Сергей Самаров - Резервация разума Страница 11

Для меня такой темп был вполне нормальным и легко переносимым. Более того, я был в состоянии еще добавить скорости, пожелай того Светлаков. Только вот обгонять начальника заставы я не намеревался, хотя мог бы, теоретически, сделать без особых затрат и это – подготовка позволяла. Но я не знал, куда нам предстоит идти, и был уверен, что меня одного, если другие отстанут, там не примут.

Еще на подлете к заставе я рассмотрел вершину горы, усыпанную старыми, развалившимися скалами. Куда-то в ту сторону и вел нас капитан Светлаков. Я сразу подумал, что, если бы я был начальником заставы, то оборудовал пост наблюдения на противоположном склоне, на своей, то есть, территории, где имею право делать, что хочу, а проход туда вырыл бы между скалами. Может быть, даже в человеческий рост, чтобы проходить незамеченным в любое время дня и ночи, если, конечно, за проходом не будут наблюдать в тепловизор. Капитан, как оказалось, умел думать точно так же. Впрочем, застава стоит здесь уже не первый год. Наверное, со времен распада Советского Союза, когда образовалась граница между Россией и Грузией, и не все это время начальником заставы был капитан Светлаков. И вполне возможно, что проход к наблюдательному пункту вырыли задолго до того, как капитан заступил на свою должность.

Мы подошли к скалам, и сразу углубились в петляющий между ними проход. Светлаков вдруг резко остановился. Я подумал, что капитан пожелал дождаться сержанта, отставшего на такой короткой дистанции метров на полста, но он не обернулся, а стал смотреть вверх, и даже ладонь с собранными плотно пальцами к уху приложил. Так слушалось лучше.

– Что? – спросил я, ничего не слыша. Видимо, шлем мешал.

– «Беспилотник» где-то. Слышать – слышу, а увидеть не могу.

– Он над нашей территорией?

– Если я его не вижу, как я могу сказать? Думаю, над нашей. Нас с тобой рассматривает.

Я мысленно обратился к шлему. И тут же услышал над головой свист. Шлем в этот раз не помешал. Мой скутер разрезал воздух на высокой скорости, и устремился ввысь.

– Что это? – спросил Светлаков.

– Веди нас, «Сусанин». Скутер посадит чужой «беспилотник» тебе в руки. Если это «беспилотник»-разведчик. А если это боевой «беспилотник»-штурмовик, то скутер его уничтожит.

– Расстреляет? У него же вооружения не видно.

– Ему не нужно вооружение. Он сделает с ним, что захочет. Вернее, что я захочу. Моим мнением поинтересуется. Может кочергой загнуть, может сплющить, как прессом. Этого хватит, чтобы вооружение сдетонировало. А ты веди, капитан, веди, у меня времени мало.

Светлаков, довольно хмыкнув, пошел дальше, но уже не на прежней скорости. То ли раздумья мешали, то ли сам проход между скалами был таким извилистым, что не позволял идти быстро. Более того, в нескольких местах проход нырял под монолитные камни, и тогда нам приходилось наклоняться, проходя под ними.

– Проход солдаты рыли? – спросил я у спины капитана, стянутой широкими резиновыми креплениями «разгрузки».

– Да. По приказу полковника Сорабакина. Тогда еще майора Сорабакина. Рыли ночью, скрытно. Сорабакин начинал свою службу здесь с начальника пятой заставы. Сейчас это его любимое детище. Не знаю только, к добру такое положение или ко злу. Любимым детям, известное среди людей дело, всегда уделяют больше внимания, но с них и спрашивают намного строже, потому что на них обычно надеются. А полковник Сорабакин бывает люто строг, если встретит какой-то непорядок.

– Почти, как наш комбат. У того если табуретка из общего ряда на пять миллиметров выступает, поголовно все в казарме разгильдяи, которых следует воспитывать и воспитывать. Даже если с комбатом начальник штаба батальона приходит, начальник штаба – тоже разгильдяй, потому что плохо за порядком в батальоне следит.

– Вот-вот, – согласился Светлаков, остановился, и посмотрел на меня впервые по-человечески. – То же самое и у нас. И тоже любит, в основном, на табуретки в казарме смотреть. Значит, и у вас, как у людей.

– Мы ж, как и вы, не ктархи, – честно сознался я, не желая себя даже представить в образе паука, даже самого симпатичного, если такое вообще возможно.

– А это кто такие? Что-то в голове вертится. Ты говорил, кажется.

