Александр Ян - Мир полуночи. Партизаны Луны Страница 14

— Понимаешь… — выдохнул он. — Если мы с тобой привяжемся друг к другу, одного придется из группы убирать… иначе работать станет невозможно. А нас и так всего ничего.

— Понимаю. — Гренада сжала его предплечье. — Эней, я… ты только Ростбифу не говори, я не хочу, чтоб он меня убирал. Я боюсь.

— Это нормально. С берсерками мы не работаем.

— Нет, ты не понял. Я не о смерти. Я… Ну, помнишь, ты говорил про медикаментозный допрос… Я боюсь — а что, если нас, ну, поймают…

Эней отпустил ее руку, сложил перед лицом пальцы домиком. Ей должны были объяснять про медикаментозный допрос. Не могли не объяснять…

Или могли? И даже если объясняли… Взлом Сети, кража информации и развеска дацзыбао — совсем не то, что теракт. С теми, кого ловят на дацзыбао и прочей мелочи, обходятся по милицейской процедуре. Террористами же занимается СБ, а там все гораздо, гораздо жестче. Но и куда рациональнее.

Наконец он сказал, медленно и с расстановкой:

— Самое худшее, что они могут сделать, — это отправить на потребление. Но это может случиться с каждым. Даже с самым законопослушным гражданином, верно?

— А если…

— Пой. Ну, в смысле — рассказывай все. Балу уходит, остальные предупреждены. Пытать не будут, незачем. Они же не садисты, им только информация нужна. Так что они просто зальют тебя коктейлем по уши и спокойно выспросят все, что им нужно. Тебя же поэтому и не учили ничему, так, как ни смешно, безопаснее и легче для всех. Разве что могут при захвате навалять лишнего, если злобу сорвать захотят. Так что лучше все же не попадаться. — Он ободряюще улыбнулся. — И вообще, не думай об этом. О деле думай. Завтра у нас еще полно работы.

Гренада кивнула и кружным путем, через застеленную часть дивана, выбралась из-за стола. Прошла к себе в комнату, закрыла дверь, бросилась на кровать и немного поплакала в подушку. Свидания в домике священника не вышло, мадам де Шеврез[24] уехала не солоно хлебавши…

А Эней, повалившись лицом в скрещенные на столе руки, почти вслух сказал себе:

— Мудак. Ну и мудак. Мудила.

Потом встал, выключил на кухне свет, умостился на коротком диванчике и, натянув одеяло на плечи, позорно удрал в сон.

«Селянку» подходящего цвета угнали на Тополе, в районе рынка. Без спешки в гараже законсервированного трубопрокатного завода на левом берегу перебили номера и перемонтировали электронику, доехали до Октябрьской и оставили машину в одном из старых двориков — до завтра. Потом вернулись в квартиру, где Гренада и Джо возились с взрывпакетами. Живя в аграрной Украине, где азотные удобрения продаются тоннами, немудрено изобрести порох… Будь у них побольше времени — они смогли бы украсть взрывчатку на карьерах в Кривом Роге или купить у тех, кто ворует для рыбалки. Но времени не было…

Зато заложить взрывпакеты оказалось делом крайне несложным. По площади за запретной линией шаталось столько зевак, что Эней попросту запихнул свой сверток в урну под мусорный пакет, а Гренада свой «уронила» в дренажный люк. СБ Екатеринослава разбаловалась до крайности, заключил Эней.

После этого они перегруппировались — Гренада ушла с Джо, Эней и Ростбиф какое-то время шли по разным сторонам Екатерининского, а потом как-то непринужденно свернули на его центральную аллею, где росли акации и бегали по рельсам открытые аттракционные трамвайчики, стилизованные под начало XX века.

Они спускались по Екатерининскому неспешно, заложив руки в карманы и наслаждаясь запахом молодой листвы. Екатеринослав был городом-нуворишем, этаким восточноукраинским Чикаго, рванувшим в индустриальные гиганты из заштатных городишек в конце XIX века. Отличительными приметами его архитектуры были эклектика и безвкусица, и за триста без малого лет в этом отношении ничего не изменилось. Поэтому Екатерининский проспект, заложенный еще до бума, да два парка, разбитых тогда же, были единственными местами в центре города, где мог отдохнуть глаз.

— И что ты об этом думаешь? — спросил Ростбиф. Подразумевая, естественно, не архитектуру.

Эней дождался, пока прогрохочет декоративный трамвайчик.

— Оба зеленые, как тот каштан. — Он кивнул на молодое деревце. — Гренада поместила нас в свою квартиру. Живем кучей. Хуже и придумать ничего нельзя. На подготовку — меньше месяца. Думаю, кто-то хочет, чтобы мы тут с треском провалились. Кому проект «Крысолов» поперек глотки.

Ростбиф шагов десять молчал, и Эней понял, что сказал не то.

