Александр Ян - Мир полуночи. Партизаны Луны Страница 13

Ничего.

И слава Юпитеру, как сказал бы Ростбиф.

Он осторожно отстранился. Гренада достала салфетку, вытерла ему лицо там, где испачкала помадой.

— А знаешь, про тебя говорили, что ты полный банзай. А ты нормальный парень.

Эней подал ей руку, помог сойти с колеса.

— Поехали домой. Завтра рано вставать.

Светлана оглянулась на пороге кухни и обвела взглядом жилище, которое предстояло бросить навсегда.

Это была ее квартира. Бабкино наследство. Светлана поселилась тут, еще когда баба Лиза была жива и ходила сама. Сбежала от матери.

Мать пилила, требовала зубрить, сидеть, уткнувшись носом в комп, чтобы потом поступить в институт, найти карьерную работу, попахать там и выслужить чипованую пластиночку на цепочке — иммунитет. Светлане было на пластинку наплевать. Мать работала в большом универмаге товароведом. Бабка, пока на пенсию не вышла, была медсестрой в больнице. Всю жизнь там отпахала. Когда Светкины бесконечные «полтинники»[21] и легкомыслие доставали мать, та начинала кричать, что непутевая дочка всю жизнь будет вламывать, как бабка, — и даже деревянную блямбу в ухо не заработает, разве что найдет идиота и нарожает ему поросят. Дочка это пропускала мимо ушей. Бабкины рассказы про работу ей нравились. Там было что-то… настоящее.

Бабка, впрочем, тоже говорила — учись, а то все интересное мимо пройдет. Но это звучало совсем иначе. Слушаться бабку было не так обидно.

Бабка умерла. Светлана совсем переехала в ее квартиру, хотя в социальном регистре осталась по материному адресу. Можно было читать, что хочешь, есть, что хочешь, спать, с кем хочешь. Быстро стало скучно. Она пошла работать в городской архив — деньги платили маленькие, но времени было много, и за год она сдала экзамен в мед. Пока только на уход.

А потом у них весь архив на уши встал: Виталик Соломатин, программист, спортсмен, стал жертвой охоты — и уцелел. Да что там, глаза охотнику выбил. Светка потом ходила на него смотреть, будто увидела наново. Человек. Есть, можно, бывает… В следующее полнолуние его нашли мертвым — пустым и переломанным. Закон разрешал защищаться, закон не запрещал мстить.

Единственным, кто в этот раз не бегал по коридорам и не шушукался — кроме нее, — был Джо из соседнего отдела. А потом он начал нарезать вокруг нее круги и заводить разговоры. Светка сначала думала: для приятеля какого присмотрел, потом решила: шпик, оказалось наоборот. Так она очутилась в подполье.

Распространять новости — полезное дело, только ничего от этого не меняется. В боевую она попросилась, получив первый медицинский диплом… Диплом оказался меньшей пустышкой. Ухаживать за больными научилась, воевать — нет. Екатеринослав был болотом, в котором ничего не происходило, ничего не менялось, даже в подполье. А потом на них свалился из Центра Ростбиф со своим единственным подчиненным.

Сейчас этот подчиненный стелил себе на кухонном диванчике старое одеяло вместо матраса. Ростбиф и Гадюка легли в зале: один — на диване, другой — на полу в спальнике. Завтра нужно было еще раздобыть машину, изготовить и заложить взрывпакеты и окончательно отработать операцию. По уму, сказал Ростбиф, такой расклад нужно готовить не меньше двух недель. Так и думали поначалу. Но потом по прогнозу погоды вышло, что через неделю зарядят дожди чуть ли не на месяц, и казнь высокой госпожи Милены Гонтар перенесли на послезавтра, а когда еще представится такой случай, чтобы вся сволота собралась в одной корзинке?

Про эту варковскую дамочку уже несколько дней на все лады чирикали службы новостей. Она сама была откуда-то из Хорватии, инициировала своего любовника и сбежала с ним вместе. Скрывались два года, носились по всей Европе — а попались тут. Местные службы распускали павлиний хвост — эту нелегалку прихватила варкушка из региональной «Омеги».[22] Причем в людном месте, причем без потерь. Судили Гонтар в местной Цитадели и приговорили «к отчислению с немедленным прекращением жизнедеятельности», а попросту говоря — на солнышке жариться. Под это дело Ростбиф и приехал в Екатеринослав: совместить казнь с показательным расстрелом Газды, прокурора области, которого по такому случаю производили в варки, — его и раньше повышать собирались, а тут решили, что оно торжественней выйдет. А любовник этой осужденной, наверное, и впрямь смылся — все мужики скоты.

Кроме некоторых.

