Екатерина Белецкая - Священный метод Страница 10

Эдри, куратору кластера, Огден не понравился категорически, и через год его отправили работать долгосрочную программу, первую из десятков, через которые он потом прошел. Он то появлялся, то пропадал. Позже Эдри приняла нового заместителя, им оказался сильный социолог, ученик Линца, совсем молодой еще парень по имени Кансари Гарай – и немногим позже Эдри, помнится, начала говорить о нем как о своем возможном преемнике. Конечно, до преемника тогда было далеко, но Эдри начала готовить Гарая и ясно дала ему понять: на этом месте тебе быть следующим.

«Как же не вовремя я тогда умер, – с горечью думал Фэб. – Всего сорок лет после моей смерти, двадцать лет после смерти Эдри, и… И получилось вот такое. Невозможно всего предусмотреть, к сожалению. Кто знал, что Гарай настолько легко сойдется с этой тварью и попадет под влияние? Разумеется, Огдена готовили к той роли, которую он играет сейчас, этот «серый кардинал», как называет его Берта, марионетка, пешка, разменная карта в чьих-то руках; и этим нужно будет воспользоваться, обязательно. У Огдена есть одно замечательное качество – он тоже не предусматривает всего. Возможно, это поможет нам. Как-то поможет».

Огден, как помнил Фэб, терпеть не мог рауф. Даже к нэгаши или луури он относился лучше, чем к «котам», и очень любил повторять, что люди – это высшая раса, которая стоит над другими расами. Большинство втихую посмеивались над его откровениями, и никто не принимал их тогда всерьез.

Ну что ж, человек.

Кот будет играть с тобой.

Но ты, кажется, за давностью лет подзабыл, что кот работал заместителем куратора кластера еще тогда, когда ты, человек, сказал своё первое «уа», и знает больше тебя про все эти игры, и ничего не забыл.

Например, своды законов.

Берегись, человек.

Ты начал играть не с тем котом.

– Для того чтобы я мог куда-то поехать, вам придется снять меня с «химии», – пожал плечами Фэб. – Не боитесь, Огден? А вдруг я убегу?

Огден рассмеялся.

– Не убежите. Потому что знаете: ваши котятки сейчас у меня в руках, и…

– И работают, как я полагаю, на проект «Азимут», – закончил за него Фэб. – Огден, подумайте. Я ничего не теряю. Я и сейчас могу уйти в любой момент, и ваши люди меня остановить не сумеют.

– Вы не уйдете, Фэб. – Огден покачал головой. – Пока остается хоть какой-то шанс, вы не уйдете.

– Зачем тогда эти угрозы? – Фэб, склонив голову к плечу, наблюдал за Огденом. – Вы непоследовательны, мальчик. Но что-то раньше я не замечал за вами подобной импульсивности. Что, сроки поджимают? Придется перед кем-то держать ответ?

– Гарай подождет, – отмахнулся Огден.

– Я говорил не о Гарае.

– Кроме Гарая, надо мной никого нет.

– Я вам не верю. – Фэб покачал головой. – Что-что, а врать у вас всегда получалось плохо.

– И «Молот» подождет тоже. – Огден отвернулся. – Про сроки вы отчасти правы, Фэб. Они действительно хотят результата. Но, кажется, я попался ровно в ту же ловушку, в которую попала в свое время группа Ри.

– В какую же? – удивился Фэб. Удивился совершенно искренне.

– Я не знаю, что будет, если эта хрень заработает! В свое время я требовал ответа от Ри, а теперь этот же ответ требуют от меня, – Огден невесело рассмеялся. – Ученых у нас… тьма. – Он махнул рукой. – Версий – тоже тьма. Вероятным ответом на часть вопросов станет успешная экспедиция, но лишь на часть и лишь вероятным.

– А зачем вам нужно уничтожать Русский Сонм? – невзначай поинтересовался Фэб, усаживаясь поудобнее. – Чем он вам так мешает?

– Ох… Я попробую объяснить, Фэб, но, боюсь, вы слишком предвзяты, чтобы понять.

– Я попытаюсь, – пообещал Фэб.

– Скажем так, это дополнительная надструктура, которой никто не управляет, и вот что происходит в результате…

Всем известно, что такое Сеть и что делают в этой Сети Барды и Сэфес. Обитаемые миры собираются в двенадцатеричные построения, в сиуры, в дублирующие друг друга гексы, связанные через логические узлы. Миры подбираются по принципу максимальной толерантности их эгрегоров друг другу. Цивилизации появляются, живут, исчезают; Вселенная, вся Вселенная, идет бесконечным кругом жизни; кругом, полным тайн и загадок, но всё равно логичным и правильным, потому что практически всё поддается объяснению.

Кроме Сонма.

Во-первых, неизвестно, по какому принципу на некоторых планетах появляются Осколки Сонма. Где-то появляются, где-то не появляются, и вычислить закономерность невозможно.

