Олег Синицын - Битва за смерть Страница 13

Алексей почувствовал себя неуютно, слушая исповедь политрука. Он пожалел, что завел этот разговор.

— Ее так и не нашли. Говорили, что в реке есть несколько водоворотов и что ее затянуло в один из них. Это могла быть случайность, нелепая смерть. Девочка не собиралась кидаться в омут, ей просто не повезло. Но меня терзает мысль, что она покончила жизнь самоубийством. Кинулась в речку из-за ссоры со мной. Я не мог с этим смириться, вспоминая, как мы расстались. Хотелось помнить ее радостной, смеющейся, но вместо этого в памяти всплывало заплаканное личико, твердящее что-то наперекор. Жена не вынесла трагедии и сошла с ума. Через несколько лет началась Первая мировая. Я искал смерти, бросался в самое пекло. Но вместо гибели за безрассудное геройство продвинулся по службе… Впрочем, это только предыстория.

Пятого октября сорок первого года наш полк в составе тридцать второй армии Резервного фронта попал в окружение под Вязьмой. Тогда танки Гудериана рвались к Москве. Мы остались без связи и не знали обстановку в других полках. Когда стало понятно, что мы в «котле», я принял решение прорываться из окружения. Двое суток полк пробивался сквозь войска противника, безжалостно уничтожая немцев и неся серьезные потери. Вечером седьмого октября остатки полка вышли из окружения в районе города Юхнова. На утро восьмого мы оказались на полустанке Оболенское возле Малоярославца. Солдаты были голодны и измотаны, многие ранены. Мы не имели представления о том, занят ли Малоярославец. Вокруг ни души. Только ветер завывал среди опустевших домов, да гортанно каркали вороны. Существовала серьезная опасность, что, войдя в город, мы попадем в лапы к немцам. Поэтому решили остановиться на полустанке, перевести дух, собраться с мыслями.

То, что произошло дальше, коренным образом изменило мою судьбу военного командира. Обойди мы этот полустанок стороной — и я бы по-прежнему командовал полком. Хотя я уже стар, чтобы воевать и нести бремя ответственности за солдат… Так вот, пока солдаты отдыхали, я решил пройтись по полустанку, чтобы обдумать дальнейшие действия. Мне всегда лучше думается, когда я прогуливаюсь. Сам не заметил, как отошел от солдат на приличное расстояние. Внезапно со стороны города послышался нарастающий гул двигателя. Я поднял глаза и увидел на дороге приближающийся черный автомобиль.

След был плохим. Промерзший снег, словно сухой песок, осыпался со стенок и стер контур лапы. Кроме того, след был очень старым, Ермолаев даже не мог предположить, когда прошел зверь. В густом хвойном лесу, куда почти не проникает солнце и поверхность сугробов не затвердевает, трудно определить давность следа. Из-за сыпучести снега общий вид следа зависел исключительно от того, как глубоко провалилась нога в снежную толщу. Если в сугробе не попадется корка, образовавшаяся от старых оттепелей, по следу ничего нельзя будет определить.

Зверь провалился глубоко. Об этом можно судить по широкой выволоке — полосе, показывающей, как зверь вытаскивал лапу из сугроба. Плохо, что снег насыпался с крон деревьев и закрыл и след и выволоку.

— Здорово ты, Иван, умеешь следы читать! — позавидовал солдат, рассказ о сне которого Ермолаев выслушивал на протяжении последнего получаса пути. — Вот бы мне так научиться!

— Подержи-ка фонарь, — попросил сержант. Солдат принял керосиновую лампу.

— К этому нельзя относиться абы как, — ответил командир взвода, не прекращая исследования. — Вроде того: научусь и буду знать! К этому нужно относиться основательно.

— Я готов, — с сомнительной серьезностью произнес красноармеец.

— В походных условиях чтению следов не научишься. Занятия нужно проводить в одном месте и в течение нескольких дней кряду.

— Как это?

След большой и незнакомый. Иван, конечно, сомневался, что не знает какого-то зверя в средней полосе России. Просто снежная крупа почти засыпала след…

— Как это? — повторил солдат.

— Что? — отвлекся от своих мыслей Ермолаев.

— Почему нужно в одном месте изучать следы? — не унимался боец.

— Слушай, отстань!

Ермолаев снял рукавицу и медленно погрузил руку в сугроб рядом со следом.

— Вот, хотя бы что ты сейчас делаешь? Ты можешь объяснить?

— Нет, — отрезал Иван. Он что-то нащупал под снегом. — Есть!

— Что есть?

— Спекшийся давнишний снег. Корка. Значит, зверь проткнул лапой верхний слой и оставил след на этой корке.

