Евгений Прошкин - Война мертвых Страница 14

– Новый психоактиватор? – спросил Тихон, еле ворочая тяжелым, непослушным языком.

– Нет, не новый. Ты как?

– Я? – Тихону захотелось рассмеяться, и он не видел причин себя сдерживать. – Славно!

– Вот таким ты должен быть всегда. Улыбайся, курсант, – Игорь небрежно бросил ремень на пол. – Пройдет время, и ты ей отомстишь. Или не ей, а какой-нибудь другой, это неважно.

Лейтенант еще немного постоял у изголовья и, убедившись, что Тихон, отключился, запросил у печки второй стакан.

Очнулся Тихон через одиннадцать с половиной часов. Привязывать момент пробуждения к понятию “утро” он не имел никаких оснований, а обозначение “утро условное” было казенным и громоздким, поэтому Тихон просто отметил, что провалялся одиннадцать часов и двадцать пять минут.

Вызова в класс не поступало. Он полежал еще немного и пошел умываться. Настроение было каким-то ватным: с одной стороны, он помнил все, что случилось накануне, вплоть до искрометных плясок, с другой – не придавал этому особого значения. Воспоминание о мужской неудаче украдкой зудело где-то в самой глубине, но, когда оно попыталось захватить рассудок полностью, Тихон железной рукой поставил его на место.

Универсальная печь смилостивилась и выдала куриную печенку с морской капустой и кислым яблочным соком. Порция была немалой, но прорезавшийся аппетит потребовал добавки – на второй раз печка предложила старую добрую морковную пасту. Тихон с негодованием швырнул тарелку обратно в бункер и отправился в класс.

Его добровольный приход лейтенант воспринял как должное и, стандартно поинтересовавшись здоровьем, указал на капсулу. Насколько Тихон научился разбираться в кухне капитана, Марта с Анастасией уже воевали вовсю, кабина же Зои была пуста. Тихон еще в прошлый раз подивился странному графику занятий, но теперь эти мелочи его не волновали. Наверное, так надо.

Надеяться, что ему дадут пустяковое задание вроде езды по ухабам, было бы наивно. Он и не надеялся. Тихон снова попал в тир с тринадцатью мишенями, из которых за полтора часа выбил только три, да и то обманным путем. Игорь без разговоров выдернул его из танка и послал отдыхать.

Через сорок две минуты после возвращения в кубрик Тихона опять вызвали. Он забеспокоился, не случилось ли чего экстраординарного, и понесся в класс, невзирая на установленное время. Лейтенант отчитал его за раннее прибытие и приказал ложиться в капсулу.

Результат получился хуже предыдущего: две блохи за два часа. В виде наказания Тихона заставили отлипать без помощи извне. Расположение духа было наипаршивейшим, поэтому самоликвидация прошла довольно гладко. Жизнь перестала казаться бесспорной ценностью, и он распрощался с ней безо всякого сожаления.

Успехи в мнимом суициде никого не впечатлили. Игорь был чернее тучи. Егор за пультом даже не обернулся.

Изматывающие стрельбы продолжались больше сорока часов. Паузы были разными, но не .превышали часа. Иногда Тихон успевал перекусить, иногда – даже вздремнуть, но расслабиться ему не удавалось. Мысль о том, что с минуты на минуту лейтенант прикажет явиться, держала его в постоянном напряжении. Если перерыв затягивался, Тихон начинал нервозно бродить по кубрику, теребя магнитную пряжку пояса.

За серией занятий последовал двенадцатичасовой отдых. Тихон провалился в бездонный колодец, но вскоре проснулся – кровать хлюпала от пота. Он лунатически прошествовал в санблок и, приняв душ, там же и заснул. Пот свободно лился по наклонной полипластовой поверхности и исчезал в ажурной решетке водостока. Тихону это не мешало.

После передышки все повторилось: полтора-два часа в кабине – сорок минут в кубрике, и снова в кабину. Когда Тихон подсчитал, сколько времени он теряет, мотаясь по коридорам, то ему стало дурно. Здесь был и полноценный сон, и просмотр интервидения, и все радости жизни, которые он мог себе позволить до того, как Игорь впряг его в этот безумный цейтнот.

Мягкий лежак капсулы стал ему ближе кровати. Вылезая из кабины, Тихон чувствовал себя намного бодрее, чем если бы он минут двадцать прикорнул – больше никак не выкраивалось. Тихон подозревал, что офицеры отсыпаются, когда он ползает по полигону, другого времени у них не было, однако, уничтожая танк и возвращаясь в реальность, он часто заставал в классе инструктаж.

С Мартой он виделся не единожды и всякий раз старался проскользнуть мимо, не глядя ей в лицо. Удавалось это не всегда, бывало, что Тихон получал задание вместе со всей группой – расходясь по капсулам, они непременно сталкивались, и тогда пухлые губы Марты растягивались в гадкой сочувственной улыбке.

В таких случаях Тихон поспешно нырял внутрь и надевал датчик еще до того, как опустится крышка. Пройдя через страдание от запаха клубники, он с наслаждением растворялся в КБ, идеально защищенном логове его личности. Тихону не нравилось, что ему вверяют не весь танк, а только половину, но особенно его возмущало то, что выбирает эту половину лейтенант. Это Игорь решал, кем быть Тихону, – стрелком или водителем, мотором или пушками. Впрочем, бытие в форме двух башен и шести орудий его тоже устраивало. Это было не так мучительно и бесполезно, как обычное человеческое существование.

Война, из-за которой он попал в Школу, по-прежнему оставалась далекой и чужой. Макеты на полигоне не имели с ней ничего общего. Они даже не уклонялись от голубых разрядов, случайно ложившихся рядом, и в смертоносность конкурской техники Тихон верил все меньше.

Привычная активация танкового самоликвидатора утвердила его в мысли, что смерть – это не точка, а лишь запятая, за которой всегда следует продолжение.

Может быть, именно поэтому стрелял Тихон неважно. Дисковидные ракетоносцы-медузы не только катались по степи, но еще и периодически взлетали, причем в самый неподходящий момент. В тире их обычно было не более пяти, хотя количество роли не играло – к концу занятия все они оставались целехоньки.

Против юрких мух он тоже оказался бессилен. Кроме того, что они были склонны резко менять траекторию, в воздухе отсутствовали кусты, канавы и прочие ориентиры, благодаря которым Тихону иногда удавалось распотрошить пару блох. Как-то раз в свинцовом небе нарисовались светлые облака – не иначе, капитан решил подсобить, – но использовать их как привязки для стрельбы все равно не удалось.

Слонов к нему не подсылали. Огромная медлительная машина была слишком легкой мишенью даже для Тихона – естественно, при условии, что она не вздумает обороняться.

Печка кормила все той же гадостью. Лишь изредка, словно забывшись, она потчевала его чем-нибудь приличным типа куска свинины, но это означало, что следующие двадцать часов он просидит на одном пюре.

С Игорем отношения не клеились. Во время третьей серии занятий Тихон попытался заговорить, но лейтенант отвечал строго и односложно, как и подобает армейскому начальнику.

Тучную Зою Тихон видел настолько редко, что с ней не имело смысла даже здороваться.

Анастасия была ему чем-то симпатична, и, чтобы порадовать старушку, он каждый раз учтиво склонял перед ней голову. Тихон завидовал вовсе не ее меткой стрельбе, хотя это ему тоже не помешало бы. Анастасия была курсантом “номер раз” и в Школе оставалась по каким-то формальным причинам – когда она торжественно и величаво выбиралась из своего обтекаемого гроба, Егор не уставал повторять, что ее место на Посту.

Нетрудно было догадаться, что танк Анастасия освоила в совершенстве, – вот это Тихона и смущало. Глядя на семидесятилетнего оператора, он испытывал какую-то иррациональную ревность, точно старушка не просто заняла его личную территорию, но и переустроила ее по своему вкусу. Для Тихона танк давно уже не был машиной, он стал больше, чем домом, больше, чем телом, – образом жизни. Тем досаднее были неуспехи Тихона на стрельбище. В памяти все чаще всплывала история с неудачником Филиппом, и он боялся даже подумать о том, что когда-нибудь его могут точно так же отправить на Землю.

Однажды, прибыв по очередному вызову, Тихон обнаружил в классе незнакомых курсантов – двоих мужчин и женщину. Первый имел внешность настолько скучную и невыразительную, точно его специально выбирали как некое среднее арифметическое: пшеничные волосы с косым пробором, ровные ухоженные баки и короткие усики. На родине он наверняка служил каким-нибудь небольшим начальником. Тихону почему-то подумалось, что до Школы мужчина жил на Земле, однако эта мысль не принесла ничего, кроме глухого раздражения.

Второй был намного моложе, почти ровесник Тихона, но выглядел куда более развитым. Задняя часть его бритого черепа сливалась с шеей и отвесно уходила под черный воротник рубахи. Массивная, округлая нижняя челюсть не сулила в случае ссоры ничего хорошего, а внимательные глаза под широкими бровями, кажется, так и выискивали способ доказать это на деле.

Женщина производила впечатление вечно усталой работницы с фермы для не слишком одаренных людей. Ее обветренное лицо в обрамлении рыжеватых кудрей не было ни дебильным, ни даже глупым, но взгляд, маниакально устремленный в какую-то пылинку на полу, побудил Тихона встать от дамочки подальше.