Во-вторых, зоны, где Сонм силен и превалирует, ведут себя… немного иначе. Не так, как им положено себя вести.

– Ну уж и не так, – возразил Фэб. – Они ведут себя совершенно обычно. Уж простите, но как Встречающий я более чем в курсе.

– Нет, не обычно, – отрезал Огден. – Они…

Они, пусть и очень медленно, смещают вектор развития.

– О чем вы? – удивился Фэб. – Сонм существует миллионы лет, и никакой вектор за это время не был смещен.

– Был.

В этих зонах, с осколками, происходит постепенное замещение, объяснил Огден. Уменьшается количество Белых миров, не зонированных. Идет, пусть и медленно, сокращение общего числа войн; увеличивается количество так называемых «высоких» цивилизаций, от седьмого до девятого уровня.

– И что в этом плохого? – искренне удивился Фэб.

– Вы можете дослушать или нет?! Так вот. После того, как кластер, в котором это происходит, подходит к точке «деления», то есть распада, Белых миров после него остается немного меньше, чем должно быть.

– То есть?

– Разрушаются планетарные системы, понимаете? Они не выходят на следующий круг, – объяснил Огден. – Они… они погибают.

Фэб молчал, стараясь осмыслить то, что сейчас сказал Огден.

Что такое планетарная система? Это некая материальная точка, это звезда-даритель, это планеты, три или четыре из которых могут нести жизнь, это – цикл, потому что, например, на одной и той же планете цивилизаций может быть несколько сотен. Или тысяч. Идущих друг за другом, последовательно, непрерывно.

«Я понял, чего он боится, – вдруг сообразил Фэб. – И – нет. Они не погибают, как считает Огден. Они… уходят дальше. Выходят из ловушки нашего материального существования и идут дальше, отправляются куда-то еще. Но ему этого не объяснить. Так вот что имел в виду Ит тогда, после того как решил эту задачу. «Они хотят уничтожить Русский Сонм». Правильно, конечно, они хотят его уничтожить – ведь у них между пальцев просачиваются те, кого они, казалось бы, крепко держали в руках. Выходят – и идут дальше, своей дорогой. Без возврата сюда».

– И что вас смущает, Огден? – спросил Фэб, с минуту помолчав. – Только то, что это не вписывается в вашу модель?

– Мы хотим сохранить мировой порядок, – глаза Огдена нехорошо сузились. – Мы хотим, чтобы соблюдались законы…

– И для этого вы их в таком количестве нарушаете? – ехидно поинтересовался Фэб.

– Я ничего не нарушал.

– Да ну. Нарушали, и не раз. Но мы поговорим про это позже. А сейчас… что от меня требуется?

– Работать в порталах. Как – мы объясним.

– Ладно, – Фэб покладисто покивал. – Тогда снимайте «химию».

«Химия» – это была гарантия того, что Фэб не удерет при первой же возможности. В кровь вводился состав, который оставался нейтральным только в пределах определенной зоны – там, где работал портативный «охранник». Портативный – это было слабо сказано. «Охранник» представлял собой объект размером с маковое зерно и неизвестно где находящийся. Слабенькое излучение, которое он давал, держало состав нейтральным, но если Фэб выйдет за пределы действия «охранника», он умрет в долю секунды: сначала мгновенно разрушатся все эритроциты, а потом расплавятся клетки мозга.

– Снимем завтра, – пообещал Огден. – Я вас хоть в чем-то убедил, Фэб?

– Нет, конечно. – Фэб встал. – Разве что в одном.

– И в чем же?

– Вы неизлечимы. Но исцелиться я вам не предлагаю – потому что вы, разумеется, откажетесь. До завтра, Огден. Всего хорошего.

Утром на реке было холодно. Катер Официальной шел сейчас по Пахре, шлюзы прошли еще в шесть утра, ждали долго, почти час – вместе с ними шлюзовалась здоровенная баржа, непонятно чем груженная. Все порядком озябли: и официалы-охранники, и Джессика с Бертой. Один лишь Фэб, кажется, не испытывал от холода ни малейшего дискомфорта. Наоборот, он с большим любопытством осматривался, ему сейчас было интересно всё.

Утренняя река была красива – робкой, пробуждающейся красотой ранней весны. Светлое, словно бы вылинявшее небо, неподвижные в безветрии деревья, пустые пока что поля… И свежий, как родниковая вода, воздух – в городе он был иным, не таким. Фэб задумался. А ведь верно. Сейчас он понял – да, верно. То, что все они когда-то присягнули этому миру, – верно.

И он понял, что ему сейчас дается шанс – присягнуть тоже. Он уже чувствовал то, о чем не могли рассказать никакие слова. Средоточие. Центр. Вера, которая находится в самой глубине души. Какая-то особая правильность… Фэб задумался, подбирая слова. Пожалуй, самым точным ощущением будет… понимание. Вот теперь я понял их. Всех. И Ри, и Джессику, и Берту, и Скрипача, и Ита.