Екатерина Белецкая - Священный метод Страница 9

Джессика чувствовала – дети далеко. Очень далеко, в Москве их точно нет, сто процентов. След ощущения был настолько слабым, что порой плакать хотелось от отчаяния. Она понимала – это сделано специально, чтобы она поддалась, растерялась, чтобы растерялись и поддались они.

«Не сдавайся, – думала она. – Не сдавайся, мой мальчик. Борись. Ты очень сильный, ты такой же, как твой отец, помни про это. Ри никогда не сдавался, и ты сейчас не сдавайся, мы должны собраться и перетерпеть, сколько будет нужно. Ребята придут за нами. Папа придет за нами. Я верю в это, не могу не верить».

За дверью ходил охранник. Слышать его Джессика не могла, но ощущала запросто: движение холодной деловитой и какой-то равнодушной силы. Туда-сюда. Туда-сюда. Туда-сюда.

Камера, в которую её посадили, считалась, как она поняла позже, изолированной и предназначалась именно для эмпатов. Эмпатам послабее, наверно, тут приходилось и впрямь тяжело, но Джессика разобралась со «стенками» за сутки и запросто сканировала пространство на полкилометра вокруг.

Тюрьма.

Как поняла Джессика, это была Краснопресненская тюрьма, которая находилась едва ли не в центре города. Пересылочная, кажется. В этот район они не заезжали ни разу, может быть, там бывали ребята или Берта, но этого Джессика точно не помнила.

Остальных она ощущала, но пробовать связаться с ними не рискнула. Пусть охранники и Огден думают, что «стены» её держат. Берта была не так далеко, один этаж вниз и направо, до конца коридора. Фэб находился в другом крыле большого здания, на нулевом этаже, практически под землей.

А вот детей куда-то увезли…

Если друзей Джессика ощущала хорошо, детей она не «видела».

…Как же плохо. Этот захват, это было чудовищно… Кир понял, что происходит, едва открылась дверь в подъезд, он успел крикнуть, чтобы они бежали в комнату, туда, где была пожарная лестница, чтобы спускались по ней, сам же он выскочил в коридор, навстречу им – дверь в квартиру уже открывалась. Драка получилась короткой, секунд пять, не больше: в Кира выстрелили, и его этим выстрелом впечатало в стену, и только через долгую тяжкую секунду Джессика поняла, что он жив, что это парализатор. Потом их волокли по лестнице наверх, потому что над домом висел бот в невидимом режиме, и Настя упиралась и рыдала, просила отпустить её к маме, домой…

«Бедная девочка, – подумала Джессика. – Вот уж кому, но ей это за что?! Она же совсем ни при чем, она просто зашла попрощаться со своим лучшим другом, с Ромой, потому что Рома сказал, что он навсегда уезжает…»

Конечно, Настя никогда до конца не верила в «Ромкины сказки», но сказки эти вдруг обернулись для неё жуткой былью, чудовищной былью, в которой её, просто за то, что она оказалась в этом месте в это время, били и тащили, как вещь, взрослые дядьки в незнакомой форме, и потом загрузили в какой-то странный корабль, и…

Всю дорогу Джессика пыталась как-то утешить или ободрить детей. И если с Ромкой удалось договориться очень быстро, то Настя проплакала несколько часов. Проплакала? О, нет. Настя рыдала, Настя пыталась бросаться на боевиков, Настя умоляла отпустить её домой…

А бот, на котором они шли, в это время проходил через портал Сети Ойтмана, а потом их погнали в Транспортную сеть, а потом, после еще двух пересадок, Джессика увидела на выходе из Транспортной сети знакомый до боли мир, их повезли по знакомой до боли желтой полосе, и они приехали к дому, и она даже успела краем глаза увидеть заброшенные могилы Фэба и Тиры…

Чудовищно.

«Ладно. Допустим, они бы взяли меня. – Джессика держала сейчас руки на коленях, как образцовая ученица, и сидела, неподвижно глядя в стену. – В этом есть смысл. Но зачем забирать чужого ребенка, когда можно подчистить этому ребенку память и отправить восвояси? Официальная перестраховалась? Побоялась, что девочку отыщут Свободные и через неё получат какую-то информацию? Абсурд. Хотя бы потому, что Настя ничего не знает, не может знать. А вот Ромка…»

Когда она думала о сыне, ей делалось жутко. Ромка пошел характером в отца, а Ри всегда отличался совершенно беспощадной принципиальностью. Ромка в этом отношении был ничуть не лучше. А это означало, что Ромка ни перед кем не прогнется и никому спуска не даст.

Но одно дело – школа в Питере, а другое – то место, где сейчас очутились дети. Иной раз стоит и прогнуться, и потерпеть, вот только уговорить Ромку терпеть какую-то несправедливость мог или отец, или Фэб, или Кир. И всё. И она сама, и Берта, и рыжий с Итом для Ромки авторитетами не являлись. По крайней мере, в этой области.

