Олег Верещагин - Горны Империи Страница 17

— Па…

— Что? — отец осматривался. — Ах, это… Нет, сын. Деньги, которые ты им дашь, всё равно пойдут не им, а их хозяевам. Тут не листики обрывать надо, а под корень рубить…

— Хозяевам?!. — Денис поперхнулся, провожая взглядом нескольких девушек, одетых с вызывающим неприятным шиком — они, громко пересмеиваясь и перебрасываясь каким-то репликами, прошли мимо, тоже явно кого-то высматривая. Но тут внимание мальчишки было отвлечено чьим-то голосом:

— Извините, вы — Третьяковы?..

…Человек, встречавший Третьяковых на вокзальном перроне, Дениса немного удивил.

Во-первых, он сперва показался Денису совсем мальчишкой — ну, не мальчишкой, но очень молодым мужчиной, намного младше отца — высокий, но тонкий, стройный, что особенно подчёркивалось чёрной водолазкой, приталенным чёрным пиджаком и узкими брюками — в такую жару! Кроме того, был он смуглый, черноволосый и неожиданно синеглазый, чем напомнил мальчишке отца Войко. Во-вторых, он возник словно бы из ниоткуда, хотя и одеждой и манерой поведения был очень заметен.

— Очень рад вас видеть, — черноволосый, широко улыбаясь, потряс отцу руку, наклонился к руке матери, выпрямился, тряхнул руку Дениса. — Позвольте представиться, товарищи — Муромцев, Виктор Анатольевич, полномочный представитель Его Величества в Семиреченской Республике… — Денис хлопнул глазами: это значило, что смуглый — дворянин. А тот продолжал: — Ну, пойдёмте к моему экипажу, недельку поживёте у нас, освоитесь, а потом — и на место службы, так сказать. О вещах не беспокойтесь, наши люди их выгрузят, погрузят и доставят. Они знают, куда.

Нет, он был не молодой, постарше Третьякова-старшего. Это становилось видно по глазам. Прежде чем Денис успел поднять мамин чемодан, Виктор Анатольевич сделал это сам и зашагал впереди к выходу в город. Очевидно, отец знал о встречающем, потому что спросил только:

— Едем, как договаривались, Виктор Анатольевич?

— Конечно, — кивнул Муромцев. — Нас ждут уже… Вот сюда, через вокзал.

В самом здании было прохладно и даже, пожалуй, красиво, но тоже многолюдно и очень шумно, на взгляд Дениса. Это был не деловой и не весёлый шум, а какой-то торопливо-истеричный, как будто все разом боялись, что идущий рядом человек займёт какое-то очень важное место, а остальным уже не достанется. Впрочем, Муромцев шёл через этот шум совершенно невозмутимо, и перед ним все расступались. И на большой площади за вокзалом, где почти ко всем приезжающим бросались самые разные люди, к нему и его подопечным никто не сунулся; Денис услышал краем уха, как один загорелый мальчишка с каким-то ящиком на бедре бросил своему младшему напарнику: "Ты чё, это витязь, в приют захотел?!" — и тот, сделав огромные по-настоящему испуганные глаза, растаял в сутолоке.

— Вот такие басни о нас тут и распускают, — неожиданно сказал Муромцев. — "В приют". Можно подумать, я его за руку потащу… Хотя это вопрос, между прочим, где лучше — толкаться по двенадцать часов в сутки тут или жить в нашем приюте… Везёшь — ревут, убегают. А поживут неделю — и всё, не выгонишь. Ну, вот и экипаж. Прошу.

"Экипаж" оказался длинными широкими посольскими «жигулями» с газогенератором. Высокий мужчина с бесстрастным лицом, одетый в форму охранного корпуса дипмиссий, предупредительно распахнул заднюю дверцу перед Третьяковыми, погрузил багаж. Муромцев сел сам — на переднее сиденье справа.

Денис поместился у окна сбоку от отца — и с огромным любопытством огляделся. Он ездил из легковых машин только в отцовском служебном «волке» и отметил, что «жигули» и правда как на картинке — большой мягкий салон, диван, обтянутый чёрной кожей, включившийся кондиционер… ой, оказывается они уже едут. Над капотом автомобиля невесть откуда взялся имперский флажок.

— Везти в сеттельмент или ко мне домой? — Виктор Анатольевич развернулся к пассажирам, небрежно-красиво положив локоть на спинку сиденья. Борис Игоревич с интересом спросил:

— Разве ваш дом не в черте сеттельмента?

— Нет, — покачал головой Муромцев. Усмехнулся и важно добавил: — Так исторически сложилось. Я бы рекомендовал ко мне. Будет с вашей стороны прост оскорблением отвергнуть гостеприимство моей семьи; жена с утра делает манты.

