колонны. Духи не щадили своих - афганцев, которые просто хотели мирно жить и работать, они не давали им жить спокойно - нападали, грабили, убивали, издевались. Через границу шли караваны с оружием и наркотиками, не только для Афганистана - наркотики попадали и в СССР. Как-то раз им удалось захватить живым полевого командира - и перед тем, как уничтожить, они решили его допросить. Тот не стесняясь сказал, что сначала они выбьют шурави со своей земли - а потом пойдут за ними, начнут джихад и на земле самих шурави.

   Вот с этим и воевал лейтенант, с этим воевали все его сослуживцы. Здесь, в этих чужих, враждебных, плюющихся пулями горах они защищали свою Родину. Скворцов чувствовал, что если дать слабину, если уйти - пламя войны перекинется и на Советский союз. Уходить было нельзя.

   И воевать так - тоже было нельзя. Никто не понимал - почему нельзя уничтожать не сами караваны - а тем места, где они формируются, почему нельзя действовать в самом Пакистане. Только когда у духов нигде не будет безопасного места, нигде они не смогут спрятаться, залечить раны, восстановить силы - только тогда можно будет говорить о том, что эта война выиграна. Только тогда!

   Впрочем, наверху виднее...

   Движение!

   Лейтенант нарочито медленно, чтобы не выдать себя резким движением приложился к прицелу. Внизу, по узкой, каменистой тропе, на маленьком, ушастом ослике ехал дехканин. Один из местных крестьян, из кишлачной зоны, расположенной неподалеку - к гадалке не ходи. Да только вел себя этот крестьянин - весьма необычно.

   Первый вопрос - куда он вообще едет вот так, на своем этом осле, подпинывая его пятками? Дорога идет из кишлачной зоны в горы - что он там забыл вообще? Если бы в обратный путь ехал - еще было бы понятно, а так...

   Второй вопрос - что это он так вертит головой? Не иначе ищет кого - тогда кого? Поблизости никого нет и быть не может - только заросли кустарника со змеями.

   Неладное дело, неладное...

   Лицо дехканина - загорелое, изъеденное морщинами - в прицеле было совсем близко - казалось, до этого старика подать рукой. Лейтенанту не понравились его глаза - внимательные, оценивающие. Он замер, боясь даже пошевелиться...

   Дехканин проехал - стук копыт его ослика растворился в воздухе и только едва заметные следы на коричневом, каменистом полотне дороги говорили о том, что этот востроглазый старик не привиделся, что он реально существовал.

   Если есть сомнения - сомнений нет!

   Лейтенант крикнул, подражая голосу орла - общий сбор группы.

   - Пять минут - уходим.

Пакистан, Пешавар

   Лагерь "Барбай"

   23 сентября 1986 года

   Уже с самого утра Том Курран понял - что дело дрянь...

   Проверка здесь уже была и Курран вообще-то ее не особо опасался. Проверки проводятся на всех станциях, время от времени и в этом нет ничего такого. Проверки бывают двух типов - контрразведывательные и финансовые. Во втором случае приезжают обычные бухгалтера, которые требуют документы о движении денежных средств на станции, сидят над ними, что-то высчитывают - а потом начинается скандал. Например, бухгалтер этот требует информацию, которая может привести к раскрытию личности твоего агента. Если ты разведчик, а не "разведчик" - ты, конечно, позаботишься о сохранении инкогнито твоего агента и пошлешь приставучего бухгалтера туда, куда и следует в таком случае посылать. Он подключает свое начальство, ты свое, часто дело доходит до уровня ЗДР*. Обычно агента удается отстоять - но и бухгалтер потом не преминет обдать тебя грязью при составлении ответа.

   Контрразведывательные проверки немного другие, от контрразведчиков ты не имеешь права скрывать ничего - причем они не обязаны тебе объяснять, для чего им нужна та или иная информация. Они спрашивают - а ты отвечаешь, причем правдиво. Настоящих разведчиков, людей, реально понимающих в этой профессии подобная ситуация весьма беспокоила. Дело в том, что в любой разведке применяется принцип "достаточности информации" - то есть каждый знает только то, что ему нужно знать по работе и ничего более. Учитывая, что обычно разведработа сгруппирована по территориальному признаку, даже перевербованный сотрудник не сможет выдать разведке противника всю информацию системы, он сможет сдать только агентов на своем участке работы, возможно в целом секторе если он занимает руководящую должность. И только внутренняя контрразведка знает все и может сдать абсолютно все, от и до...

