Василий Гавриленко - Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой) Страница 12

леса.

-Не хочу, - пробормотала она, опуская голову мне на колени. Сразу уснула.

Ныло задетое пулей плечо, да и во всем теле разливалась слабость. Но

мне было покойно, даже, пожалуй, весело. Едва ли кто-либо в Джунглях

испытывал подобное. Мне открылся новый смысл существования, заслонив

прежний - борьбу за собственную шкуру. Моя шкура! Сколько на тебе отметин от

заточек, клыков, пуль, сколько ожогов, шрамов и затянувшихся язв! Ты задубела и

потрескалась от мороза. Я спасал тебя, и буду спасать, но ты теперь не властна

надо мною, моя шкура, я не служу тебе! Лишь одно в Джунглях достойно

служения, напряжения всех сил.

Я откинул прядь волос с лица Марины, и стал смотреть — то на него, то на

звезды, сияющие над нами.

Красная полоска окаймила горизонт. Пошел редкий мокрый снег.

Неуверенно выглянул краешек солнца – луч, поплясав на обломках арматуры,

перепрыгнул на лицо спящей Марины, пробежался по припухлым покрасневшим

губам, веснушчатым розоватым щекам, блеснул в волосках бровей. Она открыла

глаза, слабо улыбнулась.

-Утро?

-Утро, – приподняв ее голову, я поднялся с колен.- О!

-Ты чего?

-Ноги затекли, - простонал я. – Дьявол!

Тысячи иголок безжалостно вонзались в мышцы – хотелось и плакать, и

смеяться одновременно. Я принялся неуклюже шагать по площадке, морщась и

вскрикивая. Марина прыснула со смеху.

-Тебе-то хорошо, – закричал я.- О! Стрелковская пытка.

-Посмотрел бы ты на себя.

Я усмехнулся.

-Поднимайся сама, - крикнул. – Посмотрим, как у тебя!

Она встала и, притворно ойкнув, принялась вышагивать рядом со мной.

-О! Пытка стрелковская.

-Не притворяйся.

Подойдя к краю площадки, я посмотрел на ночного гостя, распластавшегося

внизу, как черный крест.

-Лежит? – приблизившись, спросила Марина.

-Куда денется, с такой-то высоты.

Высота и вправду была головокружительная: при свете солнца весь город

как на ладони - белый лист с зелеными и красноватыми крапинками.

Как я и думал, ни одного здания не уцелело. Неподалеку от башни

начинался лес, уходящий к самому горизонту. Он казался сплошным, но я знал,

что есть просека, по которой стелется железная дорога.

Где-то на окраине из-под земли поднимались клубы сиреневатого пара,

будто беззубый рот старого курильщика выпускал дым.

-Андрей, пошли отсюда.

Я повернулся.

-Мне совсем не нравится этот город, - сказала Марина, глядя вдаль. – Да и

есть хочется…

Мы подошли к лестнице.

- Я первый, ты за мной.

Марина кивнула.

Я перелез с платформы на лестницу и стал медленно спускаться.

-Андрей!

-Да?

-Мне страшно! Голова кружится!

Только этого не хватало.

-Цепляйся! Не смотри вниз!

Я остановился, задрав голову.

-Хватайся за перекладину!

Марина, зажмурившись, перелезла с платформы на лестницу.

-Держись крепче!

-Держусь… Кажется…

Она неуверенно засмеялась.

Я помог Марине соскочить с лестницы.

-Больше всего боюсь высоты, - призналась она, поймав мой взгляд.

Тело ночного гостя чернело впереди. Я направился к нему, невольно держа

руку на рукоятке заточки.

-Андрей, ты чего?

-Да хочу глянуть… Стой на месте.

Я подошел к трупу, лежащему лицом вниз и припорошенному снегом.

Широкая спина плотно обхвачена черной курткой, прожженной, изрезанной –

дыры топорщатся желтым мехом; грязно-синие широкие штаны заправлены в

носки; обут в тяжелые кованые ботинки. Одежка, как у игрока… Неужели, игрок?

Таких здоровяков мне прежде встречать не приходилось. Плотный, кряжистый;

руки – что бревна, а мощный затылок оброс бурой шерстью.

-Ого!

-Я же сказал тебе.

-Ты опять? - отмахнулась Марина. – Тоже мне, командир.

Она подошла к игроку, дотронулась носком ботинка до широкой руки.

- Андрей, может, перевернем его?

Марина прочла мои мысли.

-Ну, давай, - как будто нехотя, согласился я.

Мы вцепились в труп. Вот так тяжесть, черт подери!

