Фидель Кастро - Фидель и религия. Беседы с фреем Бетто Страница 9

Но когда наступала избирательная кампания, помню, мой отец поддерживал его. Ты понимаешь, какие уроки демократии получил я в таком раннем возрасте. В период выборов через мой дом проходило много денег; не столько проходило, сколько утекало из моего дома, чтобы на каждых выборах помочь другу отца. То есть мой отец тратил много своих средств, чтобы помочь кандидату. Такова была политика в то время.

Естественно, мой отец как землевладелец контролировал большинство голосов, потому что многие не умели даже читать и писать; в то время работать на кого-нибудь в поле было большой удачей, тебе делали большое одолжение, предложив работу; получить жилье в чьей-то усадьбе тоже было большой удачей, и потому этот крестьянин, этот работник и его семья должны были быть благодарны своему хозяину, и голосовать за кандидата, которого он поддерживал. Кроме того, существовали те, кого называли политическими сержантами. Кто такие были политические сержанты? Специалисты

в политике; Не скажу, чтобы то были помощники, разбирающиеся в социологии, в праве или в экономике, просто шустрые местные крестьяне, которых правительство нанимало на определенную работу, и когда начинались предвыборные кампании, им давали некую сумму денег, чтобы набрать голоса для кандидата в городские советники, деньги, чтобы набрать голоса для алькальда, деньги, чтобы набрать голоса для губернатора провинции, деньги, чтобы набрать голоса для члена палаты представителей, деньги, чтобы набрать голоса для сенатора, а также деньги, чтобы набрать голоса для президента. В то время не было кампаний по радио или телевидению, которые, наверно, стоят еще дороже.

Фрей Бетто.  Так происходит в Бразилии.

Фидель Кастро.  Помню, что так было в период выборов. Я говорю тебе о времени, когда мне было уже лет десять, в десять лет я, можно сказать, уже разбирался в политике, я столького навидался!

Помню даже, что, когда я приезжал домой на каникулы – потому что меня с пяти лет услали из дому, отправили учиться в город – и каникулы совпадали с политической кампанией, несгораемый ящик, стоящей в комнате, где я спал, становилось настоящей проблемой. Ты знаешь, что мальчикам по утрам нравится поспать подольше, но я этого

не мог, ибо в предвыборный период с самого раннего утра, около половины шестого, уже начиналось хождение, несгораемый ящик то и дело открывали и закрывали с неизменным металлическим скрежетом, и все потому, что приезжали политические сержанты, и надо было выделять им фонды. Все это, должен тебе сказать, был сплошной альтруизм, мой отец делал это просто из дружбы. Не помню, чтобы помимо займов, тот сеньор хоть в чем-то помог моему отцу, и он не давал отцу никаких средств для политических кампаний; все эти расходы мой отец нес по собственной инициативе. Вот так делалась политика, которую я видел мальчиком; так оно и было.

Существовал ряд людей, контролировавших определенное число голосов, особенно в отдаленных местах, потому что те, кто жил по соседству, контролировались непосредственно доверенными служащими усадьбы; но издалека, за тридцать, за сорок километров приезжали политические сержанты, державшие под контролем восемьдесят, сто голосов. Эти голоса должны были появиться затем в соответствующем избирательном участке; иначе политический сержант утрачивал свой престиж, терял премиальные или терял должность. Так проходили избирательные кампании в стране.

Тот, кто предназначался мне в крестные отцы, попал в палату представителей.

А у моего бедного, настоящего крестного, консула Гаити, было неприятности. В один прекрасный день в 1933 году на Кубе побеждает революция против тирании Мачадо – мне в 1933 году было уже 7 лет, - и эта революция против Мачадо принесла с собой на первых порах законы националистического толка. Тогда много народа не имело работы, люди голодали, в то время как, например, в Гаване во многих магазинах, принадлежавших испанцам, брали на работу только испанцев. Возникло требование националистического плана: определенная часть рабочих мест должно оставаться за кубинцами, и в принципе это могло быть справедливо, но привело в некоторых случаях к жестоким мерам, когда лишали работы людей, которые хоть и были иностранцами, но жили очень бедно и не имели других средств к существованию.