   Надо сказать, опасения эти были очень даже не лишены оснований. Уже тогда американская разведка переживала самый страшный провал за всю свою историю - хотя этого еще никто не знал. То один агент, то другой из числа завербованных и работающих в странах Варшавского договора, проваливались необъяснимым образом - но пока опасений это не вызывало. А стоило бы поопасаться - потому что недавно назначенный на внутреннюю контрразведку Олдридж Эймс, сын ветерана ЦРУ, человек пользовавшийся безоговорочным доверием, уже успел сдать своим кураторам в ПГУ КГБ СССР**, всю американскую агентуру в СССР и странах Варшавского договора, больше ста семидесяти человек. Сейчас в КГБ решали - кто опасен и его надо "изымать из обращения", через кого можно "гнать дезу" - в общем, делали все, чтобы защитить свой бесценный источник информации. Если разом всех арестовать - это будет означать только одно, американцы сразу все поймут.

   А тут...

   А тут было непонятно что.

   То, что гость не станет проверять финансы, за что кстати, Курран опасался больше всего - это стало понятно практически сразу. Если бы гость хотел проверять финансы - то остался бы в Пешаваре, где хранилась документация станции, и был так называемый "представительский" офис - а не поперся бы с самого утра в "Барбай"...

   "Барбай" был одним из множества лагерей подготовки душманов, с виду мало чем отличавшийся от других таких же. Несколько двух и трехэтажных, обшарпанных зданий, забор с колючкой, обозначающий периметр, примитивное стрельбище с ограждением из старых автомобильных покрышек, своеобразный плац, палатки, в которых жила часть обучающихся. Такие лагеря привечали всех - и исламских фанатиков, приехавших повоевать за веру, "встать на джихад" и детей афганских беженцев, идущих в лагеря потому что нечего было есть - а то и под угрозами убить родителей, и сосланные в эти лагеря освобожденные из тюрем уголовники. Всякий люд был в лагерях, и инструкторы - американцы, пакистанцы, арабы обучали их одному - ненавидеть и убивать шурави. Немногим удастся это сделать - кого-то накроют бомбы с советских самолетов-штурмовиков, кого-то срежет очередь спецназовца, сидящего в засаде на горной тропе, кто-то сгорит в расстрелянном "крокодилами" караване. Но даже если один из десяти выполнит свою миссию, дойдет и убьет хоть одного шурави - это уже будет победа. Потому что чего-чего - а пушечного мяса в исламском мире хватает. С лихвой...

   Там же, совсем рядом был и лагерь с советскими военнопленными - их иногда использовали моджахеды для отработки приемов рукопашного боя. Но в целом, пленных побаивались - после происшествия в находившемся недалеко отсюда лагере Бадабер*** даже пакистанское руководство поставило условием пребывания здесь лагерей отсутствие всяческого рода эксцессов, способных вызвать международные осложнения. Пленные жили в старых, полуразрушенных бараках - и когда машина с сотрудниками ЦРУ проезжала мимо, Маллен очень внимательно смотрел в окно - но ничего не сказал...

   А еще там был рядом лагерь с беженцами - таких было много по всем, граничащим с разорванным гражданской войной Афганистаном странах. Смотреть на это было страшно - голая, каменистая, не дающая урожая земля- и на ней густо разбросаны палатки беженцев - обычные армейские брезентовые палатки, в которых жили целыми семьями, жили круглый год и холодной зимой и знойным летом. Снизу, палатки были обложены камнями, рядом со многими палатками стояли коновязи, горели костры. День за днем беженцы проводили в этих вот городках, ничего не делая - работы для них в этой стране не было никакой, они вообще никому не были нужны, кроме эмиссаров исламских экстремистских организаций, вербующих людей на джихад. Если сын или муж воюет в отрядах моджахедов - остающейся здесь семье платят небольшие, но деньги, обеспечивают продуктами. Если погиб - платят хоть и мизерную, но помощь. А иного способа выжить, прокормиться здесь не было. Так и шла эта война, не имеющая ни начала ни конца...