Что с детьми?

Где они?

И что от них может хотеть Огден?

Ромка – сын носителя резонанса метапортала… Господи, только бы Огдену не пришла в голову какая-нибудь очередная гадость, и он…

Только бы он не тронул Ромку.

Не искалечил.

Не изуродовал.

Не убил…

От Официальной она ждала всего, чего угодно. Знала: для достижения своих целей они не пощадят никого. Плевать они хотели на все правила и приличия, им не знакомы слова «справедливость», «честь», «совесть».

«Бедный мой мальчик. Бедная Настя. – Джессика встала, несколько раз глубоко вздохнула. – Милые мои, не сдавайтесь. Что бы ни происходило, не сдавайтесь».

По коридору к её камере шли двое.

Это означало, что сейчас поведут на очередной допрос.

– …формируется принципиально новая схема. В которой вы, разумеется, будете рабочим элементом.

Джессика сидела напротив Огдена и задумчиво смотрела на него.

– А если я откажусь? – спросила она.

– А есть ли смысл в отказе? – усмехнулся он. – Джессика, подумайте. Как только мы завершим этап, я, так и быть, верну вам детей.

– Куда? – ехидно поинтересовалась Джессика. – Куда вы их вернете? В мою камеру? Замечательно.

– Мы предоставим вам жилье на территории…

– Тюрьмы?

– Да, – кивнул Огден. – И вы замечательным образом будете там жить. С детьми. Ведь вы этого хотите, не правда ли?

«Не правда ли, – подумала Джессика. – Убить я тебя хочу, вот это, пожалуй, будет правдой».

– Кнут и пряник, – улыбнулась Джессика. – Очень, очень заманчиво, Огден. Вот только маленькая проблема. Я вам не верю. Поэтому никакого этапа не будет. Я просто не выйду из камеры.

– Существует множество способов вас оттуда извлечь против вашей воли и без членовредительства, – хохотнул Огден в ответ. – Джессика, ну хватит. Зачем вы ведете себя как маленькая девочка? «Не выйду», – передразнил он презрительно. – Выйдите. Как милая. Хотя бы потому, что и Берта, и Фэб уже дали на это согласие.

– Хватит врать, – поморщилась Джессика. – Фэба вы сегодня еще не допрашивали, уж простите, но это я не могу не видеть.

– Он дал согласие еще вчера, – Огден посерьезнел. – Так. Шутки и уговоры – в сторону. На днях будет первый выезд.

– Куда?

– Куда потребуется, – отрезал Огден.

– А всё же?

– На домодедовский портал.

– Но зачем? – Джессика удивилась. – Ведь мы там были…

– Нам лучше знать зачем. – Огден встал. – Всё. Разговор окончен.

Фэб сидел в позе лотоса на полу в своей камере уже не первый час. Нетронутый завтрак стоял на столе, и это Фэба вовсе не волновало. Несмотря на кажущуюся отрешенность, Фэб на самом деле был очень занят – сейчас он прогонял про себя несколько вероятностных линий, смотрел, как могут развиваться события, и…

…и вырабатывал тактику действий.

Он не собирался отступать или сдаваться. Напротив. Фэб уже выстроил две или три схемы, но какая из них сработает, можно было понять только после первого хода.

Интересно, Огден понимает, с кем он в этот раз связался?

Фэб помнил Огдена, очень хорошо помнил. Тот никогда ему не нравился, но и претензий к нему не было никаких. Серая неприметная тварь, которая неизвестно откуда появилась и внезапно взлетела, да так высоко, что никто не ждал от неё подобной прыти.

Сначала Огден работал в официалке штатным рядовым врачом, причем работал где-то на окраине, где вроде бы невозможен ни карьерный рост, ни продвижение куда бы то ни было. Но произошло одно событие, после которого молодого врача выдвинули в кандидаты на шестой класс, и он с легкостью прошел кандидатскую ступень. И впервые оказался на Орине – осторожный, с какими-то крысиными повадками, всего опасающийся и дичащийся.

Впрочем, год спустя он перестал дичиться и опасаться.

Осмелел.

Параллельно с медицинской практикой он сначала окончил социологический курс, потом сунулся было к ученым, но тут ему показали на дверь: не тянул. Снова вернулся к медицине, но начал брать задания, которые были тем или иным образом связаны с социологией. Та же Онипрея, вспомнилось Фобу. Да, Огден тогда был штатным врачом, одним из двух, в группе Ри, но… но одному Богу известно, какую цель на самом деле преследовал этот врач.

Позже Огден на какое-то время пропал из поля зрения Фэба – перевелся. Фэб понимал теперь: видимо, примерно в этот временной период Огден был завербован «Молотом». После почти пятилетнего отсутствия Огден снова появился на Орине, но сейчас это был уже другой Огден: смелый, самоуверенный, поумневший… и очень, очень осторожный.