Макс Ридли Кроу - Сага о героях. В поисках Пророка. Том III Страница 10

Все, что он помнил о матери, это то, что она красила волосы в цвет червонного золота, чтобы выделяться на фоне прочих светловолосых сармантиек. Даже имя ее стерлось у него из памяти. А возможно, он его никогда и не знал. Чем взрослее становился Зефирус, тем большей обузой был для этой женщины. Он не проявлял талантов ни к пению, ни к танцам, ни к игре на музыкальных инструментах. Сдать его в кабак было невозможно, как и продать в рабство: детей брали неохотно, с ними хлопот было много. Единственное, на что он годился, это оттаскивать на пустырь тела жертв Голодных Теней или умерших от каких-то хворей проституток, и сжигать их там. Все же матери удалось избавиться от него, когда Зефирусу исполнилось десять лет. Вошедший в порт дорионский корабль стал ее судьбой, ее спасительной звездой. Уж неизвестно, был ли тот моряк безумен и в самом деле влюблен, или он попросту решил заработать на продаже еще одной рабыни, но вместе с судном, покинувшим берега Сармантии, исчезла и мать Зифа. Конечно, о том, чтобы взять сына с собой, не могло быть и речи. Он даже не удивился. Просто понял, что теперь остался совсем один. Из притона, где вот уже год жила и работала его мать, мальчишку выставили, и он очутился на улице в полном смысле этого слова. Он даже успел самую малость испугаться. Пытался пробраться на корабль, отбывающий в Шраван, затесавшись среди остальных будущих рабов, но его отыскали, когда судно уже вышло в море, и выкинули за борт. Матросы посчитали идею забавной. Зефирус никогда прежде не плавал, но научился этому в одно мгновение, и, к разочарованию моряков, не пошел ко дну, а добрался до берега. Он лежал на камнях, обессилевший, чувствовал, как соленые волны лижут его босые ноги, и тогда задумался о том, чего хочет от жизни. Прежде всего, он хотел выжить, что было вполне понятно. Еще он хотел сытно есть, не перебиваясь протухшими харчами, найденными на помойке, тепло одеваться, чтобы прохладный осенний ветер не студил ребра. А еще он страстно хотел смыть с себя эту вонь, которой пропитался с детства. И тогда он понял, что единственное, чем мог бы заниматься, это лишать других людей их бессмысленной жизни, словно шаг за шагом, душа за душой освобождая место под солнцем для самого себя.

Он пришел в столицу, на поклон к Королеве. Голодные Тени занимали изящный дворец, который некогда служил для заседаний Совета, теперь же в его залах из красного отполированного мрамора, среди золотых узоров и витражных окон расположились наемные убийцы, чьими силами был истреблен уже почти весь высший свет Сармантии. Вместо множества скамеек был поставлен трон, на котором ныне восседала Королева – прекрасная женщина с лицом из серебра. Вход в этот дворец был открыт для всех желающих, наемники не боялись гостей. Другой вопрос, что выйти могли уже не все…

Но маленькому оборванцу, грязные ступни которого оставляли серые следы на чистейшем полу, и не нужно было уходить. Он упал ниц перед правительницей убийц, не взывая ни к милосердию, ни к доброте, ни к состраданию. Просто он понимал, что нет ничего постыдного в мольбе о собственной жизни. Весь мир разделен на тех, кто имеет власть, и других, кто зависит от первых. Пока он был в числе вторых и знал свое место. Новобранцев поселили в тесном подвале. Их было двенадцать человек, спать приходилось сидя, потому что иначе разместиться не получалось. Самому младшему было шесть лет, а старшему – тринадцать. Из них всех обучение прошли только двое, Зефирус и еще один, ни имя, ни кличку которого он не запомнил. Тела остальных они сожгли. И неважно, кто как погиб: на проверочном ли задании, отказавшись выполнить приказ, возгордившись. Зиф запомнил, что для выживания нужно четко понимать, кто ты и кто с тобой. И когда твой старший товарищ по оружию дает указание, то не стоит тратить времени на размышления. Просто сделай то, что сказано, даже если приказали вычистить ночной горшок единственной рубахой, отдать свою порцию похлебки, облобызать чужие ступни или ублажить иным способом. Голодные Тени живут одной большой дружной семьей, где стирается грань между мужчинами и женщинами, поскольку каждый равен и выполняет свою работу, единую для всех. Пожалуй, девицы-наемницы были еще более безумны и жестоки как в выполнении заказов, так и в обучении новобранцев. А потому Зиф старался не попадаться им на глаза. Тем не менее, основным пунктом в Кодексе Теней был запрет на убийство своих братьев. Какими бы сомнительными ни были пытки для новичков, их никто неубивал специально. Правда, никто не мог запретить тем самим лишать себя жизни, что тоже происходило нередко. Зиф не жалел ни утопившегося пацана, который был всего на год его младше, ни девчонку, повесившуюся на собственном поясе. Слабакам не место среди Голодных Теней.

Полноту и красочность жизни он ощутил, только когда миновал шестнадцатый год с его рождения, и он в числе прочих вернулся после успешно выполненного в Дорионе задания. С этого дня он перестал считаться новичком и понял, что значит быть одним из братьев и сестер. Он быстро потерял счет новобранцам, попадающим под его опеку. Те, кому повезло, кому хватило сил и ума, становились его рабами на долгие годы. Иные же отправлялись черным дымом на небеса. За особые заслуги и благодаря справедливой благосклонности Королевы у него в подчинении оказалось семеро человек. Но постепенно их оставалось все меньше, и наконец, только двое, Омеро и Фино, делили с ним кров и досуг. О, кто уж знал толк в развлечениях и удовольствиях, так это Голодные Тени! И пусть кто-то ханжески морщит нос в отвращении, глядя на разгулье сармантийских наемников, им на это плевать. Когда привык танцевать между погребальными кострами, в которых тлеют зловонные жертвы чумы, когда вся твоя земля превращается в пепелище, и сам ты не более чем один из метательных ножей в руках Королевы, становится безразлично, что подумают те, кто провел свою жизнь иначе.

Вот и в этот вечер все было как всегда. Пока мальчишка Фарис разбавлял хмельной шум бренчанием на тонких струнах, Зиф заказал полдесятка кувшинов с брагой и столько же девок, на зависть сидящим в стороне матросам, которые едва наскребли медяков, чтобы хоть как-то заплатить двум красоткам изрядно потертого вида. Впрочем, Зефирус и не стремился под юбки к этим милашкам до того, как промочит горло отвратительным пойлом, чтобы затуманенным взглядом не видеть, что кожа у этих женщин дряблая и высушенная солнцем, волосы уже начали седеть, а носы и щеки красные не от смущения, а от пристрастия к крепкой выпивке. И все же ему было скучно: матросы, занятые убалтыванием девок продаться подешевле, не реагировали на провокации и никак не собирались скрашивать этот пресный вечер хорошей душевной потасовкой. Так же равнодушно вели себя и появившиеся в душной таверне инквизиторы, что с недавних пор зачастили сюда, после того как храм Пророка достроили. Что ж, когда не получается задеть чьи-то чувства специально, достаточно просто делать то, что хочешь: чаще всего это раздражает куда больше, чем вычурные оскорбления. Зиф усадил одну из женщин на стол и, не тратя времени на чуждые ему условности, приступил к делу, параллельно вливая содержимое кувшина то в свой рот, то в ее. Рядом ко второй бабенке пристроился Омеро, успевая развлекать и третью, покуда Фино удалился во двор. Присутствующие не могли этого не заметить, и если хозяин таверны побоялся высказаться в адрес завсегдатаев, у которых оружия хватит на отряд воинов, то матросы задохнулись от зависти, а инквизиторы изобразили нечто среднее между омерзением, ненавистью и скрытой похотью. Брови нахмурены, руки тянутся к мечам. Еще немного, и вечер перестанет быть таким уж серым. Зефирус, не сводя глаз с храмовников, схватил Омеро за волосы на затылке и впился губами в его губы. Как он и рассчитывал, это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения собравшихся господ. Подобные забавы, обыденные для заведений, где Голодные Тени собирались отпраздновать еще один прожитый день, в Дорионе и Шраване всегда приводили к одному: задушенные лживыми моральными ошейниками посетители таверны хватались за оружие в надежде немедленно искромсать нечестивцев. Увы и ах, но чаще всего этот запал проходил, когда один или парочка их товарищей оказывались на полу с несмертельными, но очень болезненными ранами. На этот раз Зефирусу повезло: в отличие от трусоватых моряков, опасающихся связываться с наемниками, храмовники были совершенно невменяемы, и, видимо, не наслышаны о Голодных Тенях. Они рвались в бой, как молодые быки, и это было чудесно. Фино вернулся как раз вовремя: разъяренные инквизиторы уже теснили его веселящихся товарищей к стене, кромсая мечами подвернувшуюся под руку мебель.

– Смерть сармантийским выродкам! – возопил кто-то из дорионцев, и его радостно поддержали остальные.