— Ты хочешь раскопать след?

— Нужно аккуратно снять верхний слой и добраться до корки. Снег сыпучий. След на нем остается плохой, но вот удаляется он очень даже хорошо.

Ермолаев принялся саперной лопаткой бережно снимать белые рыхлые пласты.

— И всё-таки, как научиться читать следы?

— Нужно обладать острым зрением, хорошим обонянием. Нужно знать снег, знать, как ложатся на него тени, какими цветами солнце играет на отпечатке. Тут сотни тонкостей. Очень много основано на интуиции. Чтобы научиться читать следы, нужно написать что-нибудь на сугробе и сидеть возле него, ждать несколько дней. Нужно следить за погодой и смотреть, как она влияет на твою надпись. Как буквы теряют четкость, как размываются, как играют на солнце, как покрываются порошей…

Он убрал лопатку и с превеликой осторожностью стал разгребать снег голыми руками.

— Сейчас тебе не научиться. Нужно каждый день наблюдать. Требуется постоянная практика. И она должна быть беспрерывной. Перерыв ослабляет восприятие многих деталей, и тонкости могут остаться незамеченными.

— Но ведь ты сам давно воюешь, а значит, мог позабыть тонкости.

— У меня опыт большой — хрен позабудешь.

Ермолаев низко склонился над сугробом и, набрав в легкие воздуха, резко и сильно дунул. Снежинки закружились в свете фонаря. След открылся. Иван очень внимательно стал вглядываться в него.

— Проклятие! — наконец произнес он. — Надо командиру доложить.

— Я не знал — наша это машина или немецкая, — продолжал свой рассказ Зайнулов. — Но по поведению шофера, а он решительно направил автомобиль в мою сторону, я понял, что наша.

Она остановилась неподалеку, из салона выскочил статный улыбчивый офицер. Внутри сидел еще кто-то, но я не мог разобрать, кто. Офицер отдал мне честь, назвался капитаном Соболевым и, более ничего не говоря, открыл заднюю дверцу автомобиля. Военный, появившийся оттуда, был невысокого роста, крепкий, с решительным лицом и волевым взглядом. От количества звезд в петлицах я чуть не ослеп, хотя я на своем веку генералов повидал и в царской армии, и в Красной.

— Я ищу штаб Резервного фронта! — резко произнес высокопоставленный генерал.

— Штаб находился где-то под Малоярославцем, — ответил я.

— Что там за солдаты на полустанке?

— Это мой полк тридцать второй армии Резервного фронта, товарищ генерал армии, — ответил я.

— Что вы несете! — возмутился он. — Тридцать вторая армия находится в окружении под Вязьмой!

— Так и есть, — ответил я. — Но нашему полку удалось вырваться из окружения.

Он поверил, тем более что даже на расстоянии были видны белые повязки раненых солдат. Выражение лица у генерала смягчилось.

— Много же километров вы прошагали от Вязьмы, полковник, — сказал он.

— Двое суток без отдыха, товарищ генерал армии.

— Сильны немцы под Вязьмой?

— Сильны. Танков много. Пехоты тоже.

— Кто-нибудь еще прорывается из окружения?

— Я не знаю… У меня нет связи, нет свежих карт… Но немец повсюду, вплоть до Юхнова.

— Юхнов занят?

— Этого я тоже не могу сказать. Мы прошли мимо.

О чем-то задумавшись, генерал стал рассматривать верхушки деревьев вдали. Его внешность показалась мне знакомой. Но я так и не вспомнил тогда, где мог с ним встречаться.

Дальнейшие события развивались стремительно. Хотя полк понес серьезные потери, солдат в нем осталось достаточно. Мои ребятки ничего не успели сделать из-за того, что всё случилось слишком быстро. К тому же они остались далеко и не подоспели на помощь.

Из-за огромного склада, возле которого остановилась машина генерала, вылетели пять или шесть немецких мотоциклов. Пулеметы на колясках опущены в боевое положение, немцы как будто знали, что их ждет за поворотом.

Ударила очередь. Капитан Соболев, телохранитель, кинулся закрыть генерала, но было поздно.

Очередь прошла по диагонали. Пара пуль врезалась в полустанок рядом с моими ногами и, срикошетив, ушла в направлении железнодорожных путей. Следующая пара отскочила от бронированной двери автомобиля. Третья прошила тело генерала, отбросив его на капот.

Капитан открыл огонь из табельного «ТТ». Блестящего такого. Я подхватил падающего генерала и повалился вместе с ним на заднее сиденье автомобиля. На запахнутом генеральском пальто темнели два отверстия. Глаза неподвижно уставились в потолок салона, но губы двигались. Генерал был еще жив.