Я вспоминаю с болью, с настоящей болью, как например, в Сантьяго-де-Куба и в провинции Ориенте начали изгонять гаитянских иммигрантов, которые прожили на Кубе уже долгие годы; тех гаитян, что много лет назад уехали из своей страны, преследуемые голодом, что выращивали тростник, и рубили его с таким упорством, с такими усилиями! – и за очень скудную плату. Они были почти рабами. Думаю, нет, уверен, что рабы в прошлом веке жили лучше и о них больше заботились, чем об этих гаитянах.

Фрей Бетто. Еда и забота о здоровье.

Фидель Кастро. С рабами обращались как с животными, но их кормили и о них заботились, чтобы они жили, чтобы они производили, их берегли как капитал для плантаций. И напротив, эти гаитянские иммигранты, десятки тысяч, ели, только когда работали, и никого не волновало, живы ли они или умерли с голоду; помню, эти люди терпели всяческие бедствия.

Когда произошла так называемая революция 1933 года, которая действительно была борьбой, восстанием, движением, направленным против несправедливостей и притеснений, выдвигались как требования национализации какой-нибудь электрической компании или другого иностранного предприятия, так и требования национализации труда; и во имя национализации труда десятки тысяч гаитян были безжалостно высланы на Гаити, это было поистине нечто бесчеловечное в свете наших революционных концепций. Что произошло с ними, сколько из них сумело выжить!

Я припоминаю, что в то время мой крестный был еще консулом

в Сантьяго-де-Куба, и туда пришел большой пароход, называвшийся «Ла Саль», с двумя трубами. Приход в Сантьяго-де-Куба двухтрубного парохода было невероятным событием. Раз меня повели на него посмотреть, и пароход был полон гаитян: их изгоняли с Кубы и вывозили на Гаити.

Позже мой крестный остался без работы, без консульства, наверное, без всяких доходов и без ничего и тоже оказался на Гаити. Моя крестная долгие годы жила одна. Потом, через много лет он вернулся на Кубу – я был уже большой, - приехал в Биран в поисках убежища и прожил там некоторое время. У него не было средств

к существованию.

Фрей Бетто.  А когда вы поступили в религиозный колледж?

Фидель Кастро.  Я поступил в религиозный колледж в первый класс.

Фрей Бетто.  В каком возрасте?

Фидель Кастро.  Это надо бы теперь уточнить; наверное, мне было около шести с половиной - семи лет.

Фрей Бетто. Это был колледж салезианцев?

Фидель Кастро.  Да. Это длинная история, и кое-что из нее я тебе расскажу.

Как я уже говорил, в тот период, когда меня, совсем маленького, послали в Сантьяго-де-Куба, я очень нуждался, жил очень трудно. Примерно через год стало немного получше. В один прекрасный день в моем доме узнали об этих трудностях, рассердились, меня снова забрали в Биран, но после протестов, после объяснений учительницы и последующего примирения меня опять отослали в ее семью в Сантьяго; хотя, конечно, после скандала положение было уже не таким тяжелым. Сколько времени я прожил там в целом? Наверное, не меньше двух лет.

Дело было в том, что поначалу меня не послали ни в какую школу, учила мен сама крестная; уроки состояли в том, что она заставляла выучивать таблицы сложения, вычитания, умножения и деления, напечатанные на обложке тетради. Я знал их наизусть, похоже, выучил так крепко, что больше никогда не забыл. Иногда я считаю так же быстро, как на компьютере.

Фрей Бетто.  Да, я вчера это заметил.

Фидель Кастро. Вот так оно и было. Никакого учебника, только тетрадь и иногда диктанты. Я, конечно, выучился складывать и все такое, читать, писать, писать под диктовку; наверное, стал делать поменьше ошибок, стал писать красивее, но факт, что я провел там почти два года, в сущности, теряя время попусту. Единственно полезным было то, что я узнал трудности, узнал жизнь тяжелую, трудовую, полную лишений. Думаю, я был жертвой некой эксплуатации, потому что деньги, выплачиваемые за нас родителями, приносили этой семье немалый доход.

Помню праздник волхвов. Среди того, во что нас учили верить в этом возрасте,

в пять, шесть, семь лет, был День волхвов. Вот ты говоришь о религиозных верованиях, и среди самого первого, во что мы учились верить, были волхвы. Потому что, конечно, День волхвов… Мне было, наверное, три или четыре года, когда волхвы появились в первый раз. Помню, первыми подарками, которые оставили мне волхвы, были яблоки и маленькая машинка, что-то такое, и еще конфеты.