Дьявольские камни (СИ) - "Ку Ви" Страница 10

Старшина как ни в чем ни бывало доложил о готовности выдвигаться, как будто и не он мне новые штаны принёс. Где ещё взял только, может и с мертвого снял. Скорей всего. Что то нехорошая традиция складывается — сапоги, штаны.

— Что раненые старшина?

— Нет больше у нас раненых господин лейтенант, теперь из раненых только вы у нас, — грустно сказал он, — уж сильно изрубили хлопцев.

Через три часа пути вышли к реке. Сделали привал, помылись и перекусили. Я себе чувствовал относительно нормально, даже без помощи помылся, хоть старшина и предлагал помощь. Организм маленькими шагами восстанавливался. Старшина постоянно находился возле меня. Это настораживало и заставляло задуматься. Основных варианта два — хочет услужить или присматривает.

Где-то ещё через два часа пути послышался гул впереди. Дорога проходила в лесу и уходила вперёд и вправо. Шум было слышно, но при этом ничего не видно. Большая часть солдат спрыгивали с телег, хватали ружья и бежали в лес. Трое солдат спрыгнув остановились в нерешительности.

— А НУ СТОЯТЬ СУКИ! — взревел я, вскакивая на ноги. В голове за доли секунд пронеслась история старшины про их первое чудесное спасение до присоединения к Горскому. Рука потянулась к кобуре, осознание того, что я из-за своего состояния не убегу придавало решительности.

Старшина успел сделать несколько шагов в сторону леса, когда я выстрелил в солдата, который обгонял его на пару шагов. Пуля попала ему в спину, он кувыркнулся вперёд и захрипел.

— Я СКАЗАЛ СТОЯТЬ! КО МНЕ! — перевёл револьвер на старшину. Он встал как вкопанный, и большая часть солдат тоже остановилась. Только солдаты с первой телеги ещё больше ускорились, услышав выстрел. Стрелять в них в лесу на таком расстоянии просто переводить патроны.

Водя револьвером с старшины на других солдат, — я больше повторять не буду! Застрелю на месте, мне терять нечего, — проговорил я.

Первым в себя пришёл старшина, который начал пофамильно звать солдат. Я же начал руководить тремя солдатами, которые не побежали, расставляя телеги, не выпуская из рук револьвер, ведь могли и в спину пальнуть.

Успели перекрыть дорогу двумя телегами по фронту и по одной по флангам в форме буквы «П», когда из-за поворота показалась конница.

За телегами по фронту выстроилось девять оставшихся солдат и старшина, я так и остался у своей телеги, которая была теперь правым флангом и была позади основного строя. Поднял своё ружьё, проверил заряжено или нет. Встал на дно телеги, чтоб лучше видеть обстановку.

Впереди на нас неслась конница, но это явно были не рыцари. У них был огнестрел.

— Так это ж ляхи братцы, — радостно заорал старшина, тоже рассмотрев вылетевших из поворота. Его радостная реакция меня озадачила, — и что, что ляхи?

— Так они как мы, только стреляют, — весело проговорил старшина, — целься, — закончил он, поднимая винтовку. Я присел обратно в телегу, стоять в полный рост в перестрелке не айс.

Меня удивило, что ляхи не притормозили подумать над ситуацией вылетев на нас, расстояние позволяло. Не сбавляя скорость, они кинулись на сближение не обращая внимание на баррикаду. Сразу бросилось в глаза, что ляхи двигались как-то вяло в сравнении с тем, что в прошлый раз показали рыцари на поле по скорости.