Игрок на мгновение замер на боку и перевалился на спину. Несмотря на

свою прожженную шкуру, я вскрикнул, как мальчик, и отпрянул, упав в сугроб.

Марина взвизгнула и отшатнулась.

Лица нет. Есть бесформенный, зеленоватый комок, покрытый бледными

волосками; в недрах комка скрываются волчьи глаза, а широко разинутая пасть

обнажает звериные клыки.

Не сговариваясь, мы побежали к лесу, застревая в снегу. Прочь, прочь

отсюда.

-Погоди, Андрей, не могу, - взмолилась Марина. Уткнулась в толстый ствол

березы и, обняв дерево, замерла, тяжело дыша.

У меня прилип к спине свитер. За всю свою игру с Джунглями я никогда не

убегал от страха. От страха, сросшегося с инстинктом.

-Что это было? – выдохнула Марина.

Стараясь восстановить дыхание, я пробормотал:

-Не знаю. Похоже, мутант…

-О, Боже! – девушка прикусила губу. Мне казалось, она сейчас заплачет.

Худо-бедно привыкший к уродству природы и животных, человек,

столкнувшись с уродством себе подобного, содрогается.

-Какая-то ошибка, случайность, - проговорил я. – Все из-за проклятых

зеленых луж…

Марина вытерла глаза. Какая ты все-таки плакса!

-Зачем он лез к нам?

Я вспомнил пасть, полную острых зубов, содрогнулся.

-Может быть, башня была его убежищем, а я припечатал ему между глаз, -

пошутил неуклюже, не желая пугать и без того дрожащую девушку.

-Хорошо, что припечатал.

-Хорошо? А где же твой нюх на несправедливость?

-Хорошо, что припечатал, - повторила Марина, отпуская березку. - Пойдем

скорее отсюда.

Негустой, но цепкий подлесок мешал идти; с деревьев время от времени

падали сухие ветки. Пахло хвоей и свежим снегом.

В животе у меня заурчало… Нужно найти еду. Вот и Марина едва

переставляет ноги…

Прошагали еще немного и девушка, обессилив, опустилась на

выкорчеванное бурей дерево.

-Погоди, Андрей, передохну.

Я присел неподалеку. Знобило: на голодный желудок утренний холод

пробирает намного сильней. Нужно добыть мяса. Нужно убить тварь.

По снегу, пересекаясь и дробясь, рассыпались цепочки следов, - все следы

старые, припорошенные, едва ли стоит идти по ним. Хотя…

Я поднялся.

-Сейчас приду.

-Я с тобой.

Спорить не было ни сил, ни желания.

Следы крупной твари - довольно свежие, не позже вчерашнего дня. Тварь

приволакивает заднюю ногу, иногда падает в снег – здесь остались оплавленные

по краям ямки. Но крови ни в ямках, ни по следу нет – значит, животное не

раненое, а старое.

Косматая туша лежала у ветвистого дуба. Подходя, я с радостью отметил:

брюхо животного вздымается и опускается – не придется есть мертвечину.

Учуяв нас, тварь задергалась, пытаясь подняться. Желтый глаз мутно

следил за мной. Поколебавшись мгновение, я с размаху вонзил заточку в жирный

загривок – животное негромко рявкнуло, щелкнули челюсти, лапы царапнули

дерево.

-Ищи дрова, - приказал я.

Шкура была толстая и прочная, - стоило немалых усилий надрезать ее.

Прямо под кожей - слой вонючего желтого жира: тварь и вправду оказалась очень

старой…

Наконец, я, освежевав тушу, добыл кусок жилистого мяса. Обернулся.

Марина натаскала дров – чего-чего, а этого добра здесь навалом.

Соорудив конусообразный костер, я потянулся за зажигалкой. Выругался.

-Ты чего? – вскинулась Марина.

- Зажигалку похерил.

Лицо Марины вытянулось:

-Что теперь делать?

Раздражение заворочалось во мне: потерять зажигалку – раньше такого со

мной не случалось!

-Что делать? Жрать – вот что делать! Мы в Джунглях.

Я отхватил заточкой приличный кусок мяса и принялся рвать его зубами,

чувствуя, как кровь течет по подбородку, сухожилия режут десны.

Посмотрев на меня, Марина взяла заточку... Она ела сырое мясо, едва-

едва удерживая рвоту. Губы, щеки и подбородок вымазались в красное.

-Чего уставился?

Я отвернулся. Даже сырое мясо прибавляет сил, струится по венам, кормит

Теплую Птицу. Мы сможем продолжить путь.

Сломанная башня осталась позади. Я шел легко: лишь слабые отголоски

вчерашнего падения изредка подкатывали к голове, в глазах темнело, но ноги-