Михаил Ахманов - Дальше самых далеких звезд Страница 10

Возможно, в Архивах были не только записи, но даже название этой игры и других забытых развлечений, изобретенных в давние годы на сотнях, тысячах обитаемых планет. В прошлом таились богатства, не нужные Миру Галактик, игры с шариком, обручем, мячом, с кеглями, клюшками, битами, игры на ледяной арене, на поле с травой или в бассейне, игры с фигурками, которые передвигали по доске, с кубиками, костями и разрисованными кусочками картона. Их описания хранились в Архивах, но играть самому и смотреть видеозапись – такие же разные вещи, как живое искусство и память о нем. Архивы помнили, Монастыри знали, умели и обращали знание к собственной пользе.

Для этого была немаловажная причина. Земельные угодья, мастерские и космические производства, которыми владели Монастыри, давали работу послушникам и рядовым монахам, миллионам принявших обет безбрачия, лишенных пола, дома и семьи. Но в жизни есть и другие радости, кроме труда, благочестивых размышлений и служения божеству, и им нужна какая-то замена. Святые Отцы и адепты высшего посвящения занимались метафизикой, метемпсихозом и изучением Тайн Бытия; это так поглощало их, что многие продляли жизнь с помощью реверсии, хотя такая практика в Монастырях не поощрялась. Для остальных игры были отличным приложением творческой и физической энергии; кому-то нравилось гонять мяч, кому-то – двигать по доске фигурки, бросать кости или развлекаться картами. Это спасало от сожалений о потерянном, и потому игры в Монастырях процветали.

Туда и обратно, туда и обратно, туда и обратно… Пинг-понг, пинг-понг, пинг-понг…

Но брат Хакко не сожалел о прошлом и занимался игрой вовсе не от скуки. Собственно, то была еще не игра, а ее преддверие, всего лишь разминка. В огромном зале он находился один. Хотя на сей счет не имелось распоряжений от отца-настоятеля, братья, по молчаливому уговору, старались ему не мешать и вообще не попадаться на глаза. Для этого были все возможности – монастырь, крупнейший на Полярной, занимал огромную территорию у внутреннего моря Краффи, и в парке, окружавшем монастырские строения, хватало уединенных мест. Много лет назад, когда Хакко, став адептом, удостоился кое-каких привилегий, он выбрал башню на скале, что нависала над морем, и поселился в ней с двумя учениками. Ученики, отбыв положенный срок, уходили, кое-кто даже покинул Полярную, отправившись в обители в других мирах, но брат Хакко пребывал на той же скале у морского берега. Правда, и ему случалось странствовать по Великим Галактикам, когда была нужда в его искусстве экзорциста. Обычно ему поручали миссии умиротворения, ибо он мог изгнать из души человека любых зловредных тварей – гордыню, тщеславие, ненависть, жажду убийства и, разумеется, непочтительность к Монастырям. Иногда такие процедуры требовали экстраординарных мер, но брат Хакко крови не боялся.

Вперед-назад, вперед-назад, вперед-назад… Внезапно он отбросил ракетку, его зрачки расширились, рот приоткрылся, сделавшись узкой щелью, пересекающей лицо. Он замер в неподвижности, но шарик, как и прежде, летал над столом, иногда так стремительно, что в воздухе на миг появлялась белесая полоска. Звук изменился – теперь слышались только удары о стол: понг, понг, понг! Брат Хакко отбивал шарик усилием воли, и это было гораздо проще, чем прыгать и приседать с ракеткой. Он упражнялся в таком режиме несколько минут, потом остановил шарик над своей половиной стола и резко выдохнул. На стол посыпались осколки пластика.

Брат Хакко глядел на них, скривив тонкие губы. Для любого адепта такая власть над мертвой материей была бы большим достижением, для любого, но не для него. Легкий хрупкий пластмассовый шарик… С камнем равного объема, даже с костью или деревом такого эффекта не добиться. Он сознавал, что владеет уникальным даром, но границы его тоже не являлись тайной: силой мысли или воли не пробить металл, не стереть в порошок даже мелкую гальку, не поднять в воздух этот стол, даже не сдвинуть с места… Впрочем, плоть людей, как и человеческая психика, были гораздо более хрупкими, чем камень или металл.

«Чем сложнее система, тем она уязвимее. Особенно если знаком с анатомией», – подумал брат Хакко и отступил от стола. Потом, сложив ладони палец к пальцу, поднял их к груди и прошептал:

– Бозон Творец! Ради велений Твоих и мощи Твоей!