От поворота до нашей позиции было где-то триста метров, на расстоянии сто пятьдесят метров мы открыли огонь. Ляхи летели в пять всадников в ряд, сколько позволяла ширина дороги. Мы успели сделать ещё два ружейных залпа в которых участвовал и я. Так как места для манёвра практически не было, а дистанция кинжальная наш огонь был очень эффективен. Если первый залп проредил ряды наступающих, то второй полностью остановил на расстоянии пятидесяти метров. Убитые передние ряды лошадей и кавалеристов построили ещё одно препятствие на пути напиравших сзади. Началась давка, крики и беспорядочная стрельба. Осознав, что с наскока пробиться не получится, ляхи начали пешую атаку огибая нас с флангов. Противников оказалось много. Сначала мы потеряли троих ранеными или убитыми в перестрелке на подходе к баррикаде. Дальше последовала атака с мечами и саблями. Обороняя правый фланг, я бросил ружьё и спрятался за телегой. На рефлексах достал камешек и нож в левую руку, а револьвер в правую. В центре у баррикады идёт рукопашная. Трое оставшихся на ногах солдат отбиваются от пятерых напирающих, двое солдат, как и я отошли за левую телегу и ведут огонь. Человек десять пытаются растянуть телеги и освободить дорогу. Из леса к моей телеги бегут два поляка. Выглянув из-за телеги, делаю четыре выстрела. В первого попадаю сразу первой пулей, но по инерции он делает ещё несколько шагов ко мне. Делаю ещё два выстрела, чтоб остановить его. Во второго делаю четвёртый по счёту выстрел, когда до меня остаётся два метра. Попадаю ему в грудь. Он валится на меня, подминая под себя. Контрольный — бью ножом в шею. Скидываю с себя труп и присаживаюсь опять за телегу, перезаряжаю револьвер. Осматриваясь по сторонам, вижу, что с флангов больше никто не атакует. Поднимаюсь из-за телеги и смотрю в центр. Баррикада, перекрывавшая дорогу разобрана, а ляхи отступили и седлают лошадей. У нас живые я и двое солдат за телегой левого фланга. Оставшиеся кавалеристы идут на прорыв. Первых двоих успеваю расстрелять, спрятавшись за телегой, но не замечаю, что один меня обошёл. Лошадь с силой вырезается в меня, от удара разворачивает в полу полёте, чувствую как боль обжигает спину. От боли сознание затухает само по себе и я снова проваливаюсь в темноту.

— Только не новые штаны, второй раз я такой удар не переживу.

Глава 6

Приход в сознание был резким. Вот ты в темноте и беспамятстве, а вот стало светло и больно. Одним рывком ворвался в реальность.

Первое чувство это сильная боль. И это уже начинает надоедать. Я не испытывал столько боли за 37 лет своей жизни в своём мире, сколько испытал тут за несколько дней. Если так и дальше пойдёт можно и крышей поехать. Ну или мазохистом стану. Может лучше самому это закончить — быстро и навсегда? Хотя нет, это грех. Не дождётесь.

Я в больнице. Я это понял, не открывая глаза. По запаху. По характерному запаху, который невозможно спутать с чем-то ещё. От чего такой запах в больницах я не знаю, но предполагаю это следствия обработок помещения каким-то средством. Скорей всего содержащем хлор.

Открыл глаза и залюбовался на сопящее у моей кровати прекрасное создание в белом халате. Сестра сидела и дремала на придвинутом ко мне стуле. Внимательно рассмотрел ее лицо. Красивая девушка примерно двадцати пяти лет. С длинными пушистыми ресницами, маленьким курносым носиком и губками в форме бантика. Сказать одним словом — милая.

Лежал я на животе явно уже давно. Все тело затекло, а поясницу просто ломило. Но больше всего болела грудь и спина. Хотя на спине боль была вперемешку с диким зудом. Чесалось очень сильно. Попытался извернутся и почесать спину рукой, но только простонал от бессилия, разбудив милашку.

— Ой господи Боже милостивый, — запричитала она, — лежите не двигайтесь, а то края раны разойдутся.

— Гхде йая, — прокряхтел, удивляясь своему карканью, во рту просто пустыня сахара.

— Попейте воды, — поднесла стакан мне сестра милашка и помогла напиться. Мммм какая же вкусная может быть простая вода. Просто живительная влага.

Я кивнул сестричке, что мне хватив, выпив практически всю воду. Убрав стакан на стол, она поднялась и со словами, — сейчас позову Николая Владимировича — вашего доктора, — чуть ли не побежала, направляясь к выходу.

Нахожусь я в достаточно большой палате, рассчитанной на одного пациента. Из мебели стол, стул, кровать, в углу большой шкаф. В комнате тускло горят светильники, за окном прохладная ночь, грудь сковывает боль от дыхания, а спина жжёт и зудит. А значит самое время разложить по полочкам, последние события.

Камень со мной что-то сделал и делает. Это очевидно. В моменты угрозы моей жизни все эмоции, которые мне могут помешать выжить подавляются.