Света зашла в кухню в халатике, вроде бы выпить последний стакан чаю перед сном, а на самом деле посмотреть на Энея поближе.

Эней впечатлял. Фигура ладная, почти модельная — Гадюка сам себе руку бы откусил за такую. И лицо хорошее — правильные черты, большие глаза… Только невыразительное очень. Мокрые после душа волосы еще топорщились, а майка с глубоким вырезом открывала шрамы. На ногах тоже шрамы — и один явно пулевой.

— Ты не возражаешь — я чайку выпью? — спросила она.

Эней молча пододвинул ей стул, сам включил чайник.

— Может, и ты хочешь?

— Давай, — согласился он, подумав. — Только быстро. Спать осталось всего ничего.

Быстро не быстро, но чайник будет закипать три минуты, а халатик на Гренаде тоже не скрывал фигурки — и тоже почти модельной.

— Почему ты Эней? — спросила она.

Он снова подумал — как будто решал, стоит вступать в разговор или нет.

— Тебя учили сопротивляться медикаментозному допросу?

— Нет.

— Есть такой фокус… задолбить наизусть большой кусок текста. И выдавать его по ключевым словам. Каждый сам себе выбирает, что ему хочется. Легче всего учить стихи. Ростбиф «Евгения Онегина» предпочитает… Ну а я… «Энеиду» со школы очень любил.

— Ха, — сказала Гренада. — А ты знаешь, что сейчас ее уже не проходят?

— Серьезно?

— Без балды. Много агрессии. «Наталку-Полтавку» вместо нее ввели.

Чайник закипел. Гренада на выбор достала коробочки черного и зеленого прессованного чая. Эней взял палочку зеленого.

— Так ты у нас «парубок моторный»? — стрельнув глазками, спросила Гренада.

— Реактивный. — Он улыбнулся одними уголками губ, как обычно улыбаются люди с плохими зубами.

Но зубы у него как раз были хорошие. Какие-то даже слишком хорошие, как с рекламного плаката. Гренада вдруг сообразила, что они, может быть, не свои — мало ли, словил где-то лишнего, и прощай зубы. Может, он даже рад был потом. Может, те были хуже.

— Можно личный вопрос? — Сидя на своей половине уголка дивана, Гренада дурашливо подняла руку, как девчонка-школьница.

— Почему я пошел в боевики? — вздохнул Эней.

— В общем… да.

— Все просто. Родителей сожрали.

Родителей… Выходит, у него не только мать была, но и отец. Круто. Среди одноклассников Гренады таких — раз-два и обчелся. В основном у всех матери. Кое у кого — отчимы или приходящие отцы. Но это все ненастоящее. Мать с бабкой хотя бы про отцов не врали — ну есть где-то. У обеих от отцов были только отчества.

Гренада так и не дождалась вопроса: «А ты?»

— А у меня — парня.

Это ведь почти не было враньем. Если бы варки дали им хоть немного времени, Виталик стал бы ее парнем. Она ему закидывала удочки, и он явно повелся…

— И у Джо — парня, — продолжила она, следя за реакцией. Мало ли. А вдруг он не по ее, а по Гадюкиной части? Вот досадно будет…

— Это бывает. — Эней допил свой чай, поблагодарил, вымыл чашку и поставил на сушилку.

— Послушай, — она решила поговорить начистоту, — тебе здесь неудобно будет спать. В тебе росту сколько, метр восемьдесят?

— Где-то так.

— А тут — метр шестьдесят. Не знаешь, куда ноги девать.

— Ничего, нормально. Или есть другие предложения?

Ну наконец-то.

— В моей кровати. Она просторная. Старинная, от бабки досталась.

— Так это твоя квартира? — спросил Эней.

— Моя.

— Плохо.

— Мы же после акции уходим, так какая разница? А кровать шикарная. Прямо аэродром. Ну, вертолетная площадка.

— Слушай… — Эней потер лоб. — Я… не знаю, как сказать-то. Ты симпатичная девушка, Гренада… Ты мне понравилась. В самом деле понравилась.

Не хочет. Ну вот как встретится кто-то, кто и внутри на человека похож, и снаружи не урод — так она такому даром не нужна и с деньгами не нужна…

Эней тем временем подсел к ней вплотную, приобнял за плечи и взял за руку. Посидел так с минуту, осторожно поглаживая ее кисть. Ребенок. Девочка. Ни черта не понимает, ни черта не может понимать. Нельзя их обоих брать, ни ее, ни луньянчика[23] этого, с тоской подумал он, убьются же со сказками своими, с эмоциями. Но нам их уже подставили, мы уже здесь, их все равно найдут или сдадут. Придется все же тащить на операцию, а потом вывозить из города. А парень, наверное, хороший у нее был, если она после него два года в боевую просилась.