Олег Верещагин - Горны Империи Страница 16

— Воевать можно по-разному, — задумчиво возразил Смаль. — И потом — большинство людей слабы и не уверены в себе. Когда вы станете отнимать у нынешних хозяев их добро… — Борис Игоревич покривился, Смаль засмеялся: — Станете-станете, без этого не обойдётся! Так вот, люди решат, что

вы просто ходите занять место этих самых хозяев. И вряд ли захотят менять знакомое зло на незнакомое. Знаете, как у Шекспира — мириться лучше со знакомым злом…

— Я читал "Гамлета", — резковато ответил Третьяков.

— А, извините… Так вот. Не захотят просто из страха потерять то, что всё-таки имеют. А если вы поставите на тех, у кого нет вообще ничего — они примутся первым делом примитивно грабить и вас же опорочат. И вас, и идею.

Третьяков-старший довольно долго молчал. Молчал и Смаль — не с превосходством, а скорей сочувственно, как человек, привёдший неотразимый аргумент и теперь жалеющий оппонента.

— Вы исходите из нехитрого постулата, кажущегося вам аксиомой, — медленно заговорил офицер ОБХСС, — что каждый человек больше всего в жизни хочет урвать себе жирный кусок. Но и у вас таковы не все. Даже не большинство, иначе Бахурев не пришёл бы к власти. Мы помним, как мужественно сражалось ваше казачество в Серых Войнах… да и сейчас. И мы о вас куда лучшего мнения, чем вы сами о себе.

Смаль посмотрел удивлённо. Поморгал. Нерешительно улыбнулся и пожал плечами:

— Ну хорошо, ладно… Но вы зря везёте семью. Вашего предшественника снайпер застрелил у дверей дома. Прямо у входа.

— Я знаю, — кивнул Третьяков-старший. — Но ещё я знаю, что до этого ваши местные хозяйчики просто распоряжались налоговой полицией, открыто говорили, что ей делать и куда не соваться. А убийство исподтишка — уже прогресс. В мирное время так убивают те, кто боится. Я заставлю их бояться ещё больше. Если не хватит сил у меня — мой преемник покончит с ними навсегда.

— Да, с такой убеждённостью можно рассчитывать на успех… — задумчиво согласился Смаль. — Но жена и сын…

— Оставьте. Жена — офицер гражданского медицинского корпуса. Сын — пионер и член совета отряда… Поймите, Игорь Игоревич, — неожиданно горячо добавил он, — мы с вами одной крови. И мы не дадим вам сгнить за здорово живёшь. Вам же известен опыт Желтороссии — там всё было куда как хуже вашего! Ну и где же "всемогущая и бессмертная триада"?! Кто не застрелен и не повешен «витязями» — шестерит на побегушках в том же «треугольнике». А на месте их дворцов — детские сады, школы и Дворцы Пионеров. А как англосаксы разделались с Империей Картелей на берегах Венесуэльского Залива? Не спасли ни джунгли, ни целая наёмная армия с танками и самолётами!

Денис аккуратно отрезал вилкой кусочек зразы, но есть его не стал. Вместо этого мальчишка поднял на Смаля глаза и спросил в упор:

— Почему вы боитесь надеяться?

На мальчишку обернулись все трое — мать, отец, Игорь Игоревич. Непонятными глазами посмотрели. Денис почему-то оробел, но и рассердился. Немного. И повторил вопрос — с вызовом, громче, так, что обернулись и несколько человек за соседними столиками:

— Почему боитесь надеяться? — и, смешавшись, уже тихо сказал: — Извините.

Смаль помолчал, играя ножом. Положил его на тарелку. Кажется, надеялся, что Третьяковы-старшие снова заговорят. Но они молчали, только в глазах у отца Денис читал немного насмешливый и немного печальный вопрос — тот же самый. И Игорь Игоревич сказал так же тихо, как извинялся Денис:

— Понимаешь… это страшнее всего. Когда начнёшь надеяться и…

Он не договорил и снова начал есть. Потом вдруг положил прибор, скомканно извинился — ещё более смущённо, чем Денис — и вышел.

— Несчастный человек, — тихо сказала Валерия Вадимовна и покачала головой. — Не может позволить себе надежды…

— Но почему?! — недоумённо и звонко спросил Денис. Он правда не понимал!

— Не понимаешь? — спросил отец, чуть шевельнув ртом.

И неожиданно добавил весело:

— Ну и хорошо, что не понимаешь, сын!

Глава 6

ВЕРНЫЙ

Море Балхаш по-прежнему тянулось за окнами слева. Справа — были леса, из которых время от времени, но всё чаще и чаще, высовывали свои бока какие-то посёлки. При той скорости, с которой двигался поезд, рассмотреть ничего толком не удавалось, но вроде бы умирающие от истощения люди нигде не валялись и манифестации не появлялись в пределах видимости. Зелень была намного гуще и как-то ярче привычной Денису, но это он и раньше заметил…

Вообще-то на море, да и на лес, Денис мог смотреть бесконечно. Но надо когда-то и впечатления записывать… Тем более, что купленные им приложения к "Блокноту пионера" требовали заполнения. А писем ждали и Войко и в отрядах.