Что такое манты, подумал Денис, глядя, как за окном всё быстрей разгоняются широкие, очень зелёные и на его взгляд слишком многолюдные улицы Верного. Слово противное… Мальчишка представил себе здоровенного морского ската, запечённого в тесте. Бррр… Гадость. Кроме того, ему не очень хотелось жить в чужой семье, пусть даже родители рядом. Это значит — подчиняться чужим и непривычным правилам, ну его… Но мальчишка понимал — его спросят в последнюю очередь… и ошибся. Его совсем не спросили.

— Тогда мы принимаем ваше предложение, Виктор Анатольевич, — согласился Третьяков-старший. Валерия Вадимовна добавила:

— Если это можно, давайте поедем через город, хочется посмотреть.

Муромцев передал Третьякову-старшему большую кипу ярких газет, извлечённую из перчаточника:

— Это сегодняшние утренние, изучайте… А через город — конечно, можно ехать через город… Маршрутом, каким обычно возим туристов… Коля? — обратился он к водителю.

— Сделаем, товарищ лёйб-гвардии полковник, — сказал Коля, и Денис отвлёкся от окна. Лейб-гвардии полковник?! Между Муромцевым и отцом — аж три ступеньки?! Лейб-гвардии полковник — это же генерал по общему счёту! Муромцев засмеялся и извиняющимся тоном сказал:

— Коля так даёт понять, что со мной надо обращаться уважительно…

Денис покосился на отца. Но тот как будто ничего не слышал — разложив газеты не только на своих коленях, но и частично на коленях жены и сына, просматривал их, держа в руке цанговый карандаш и что-то отчёркивая быстрыми движениями.

Денис понял — отец уже работает. Вот именно сейчас и именно так. И стал просто смотреть в окно в то время, как Муромцев действительно тоном экскурсовода (в котором была ка-а-апелька самоиронии) объяснял Валерии Вадимовне, что и как за окнами.

Денис всегда считал экскурсоводов самыми страшными врагами всего интересного. И не слушал, а смотрел.

У него оставалось странное впечатление. Машин почти нет; вдали мелькнула линия струнника, недостроенная. Много верховых и колясок, хорошо… но вот проехал красивый автомобиль, Денис даже не знал, какой, видно только, что с бензиновым двигателем (!), а на перекрёстке промчались через улицу двое пацанов и одна девчонка, лет по 10–12 — все босые. Причём видно, что не для удовольствия, а и одеты так, что прямо снять всё и на переработку сразу, а самих — в душ. Среди яркой, умелой рекламы было много «чёрной» — то есть такой, цель которой не оповещать о новинках, а заставить людей покупать ненужные им вещи, Денис знал о таком. И дети в рекламе! Разные малыши в колясках, подростки с конфетами… Как это разрешают?! А вон даже реклама сигарет!!! Шваброй заколоться… И нищие, сколько настоящих нищих! Убиться о косяк, как же так можно?!

— Ничего город, красивый и зелёный, — сказала Валерия Вадимовна. — И зелень ярче, чем наша.

Денис сердито покосился на мать. Но не мог не признать про себя, что сказала она правду. Верный и правда тонул в густой, сочной зелени. Денис пытался себя убедить, что она слишком пёстрая, но не получалось. Как и всякий нормальный мальчишка, он любил деревья и кусты. Он уже почти совсем собрался сказать — просто из вредности — что в городе много лишнего, но… что это такое?! Да нет, правда!!!

Он закрутил головой, вызвав недовольный взгляд матери (она свела брови и шевельнула губами сердито: "Дениссс!"). Но Денис не обратил внимания. Сквозь мягкое урчание мотора неслось явная мелодия — её вели горны и поддерживали рассыпистым треском барабаны — "Бей, барабан, не умолкай… в ногу, дружище, бодрей шагай…"

Колонна пионеров — человек сорок, мальчишки, в подогнанной форме, не хуже, чем у самого Третьякова-младшего, с музыкантами впереди, знамённой группой и двумя вожатыми по флангу — прошла навстречу. Быстро. Нет, не прошла быстро, а мелькнула быстро — из-за того, что машина ехала. Денис вертанулся на сиденье — но знаменитая зелень уже скрыла всё от жадного взгляд мальчишки. Денис вздохнул печально и повернувшись, наткнулся на взгляд Муромцева:

— Ну давай, спрашивай, — улыбнулся Виктор Анатольевич Денису. Тот смутился:

— А как вы…

— Трудно не догадаться, — продолжал улыбаться Муромцев. — Ты хотел просить про пионеров?

— Да… Этот отряд, который мы встретили. Он что, местный?

— Местный, — кивнул Виктор Анатольевич. — В Верном семь отрядов. И два в сеттельменте.

— Семь — это же капля в море, — пробормотал Денис. — Сколько у вас ребят и девчонок подходящего возраста?

— Детей много, — Муромцев погрустнел. — Но половина из них и в школу-то не ходит.

— Кстати, — вмешался вдруг Третьяков-старший, — а сколько всего в Верном населения?