— Хотеть, чтобы мы провалились, — ничего другого представить себе не можешь, падаван?[25]

Эней представил себе другое — и сжал губы в приступе мучительной тоски. В то, что все настолько плохо, верить не хотелось.

— Я дурак, дядя Миша. Вы, пожалуйста, не очень на меня сердитесь.

— Ты не дурак; Андрейша. — Ростбиф назвал его так же, как звал отец, и тоска пронзила горло. — Ты агнец, и всякое паскудство тебе приходит в голову в последнюю очередь. А я параноик. Мне оно приходит в голову в первую очередь. Надеюсь ошибиться. Очень надеюсь.

— Це знають навiть в яслах малi дiти, що лучче перебдiть, нiж недобдiти,[26] — хмыкнул Эней. — Но почему, дядя Миша?

Возле старинного пассажа «Биг-Бен» свернули с аллеи, взяли мороженое и двинулись в сторону башенки, копирующей лондонские часы. Начало XXI века, мода на повторение знаменитых зданий.

— Что вышло, когда мы убрали Литтенхайма и Шеффера? Два месяца толкотни наверху — и новый гауляйтер. Это стоило двух жизней и твоей аварии?

Да, тогда ему сильно повезло, что он вылетел с седла и что мотоцикл не взорвался, что шлем выдержал два первых, самых страшных удара о перегородку, что не треснул позвоночник… А дурак Штанце поломался так, что чуть не сел в инвалидную коляску. Но тогда казалось, что игра стоит свеч. Показать, что и они уязвимы. На каком бы уровне ни находились, какой бы ни окружали себя охраной… Что у них есть только один способ жить спокойно — если это называется «жить»: забраться поглубже в свои Цитадели и замуровать себя изнутри. Навсегда.

— По-моему, да. Моральный эффект.

— Я тебя умоляю. Моральный эффект… Оглянись.

Срезали путь через торговый пассаж, мимоходом проверив, нет ли хвоста. Его не было. «Оглянись» Ростбифа относилось, впрочем, не к хвосту, а к людям, снующим туда-сюда по хрустальным коридорам, наполняющим кафе на первом этаже и бутики — на втором, гуляющим анфиладой сувенирных и книжных лавок. Никому из них не было никакого дела до смерти предыдущего гауляйтера всея Германии, Италии и Австрии, высокого господина Отто фон Литтенхайма.

— И горе даже не в этом, — Ростбиф щелчком запулил упаковку от мороженого в мусорный бачок, — а в том, что информацию о системе охраны Литтенхайма нам слили. Кто? Я задавал штабу этот вопрос. Они не ответили.

— Варки жрут друг друга. Мы это всегда знали.

— А тебе хочется быть пешкой в их политических играх?

— Нет. Потому-то я в проекте «Крысолов».

— А проект «Крысолов» на данный момент — это ты, я и двое необстрелянных воробьев. Короче говоря, мне не нравится этот корабль, мне не нравится эта команда — мне вообще ничего не нравится.

— А почему мы тогда не отступим?

Ростбиф скосил на него глаза и промолчал.

— У вас есть план, дядя Миша?

— Аж два мешка… Краткосрочный — будем делать дело.

— Даже если нас все-таки спалили?

— Особенно если нас все-таки спалили.

Они миновали пассаж и вышли на проспект Чкалова. Всего в ста метрах громоздился глухой гранитный куб с неописуемым карнизом на фронтоне, с кургузыми колоннами и окнами-бойницами. Над головами прошелестел снитч — вокруг этого здания они летали всегда. Екатеринославская Цитадель. Самое уродливое здание Европы. Зеппи Унал, его зальцбургский механик в том деле с Литтенхаймом, клялся, что саарбрюккенский театр еще уродливее, но доказательств так и не предъявил.

— Проблема в том, что о пожаре не узнаешь, пока не загоришься. А когда загоришься, будет слишком поздно. Не приведи Юпитер, конечно, чтобы я оказался прав… но завтра ты работаешь не снайпером, а в ближнем контакте. И если что-то пойдет не так… Ворона нагадит в неположенном месте хотя бы… мы сворачиваем лавочку. Взрывпакеты рвутся — я стреляю, ты вступаешь в бой. Я не стреляю — ты смешиваешься с толпой и уходишь. И еще есть у меня одно предложение…

Эней недоуменно посмотрел на наставника и командира.

— Ты знаешь, что с Оксаной?

— Нет. — В горле снова зашевелилась проглоченная когда-то давным-давно колючка.

— С ней все в порядке, она замужем и живет здесь, на Северном. Не хочешь поехать и проведать?

Это было что-то неслыханное. Если группу направляли в родной город одного из участников, всякие контакты с родственниками — даже пойти посмотреть издалека — строжайше не рекомендовались. Предполагалось, что родня под наблюдением. Правда, побег Андрея семь лет назад был довольно спонтанным, и вроде удалось исчезнуть бесследно. Но чем черт не шутит.