Устроившись за столиком в купе, Денис почти час добросовестно заполнял жёлто-серые листы при помощи новенькой, заправленной до отказа ручки. Правда, как он честно сказал сам себе, перечитывая написанное, вышел не столько отчёт о четырёх днях пути, сколько какая-то гнилая философия. Ну ладно. Пусть пока так.

Он уже собирался добавить ещё кое-что по поводу капиталистов, когда из коридора позвала мама:

— Дениска, иди скорее, где ты?!

Голос у неё был весёлым и нетерпеливым. Мальчишка, поспешно закрыв ручку колпачком, выскочил наружу.

К окнам высыпали почти все обитатели вагона — так, что Денис даже заопасался: а вот перекинемся?! Тем более… ой мамАААА! Было куда!

В полном восторге, смешанном с опасением, Денис втиснулся между родителями и не запротестовал даже когда мама обняла его за плечи. А Третьяков-старший сказал тихо:

— Большой Каскад. Отсюда вся энергия республики… — и не удержался: — И поэтому они так лихо торгуют редкоземельными.

— Боря, помолчи, — попросила Валерия Вадимовна.

Денис ошалело моргал. Он был в поезде — маленький по сравнению с этим поездом. Но… но и этот огромный поезд казался крохотной гусеницей на стене бетонного дома по сравнению с…

Рейсовик с бешеной скоростью мчался по идущему над пропастью высотой в сотню метров… нет, больше!.. пандусу, который поддерживали ряды колонн. Слева — откуда-то сверху — рушились колоссальные массы белой от пены воды — рушились медленно и (слава звукоизоляции) бесшумно, пропадая внизу. А справа и ниже — в зелени и синей дымке — лежал город.

— Вот он, наш Верный, — сказал кто-то дальше по коридору. Женский голос ответил:

— Какая красота… Но если прорвёт эту плотину?!

Денис усилием воли заставил себя посмотреть вниз, насколько позволяло окно. Там, внизу, был белый пар и шевелящаяся тьма. И вертолёт, летевший ниже поезда, а ещё — несколько белых с алым домиков на каком-то уступе. У мальчишки заперло дух, но в то же время ему захотелось орать от восторга.

— Па, кто построил эту плотину? — спросил он отца, высвобождаясь от маминой руки. Борис Игоревич ответил:

— Когда-то тут был лавиноотбойник, — он кивнул чуть в сторону от трассы движения поезда. — Во-он в той стороне знаменитое Медео… Так вот. А потом, когда появилось море, строили дамбы, кое-как отгораживались… А двадцать семь лет назад отгрохали вот это. Феодальными методами, чуть ли не голыми руками. Если бы мы не помогли — были бы вторые пирамиды по количеству погибших.

— Но впечатляет, — заметил сосед справа, молодой инженер в новенькой форме. — Я еду сюда работать… Лёвшин, Антон… — он чуть замялся, — …Станиславович.

Третьяковы представились. Мужчины заговорили про энергетику, Валерия Вадимовна то и дело вставляла замечания про заболоченность и эпидемии. Послушать это было интересно, да… но Денис ринулся в купе — записывать впечатления… а лучше сначала скорее достать и наладить фотик.

Однако, сделать ему не позволили ни того, ни другого. Выяснилось, что "уже приехали" и "надо собираться". Правда фотоаппарат Денис всё-таки достал и повесил на сумку, чтобы был под рукой.

Поезд замедлял ход; уже сделали объявление, что прибываем в столицу — так и сказали, «столицу», и Денис про себя хмыкнул. Кто там, на объявлениях, сидит? Какая это столица? Для него столица — Великий Новгород. Конечно, надо честно сказать, Верный намного больше, если вот так глядеть. Зато столица Империи красивей. А уж саму-то Империю сравнивать с Семиречьем… Мальчишка хмыкнул уже вслух, и мама поинтересовалась:

— Ты чего, мыслями подавился?

Денис ничего не ответил. Они как раз начали вытаскивать чемоданы…

…Снаружи давила влажная духотища. Небо скрывали плотные серые облака, бегучие и изменчивые, хотя тут, внизу, царило безветрие. Изогнувшееся буквой С здание венчали огромные алые буквы — ВЕРНЫЙ — и ещё какие-то надписи, плакаты, всякая всячина… Народу было полно уже на перроне, самого разного. Прямо вдоль стены Денис с изумлением увидел каких-то одетых в рваньё людей, в том числе — стариков, детей! — которые попрошайничали. Кто вслух, кто протягивая плакаты с безграмотными надписями. Моргая изумлённо, мальчишка протянул было руку за фотоаппаратом, но потом передумал. Скользнул взглядом по сидящей на корточках невероятно грязной девочке лет восьми-девяти, одетой только в рваные трусики неопределённого цвета. Посмотрел на отца: