Алексей Резник - Стеклянная любовь. Книга 1 Страница 10

Затем, предварительно увеличив изображение до максимума, она перевела окуляры вновь на купы березового колка и увидела спящего прямо на траве под березой юношу. Снежана увеличила изображение до максимума и долго, с нарастающим приятным удивлением, рассматривала черты Славиного лица, смутно напомнившего ей кого-то очень знакомого и родного. Какого-то знакомого, славного многими ратными подвигами, витязя из далеких дохристианских времен…

…«Может быть он, правда, тот самый витязь, который сможет помочь мне уничтожить проклятого и мерзкого Рагомаста! Он спасет маму и папу, а также поможет Дедушке отстоять Сказочную Русь!..», – с надеждой подумала она, не отрывая зачарованного взгляда от окуляров.

Принцесса занимала большие апартаменты в жилом отсеке рейдера, роскошно обставленные в странном полувосточном, полуславянском, видимо, скорее всего – в том самом стиле, который принято называть «звериным скифским». В целом, очевидно, печать звериности апартаментам Принцессы придавал античеловеческий, чисто пайкидский антураж, навязчиво выпирающий наружу изо всех хитросплетений ярких причудливых узоров, украшавших настенные и потолочные панно апартаментов. Черные с золотом шторы из тяжелой ткани закрывали проходы, соединявшие собой анфилады комнат и зал. Почти в каждом углу стояли скульптуры, изображавшие почти полностью непонятных, крайне причудливо выглядевших существ. Рядом со статуями в огромных вазах красовались букеты невиданных цветов, пугавших Снежану своей зловещей потусторонней красотой. Снежана обладала завидным мужеством, и стойко переносила все неимоверные тяготы своего существования среди чуждой и антипатичной ей обстановки. Выжить и не сойти с ума ей помогала вера в конечное освобождение из ужасного плена, который обещал вскоре сделаться гораздо невообразимее ужасней…

…Десять дней назад ее впервые, так сказать, удостоил чести личным визитом сам Рагомаст, достигший к этому времени возможности приобретать более или менее приемлемую для человеческого восприятия материальную форму. Принцесса сидела и завтракала, когда в столовой бесшумно и неожиданно раздвинулись черно-золотистые шторы, и он явился в виде мужчины трехметрового роста, страшной внешности и неопределенного возраста, одетый, к тому же, в нелепую темно-багровую хламиду. Но увидев в глазах девушки выражение отвращения и ужаса, Рагомаст немедленно дематериализовался и исчез, чтобы подготовиться к следующему, более удачному перевоплощению.

Древняя старуха-служанка, чье дальнейшее старение и неизбежный молекулярный распад остановил Верховный Пайкид несколько сот лет назад, объяснила Снежане, что визит Хозяина был не случаен – свадьбы осталось ждать не особенно долго. И будет приурочена свадьба к ближайшему Празднику, когда сотни тысяч людей будут похищены с Земли в качестве пайкидских доноров через открывшееся Кармическое Окно. Это будет уже четвертая и последняя Праздничная Ночь Кочевого Конгломерата на беззащитной, вкусной и питательной Земле перед их отправлением в совсем иную Вечность. Может быть, они бы и остались здесь еще на много лет, но как поняла Снежана из регулярно навязываемых ей телепатических бесед-откровений Рагомаста, за плечами Пайкидов выстроилась целая очередь из других, не менее могущественных, чем сами Пайкиды, ойкумен-хищников, вынырнувших из бесконечно далеких Бездн, привлеченные аппетитным запахом горячей солоноватой человеческой крови, безответственно просочившимся сквозь образовавшуюся трещину в защитной кармической прослойке капсулы Земного Мира.

Следующими, как сообщил Рагомаст, стоят некие Субирайты, но донорский код им передадут Пайкиды лишь после своего насыщения. И если это произойдет, земному сообществу останется существовать совсем-совсем недолго. Но Рагомаст не договаривал своей будущей жене нечто многозначительное, какую-то очень важную информацию – она это остро чувствовала, и поэтому ощущала насущную потребность знать все то, чего не договаривал Рагомаст. Но, вместе с тем, она была почему-то уверена, что Хозяин «Золотого Шершня» нуждается в ней больше, чем она в нем, и рано или поздно поведает ей нужную информацию во всем объеме.

До начала четвертой Праздничной Ночи оставалось чуть менее полугода по земному хроноисчислению, и в ту ночь, когда Снежана увидела при помощи анимаскопа пьяного Славу Богатурова, в ее хорошенькой головке зародился более или менее четкий план возможного спасения…

Глава 5

Андрея Витальевича Шлодгауэра переизбрали на очередной срок (Иван Карпович Тарасов так и не сумевший победить своего недуга, был с почетом отправлен на пенсию – соответствующая торжественная процедура прошла прямо в банкетном зале той самой психиатрической клиники, в которой бедняга-мэр столь долго, упорно и мучительно боролся за обретение разума), но с условием, чтобы он более или менее юридически оправданным способом сменил фамилию на не такой режущий слух городского общественного мнения славянский либо хотя бы псевдославянский вариант. Официально фамилию он сменил примерно в те же календарные сроки, когда Кулибашево переименовали в Рабаул.

Андрей Витальевич взял девичью фамилию жены, и фамилия мэра Рабаула стала теперь не Шлодгауэр, а – Одинцов. И мэр Одинцов жестоко ругался с руководством инициативной группы по переименованию города, вполне аргументировано мотивируя полной идентичностью нового названия города с названием крупнейшей военно-морской и военно-воздушной базой милитаристической Японии на севере Новой Гвинеи в годы второй мировой войны.

«А вот кто такой маршал авиации Рабаулов, герой вьетнамской (!) войны, якобы, родившийся и незаметно выросший в Кулибашево, я, товарищи инициаторы – не знаю!! По-моему, это – политически вредный, непродуманный и во всех отношениях крайне неэтичный шаг!», – такими словами Андрей Витальевич выразил свое отношение к акции грубого, насильственного, совсем неадекватного переименования родного города. Только-только, казалось бы, сгладились страшные ощущения, долго не заживавшими рубцами, покрывавшими чувствительную душу мэра после полетов в ночном небе Кулибашево тех жутких чудовищ – Черных Шалей, вылетевших прямиком из Ада, как вновь над городом начали собираться грозные призраки грядущих бедствий, и первым из них явилось злосчастное переименование городского названия.

«Быть этому месту пусту!», – едва не сказал он вслух решительно и зло на том памятном заседании городской администрации, но смолчал, лишь молча и ненавистно посмотрев на «рабаульщиков», ухитрившихся вдохновить своей бредовой идеей некоторых высокопоставленных московских чиновников, против воли которых Андрей Витальевич оказался бессилен.

Между прочим в связи с переизбранием его на очередной срок городским головой, из Москвы пришла поздравительная телеграмма от генерала Панцырева, на бланке которой в числе прочего Андрей Витальевич прочитал и такие строки: «…надеюсь, что под Вашим руководством город без труда выстоит перед лицом любой беды!..». «Типун Вам на язык, Сергей Семенович!», – негромко воскликнул после прочтения телеграммы Одинцов и символически три раза сплюнул через левое плечо.

А в то самое чудесное июльское утро, когда студент четвертого курса философского факультета рабаульского университета Вячеслав Богатуров проснулся с глубокого похмелья среди росистой травы с разбитым тревожным сердцем, мэр Рабаула приехал на работу тоже очень рано, поднятый с постели ни свет, ни заря мощной пружиной безошибочного дурного предчувствия. В здании городской администрации не было никого, кроме ночных вахтеров и техничек. Дежурный по администрации молча подал Андрею Вальтеровичу плотный увесистый конверт с московским штампом.

– Что это? – недовольно спросил мэр, подозрительно глядя на конверт.

– Это вам вчера поздно вечером просил передать какой-то военный, – объяснил дежурный.

– Какой военный? – хмуро уточнил мэр.

– Да какой-то командировочный – я точно не знаю, – развел руками дежурный.

Одинцов не стал больше допекать усталого, засыпавшего на ходу дежурного, расспросами, а побыстрее прошел к себе в кабинет и нетерпеливо разорвал конверт. Там оказалось несколько аккуратно сложенных пронумерованных листков беловой бумаги формата «А-4», заполненной компьютерным шрифтом двенадцатого размера. На заглавном листе жирными черными буквами было напечатано: «Совершенно секретно! Только для служебного пользования!» и ниже Андрей Витальевич прочитал: «Как распознать в себе Пайкида?!».

Оглавление присланного из Москвы документа Андрей Витальевич перечитал, наверное, раз двадцать подряд, но так и не уловил наверняка заключавшегося в нем глубинного смысла. Уже позднее, когда пришла на свое рабочее место секретарша, Одинцов догадался, что таинственный документ прислал ему не кто-нибудь, а генерал-лейтенант ФСБ Панцырев. А еще через десять минут после прихода секретарши догадку мэра подтвердило появление в приемной офицера, передавшего вчера поздно вечером дежурному письмо – капитана ФСБ Валентина Червленного.