– Это пауки так себя называют. – напомнил я, а сам подумал, что память капитану Светлакову не мешало бы потренировать. В спецназе ГРУ, например, с такой памятью служить невозможно. Наверное, и в погранвойсках тоже сложно. Но это уже дело самих пограничников. А мне моя память подсказала карту, которую показывал мне майор Медведь перед тем, как отправить меня впереди группы в качестве авангарда. Я мысленно сравнил ее с картой на своем «планшетнике», которую тоже держал в голове, и так же мысленно нанес на нее проход, вырытый пограничниками в горе между скалами, и сам наблюдательный пункт, к которому мы только что подошли. Наблюдательный пункт напоминал окопный блиндаж времен Великой Отечественной войны – настоящий квадратный окоп размерами два с половиной на два с половиной метра, перекрытие в два наката из еловых бревнышек-«карандашей»[5], за неимением, видимо, настоящих стволов или, скорее, из-за невозможности сюда настоящие стволы доставить незаметно. Поверх наката была насыпана утрамбованным слоем земля, и навалены крупные камни, которые в одиночку таскать было бы невозможно. Мы вошли внутрь. От стен до потолка тянулись двухметровые стояки из тех же «карандашей». Но они потолок не подпирали, а служили запорами для стен. Стены были из того же популярного здесь строительного материала, но крепились не гвоздями, а были привязаны к стоякам еловыми корнями. Я давно уже знал, что это очень прочный и эластичный материал даже после высыхания, и хорошо годится для связывания рук пленникам, если в рюкзаке не окажется веревки или веревка нужна для чего-то более важного. Не зря викинги, которые хорошо знали ударную силу волны северных морей, тоже использовали такие корни вместо гвоздей при строительстве своих драккаров.

На наблюдательном пункте находилось два солдата-пограничника и младший сержант, в момент нашего прихода прильнувший к окулярам большого и громоздкого наблюдательного прибора. Младший сержант обернулся на наши шаги, козырнул, и начал доклад начальнику заставы. А мне в это время напомнил о себе шлем:

– «Беспилотник»…

– Что он? – мыслью на мысль, без слов, ответил я.

– Скутер нашел его. «Беспилотник» без вооружения. Носит на себе три камеры – простую, инфракрасную и тепловизионную. Радиосигнал заглушен. Изображение больше не передает. Только производит съемку. Результаты сохраняет на отдельную карту памяти. Что с ним делать?

– Результаты съемки скачать можешь? Что он отснял?

– Уже скачал. Предвидел желание. И стер все записи с носителя, на который «беспилотник» транслировал то, что видел. Там большая запись, больше часа по вашему человеческому времени. Что требуется с самим беспилотником сделать?

– Сможешь сложить его вдвое, строго пополам, и сбросить на то место, откуда он взлетел? Сверху! С грохотом и свистом!

– Разумных существ я там не обнаружил. Отошли в сторону, хотя и недалеко. Стоят группой вокруг человека с компьютером. Волнуются из-за отсутствия связи с дроном. Могу его сложить даже в четыре раза.

– Сделай, запечатай его так, чтобы разогнуть было невозможно. С нескольких местах можешь наложить сварочные швы. Так будет убедительно. Но на корпусе напиши… – я сосредоточился, чтобы вспомнить, как пишется по-английски фраза, обращенная к гостям. И представил себе ее написание: «So with all of you if you don't get out…»[6]. Это было не слишком вежливо, но в казармах не учат хорошим манерам светских балов.

– Напишу, – у шлема память была, может быть, даже лучше моей. – Куда нести?

– Откуда взлетел.

– Там уже неподалеку находятся люди. Они сильно волнуются – пропала связь с дорогим аппаратом. Он у них в единственном числе.

– Ну, сбрось рядом, чтобы никого не покалечить… – я понял гуманитарную миссию шлема, и поддержал ее.

– Что делать с записью «беспилотника»?

– Перебрось ее на мой «планшетник». – свой «планшетник» я носил в специальном нагрудном кармане, который «липучками» крепился к бронежилету. – И отметь там же место, откуда «беспилотник» взлетал.

– Готово.

– Уже перебросил? – удивился я, привыкший к скорости работы обычных домашних компьютеров, и не сумевший до сил пор привыкнуть к неуловимой скорости квантовых операций.

– И перебросил, и «беспилотник» сбросил. Сейчас люди читают там твое послание, чешут затылки, посматривают в небо, озираются.