Евгения Мелемина - Библия улиток Страница 14

Полдоллара в день! В Столице, где полно пустых домов – выбирай любой, если не переживаешь из-за отсутствия воды. С ума сойти, какая удача. Главное, чтобы никто не прознал… Скажу, что ко мне приехал старый слепой брат.

По виду слепой брат был на пару лет старше меня, так что не подкопаешься. Сантана. Ну и имя. Таким нужно называть фруктовый торт с безе или вишневый ликер, а не людей.

По дороге мы завернули в магазинчик Кита. Кит ютился со своими товарами в такой крошечной будке, что я постоянно застревал там между прилавком и стеной, а тощий Сантана поместился вместе с чемоданом.

Значит, сегодня у нас на обед мясное… Из мясного Кит предоставил помятую банку тушенки и попытался всучить какие-то кроваво-красные замороженные шарики, но они не понравились даже Сантане. К тушенке я прибавил коробку сухарей, банку с горьким морковным соком и посиневшую картофелину, огромную и страшную.

– Заплати, – сказал я, набрав полные руки продуктов.

И он заплатил!

– Кит, – попросил я напоследок. – Плесни чего-нибудь в фляжку.

И оставил на прилавке свои собственные десять центов.

– Вот почему ты не берешься пилотировать «сайлента», – задумчиво сказал Сантана, когда мы вышли на улицу.

Пилотировать «сайлента»… толстый мужик с сигарой. «Один из вас согласился».

– А как его собираешься пилотировать ты?

– Я медик, – отозвался Сантана. – Я приблизительно представляю, что нужно сделать, чтобы обмануть «сайлента» и заставить его шевелиться.

– Приблизительно?

– Да. И я приблизительно знаю, где его искать.

– А деньги ты взял вперед? – догадался я.

– Аванс, – улыбнулся Сантана. – А ты?

А я отказался. Ушел, с грохотом опрокинув стул, словно сама оскорбленная гордость. Дело не в том, что я не знал, где искать, или не хотел туда возвращаться, дело в том, что я не хочу отдавать их в чужие руки.

Они не боевые машины, это правда. Но двум «сайлентам» достаточно трех дней, чтобы создать русло реки и заполнить его водой. Дня – чтобы выстроить плотину и превратить долину в озеро. Нескольких часов, чтобы срыть гору, и нескольких часов, чтобы пробурить километровую скважину через любую породу…

Это не боевые машины, но их недаром отдавали только последним детям, потому что нас капитан воспитал по принципу жизни. Да и то… бывали сбои.

Я не отдал бы «сайлента» даже умирающему фермеру, желающему вспахать свой огородик под репу. Эти умирающие трудяги сильно меняются, если им сунуть в руки обычный автомат, а что будет, поставь им на службу «сайлента», даже думать не хочу.

– Я вообще в этом не участвую, – мрачно сказал я. – Просто договорился, что встречу тебя с поезда и предоставлю жилье.

– Это здорово, – безмятежно ответил Сантана. – Так намного безопаснее. Сюда?

– Да.

Мы поднялись по узкой расшатанной лесенке на второй этаж, завернули за шкаф, где хранились тряпки и пакеты, и оказались перед дверью моей комнаты.

Я открыл дверь и обнаружил, что на моей кровати восседает тот самый мужик, а несчастная растянутая сетка под его весом провалилась до самого пола, отчего подушки и одеяла сбились в кучу.

– Мистер Ббург! – радостно провозгласил Сантана.

– Мистер Ббург! – повторил я. – Какого черта ты здесь делаешь?

– Брось, Марк, – прохрипел он и заворочался в моей кровати. – Каждый в городе знает, где ты живешь, а Денни-тазик был рад помочь мне ключами. Что за собаку ты ему загнал?

– Символ возрождения. Вон стул.

На стул уселся Сантана, а я так и остался стоять посередине комнаты.

– Разгреби столик, Марк, – сказал мистер Ббург. – Я принес тебе кое-что, чтобы ты не скучал, пока мы обсуждаем дело.

Баночку с рыбкой пришлось переставить на пол, туда же я скинул ворох брошюр и листовок, которые использовал в качестве салфеток, и многочисленные кружки с желтым треснувшим нутром.

Мистер Ббург принес мне бутылку первоклассного черного рома, но накачиваться я не спешил и присел в уголок, попивая из фляжки легкое кислое вино, которое Кит невесть как изготовлял из сухих яблочных долек.

Эти двое разложили на столе заляпанные чертежи и принялись тыкать в них пальцами, и каждый раз меня передергивало, словно палец упирался не в лист, а мне в печень, сердце и легкие. Отчетливое ощущение гадливости не унималось, и поначалу я даже решил, что причиной тому загадочное вино и меня просто подташнивает, но ощущение быстро пре-

вратилось в определенное – неприязнь. Отвращение к этой идее.

Сантана, длинный и черный, как слепой дрозд, то и дело вертел чертеж и убедительно бурчал что-то о непревзойденном знании нервной системы «сайлента» и что стоит только вывести красную базу сюда… и подключить тут…

Мистер Ббург слушал его внимательно, но как-то не всерьез. Как слушают ребенка, решившего рассказать стишок.

Когда Сантана закончил объяснять, как именно он собирается занять место пилота, Ббург повернулся ко мне и спросил:

– Они же именные, верно?

– Да, – без удивления ответил я. – Каждая машина делалась под определенного пилота.

– Это не значит, что вы не могли меняться местами, – перебил меня Сантана.

– Могли, – согласился я. – В аварийном режиме. Это очень больно. Очень. – Мне хотелось, чтобы балбес Сантана испугался, вернул аванс и убежал, заплатив за комнату.

– Можно использовать обезболивающее.

Он предложил, но как-то нерешительно. Потом подумал еще немного.

– Если я найду «сайлента» Марка и изучу биокороб Марка…

– Неа, – сказал я, допил вино и аккуратно закрыл фляжку.

– Десять долларов.

Вышвырнуть их из моего дома – и дело с концом. Сегодня собрание независимых мародеров и ярмарка дрессированных крыс. Я читал вчера листовки и объявления. Вышвырнуть их к черту и пойти посмотреть на крыс. Говорят, они умеют танцевать вальс, парами. Сэнди будет наяривать на старом фортепиано, лишенном половины клавиш, а крысы – танцевать.

– Пятьдесят.

Мистер Ббург смотрел на меня как-то нехорошо. Оценивающе. Словно думал, как свернуть мне шею так, чтобы Денни ничего не заподозрил ровно до того момента, как Сантана выпотрошит и изучит мой биокороб и подожжет труп, чтобы никто не догадался.

– В некоторых городках, – сказал Ббург, – таких как ты, парень, быстро вывернули наизнанку. Во имя спокойствия и процветания. Мы здесь люди мирные и дружелюбные, тебя никто никогда пальцем не тронул… хотя сам знаешь за собой грешки. Почему бы тебе нам не помочь?

– Кому – нам?

– Независимому Альянсу Освобождения.

Он так это произнес, будто своими руками добился какой-то независимости и освобождения, будто на нем пятьдесят лет пахали, а потом он восстал и уничтожил рабовладельцев и захватчиков лично. Он сказал это с такой гордостью, что мне стало грустно.

Сантана тоже сидел какой-то посеревший. Не знаю, с чего его перекосило – от боязни потерять барыши, видимо.

– Освобождению – от чего?

Мистер Ббург несколько секунд молчал и жевал сигару, посыпая пеплом чертежи Сантаны.

– Вы живете в полной безопасности, – сказал он наконец. – Вы не знаете, что творится снаружи. Чем ты питаешься, парень? – он вдруг наклонился и выпотрошил пакет. Синяя картофелина покатилась по щербатому полу и замерла. – Мы жрем вот это! – заревел он. – Объедки! Потому что снаружи, на меридианах, орудуют не люди, а нечисть! Синдромеры, мародеры в масках, они охраняют склады и поля, они обтянули рай колючей проволокой, их нужно уничтожить, как любого урода, попавшегося на пути, – мусор, мусор, генетический мусор обжирает нас! А мы молчим и терпим, молчим и терпим…

Сантана вдруг вынул из кармана серебряный плоский портсигар, достал из него тонкую белую сигаретку и закурил. Я увидел, как сильно он сжимает губы, увидел ямку-шрам под скулой.

– Когда ты последний раз ел нормальное мясо? Не паштет из крысы, а нормальное свежее мясо?

– Я не ем мяса.

Сантана подложил согнутую руку под висок и устало покачал головой.

– Двести долларов, – хрипло сказал Ббург.

– У вас есть отличный медик, – ответил я. – Он справится. Подключит красную базу через задницу и будет пилотировать.

Мистер Ббург ушел через десять минут, забрав чертежи для обсуждения их на собрании Альянса. Представляю, как это будет выглядеть – ребята, в жизни не видевшие ничего сложнее прищепки, соберутся изучать технологию капитана Белки.

Мы остались одни. Сантана все еще медленно курил, а я вынул из-под кровати маленькую плитку и испек на ней картофелину, переворачивая туда-сюда. Плитка отключилась ровно тогда, когда картофелина лопнула и показала рыхлое нутро, из которого валил пар. Я посолил ее и сердито съел.

– Электроэнергия закончилась.

– Я оплачу, – сказал Сантана, поднялся и вышел. Я слышал, как он препирается в коридоре с Денни-тазиком.

Он вернулся и долго ковырял вилкой заросшую жиром тушенку.

– Я так больше не хочу, – наконец выговорил он. – Не хочу, чтобы у меня заканчивались вода и тепло, не хочу платить по десятке в каждую лапу, не хочу жрать этот хлам. Я хочу оплатить все и сразу – на пять лет вперед, мыться сколько угодно и включать обогреватель, когда мне холодно. Хочу яблок, молока и хлеба. Понимаешь?