Он вышел из здания. Этот невысокий, но длинный корпус современной постройки предназначался для спортивных занятий, всевозможных игр и других подобающих братии развлечений. За ним вставали древние башни монастыря, а перед прозрачной стеной фасада тянулся до самого моря сосновый лес. Небо, как всегда, выглядело сумрачным, серо-свинцовым, ветер яростно раскачивал кроны сосен, деревья поскрипывали, стонали, но крепко цеплялись за твердь земную мощными корнями. Полярная была суровым миром, на треть покрытым льдами, с солнцем-цефеидой, которое даже в пике излучения на могло растопить ледники. Для скудной неприхотливой жизни и человеческой расы, зародившихся здесь, это казалось привычным, но переселение с других планет шло вяло, и обитатели Полярной почти не смешались с другими гоминидами. Расстояние до Земли, ближайшего центра галактической экспансии, не превышало трехсот светолет, но земные колонисты прилетели сюда в ничтожном числе и быстро растворились среди автохтонов. Правда, вклад они внесли существенный, назвав планету так, как она числилась нынче в звездных каталогах: Полярная, четвертый мир Полярной звезды, самой яркой в созвездии Малой Медведицы и самой близкой к северному галактическому полюсу – разумеется, если смотреть с Земли… Земляне были эгоцентричным племенем и, распространяясь в Галактиках, давали звездам и мирам свои названия. Наглый грубый народ, жадный до чужого… Брат Хакко не любил землян.

Он направился к корявым низким соснам, чьи ветви скрещивались и переплетались над головой, врастали в соседние стволы, держась друг за друга с такой отчаянной решимостью, что зимние бури могли повалить весь лес, но не отдельное дерево. Ветер продувал его хламиду, но брат Хакко был привычен к холоду. Собственно, к зною тоже; весь диапазон температур, которые не убивали сразу человека без скафандра, в одних сандалиях и легком балахоне, столь же подходил ему, как вечное теплое лето – жителям Авалона.

В лесу порывы ветра стали почти незаметными. Брат Хакко шел к своей башне на морском берегу, размышляя о новом поручении Конклава и о том, поможет ли эта миссия приблизиться к Великим Тайнам Бытия. Возможно, они уже известны другому человечеству, людям или не совсем людям, что обитают за гранью Распада?.. Великие Тайны не поддаются научному знанию, нет теорий, что могут объяснить их, и нет приборов, чтобы связаться с божеством или измерить вес покинувшей тело души. Прибор один – сам человек! Его мозг, его сознание! Вот универсальный инструмент для разговора с богом, вот способ, чтобы задать вопрос и получить ответ! Но разум ограничен, и даже голос избранных божество не слышит… Ограничен у тех гомо сапиенс, что в границах Распада, однако другой человеческий вид, с иным строением мозга, мог больше преуспеть! Косвенное подтверждение тому – их долгая жизнь… Возможно, они достучались до божества и получили награду за свое упорство… Если так, то что это значит? Можно ли считать, что они – праведники, а остальные – мы! – греховны? Не подрывает ли это фундамент веры, саму идею Монастырей? В таком случае…

Мелодичный сигнал прервал его раздумья. Брат Хакко коснулся маленького диска на вороте своей хламиды, и перед ним возникло лицо Имм Форина, Левой Длани отца-настоятеля.

– Во имя Жизни и Света, брат! Святые Отцы призывают тебя!

Адепт кивнул и выключил переговорное устройство. Затем ровным неторопливым шагом направился обратно к спортивному комплексу, обогнул его и вступил под своды главной монастырской башни. От ее стен веяло холодом тысячелетий; ходили легенды, что именно здесь, на Полярной, в этом здании, были некогда учреждены Монастыри. Впрочем, в Галактиках насчитывалось еще сорок две планеты, приписывающих эту честь себе.

Гравилифты, тепловая завеса и другие современные удобства в нижних ярусах башни отсутствовали. Брат Хакко стал подниматься по крутой лестнице, бормоча под нос:

– Святые Отцы! Какие Святые Отцы? Откуда они тут взялись?

Лишь одна персона в Монастыре носила этот титул – его преподобие отец-настоятель, который также являлся членом Конклава. Кто-то прилетел?.. Прилетел с новостями о предстоящей миссии?.. И не только с новостями?..

Во время игры с ракеткой и шариком сердце брата Хакко билось ровно, но сейчас ритм сердцебиений сделался чаще. Справившись с этим признаком волнения, он продолжал подниматься. В башне было двенадцать ярусов, и отец-настоятель обитал на самом верхнем.

Лестницу украшали голографические картины с эпизодами Большого Взрыва. Разумеется, никто из людей не мог присутствовать при этом священном событии, но Конклав давным-давно утвердил канон, как следует его изображать: Бозоны рисовали алыми, и не круглыми, а слегка вытянутыми к центру соударения, разлет их частиц напоминал многокрасочный фейерверк, а Первый Свет, рожденный при ударе, непременно делали золотистым. В храме, с его огромными витражами и голографиями, эти картины заставляли трепетать сердца.