Александр Прокопович - Крымский Ковчег Страница 17

– Лови, сынок!

Палаш в кожаных ножнах рыбкой нырнул в руку Кривому. Привычная тяжесть, непривычно удобная рукоять, Кривой мог бы поклясться, что чувствует в руке акулью кожу… Ножны – долой. Темный металл с фактурой дерева – у директора в шкафу были не самые простые клинки.

– Николай?

Телохранитель снял плащ, аккуратно повесил его на спинку кресла. Двойная наплечная кобура – под пиджак такую не спрячешь, только плащ. До этого такую Кривой видел только в кино.

– Я привычным. Ножи не люблю… «Калаш» – бросай, пригодится…

Николай положил автомат на стол с нежностью молодой кормящей матери, укладывающей малютку в люльку.

– Скоро? – Кривому почудилось или телохранитель предвкушал?

Для каждого нашлись спецочки и беруши – директор хорошо подготовился, страшно подумать, а ведь в шкафу осталось что-то еще.

– Сюда!

Бумаги осыпались лавиной, норовя похоронить зазевавшихся, – это огромный шестиногий стол встал на ребро щитом перед дверями так уверенно, будто это и было его естественное положение. Места за столешницей хватало в самый раз для троих.

Пулемет замолчал. Что-то зашуршало у дверей кабинета. Директор улыбнулся. Можно вскрыть замок, но с засовом придется повозиться. Возиться не стали. Пол уже привычно вздрогнул, заряд был небольшим, дабы не задеть никого внутри. Удар – и дверь упала, как подъемный мост взятой крепости.

Ситуация была не самой веселой, но меняться местами с теми, кто сейчас должен был попасть в кабинет, Михаилу не хотелось. Недолго. Ровно до того момента, как в кабинет влетела первая светошумовая граната. Одно дело знать, что ты готов к этому, и другое – испытать.

Наверное, беруши сработали. И очки. И столешница. Парни, вошедшие в кабинет, действовали осторожно, согласно уставу. И все же они ждали трудно двигающихся, ослепленных и оглушенных. А встречал их Николай и две его беретты. Если предположить, что Николай не был с детства слепым и глухим, ему должно было быть так же плохо, как и Кривому, то есть перед глазами все плывет, а голова будто только что побывала в колоколе, причем ее использовали непосредственно для извлечения звука из этого колокола… Осторожным ребятам в касках и бронежилетах было лучше, но недолго.

Николай умел стрелять. Один выстрел – минус один боец. Точно под каску – без шансов. Кажется, не целясь, не человек – подставка для двух стволов. Только бы хватило патронов – у 93-й беретты 20 патронов в магазине, можно рассчитывать на 40 трупов.

Хватило пяти тел, чтобы нападающие сообразили: что-то не так. Новая порция светошумовых гранат – для профилактики, и никаких новых попыток атаковать с помощью обычных бойцов в касках и брониках.

Кривой так бы ничего и не заметил, если бы Николай не начал стрелять. То ли двойной светошумовой удар тому виной, то ли у Миши уже пошли глюки, но Николай палил не в человека, а в какую-то тень. И тень эта появилась прямо, будто никакая дверь ей вовсе не нужна. На этот раз то ли меткость у телохранителя кончилась, то ли цель оказалась бронированная.

– Я!

Директор двигался экономно, каждый раз ровно так, чтобы его клинок оказывался в нужном месте в нужное время. Пуля всегда быстрее клинка. Сегодня это правило не работало. Тень двигалась до третьего удара, точнее, до финала первого – просто директор так работал палашом: одно движение – три разреза.

За первой тенью встала вторая, третья. Кривой уже был рядом с директором – до Ефима Марковича ему было далеко, но и противник оказался не самым серьезным.

Диспозиция изменилась. Николай держал под контролем двери, а директор с Кривым рубились с тенями. Противник был безоружен, но движения – быстрые, смазанные, и это у директора каждый выпад достигал цели, Кривой бился трудно. Попасть было еще полдела – само по себе попадание не гарантировало ничего. Казалось, будто тело противника состояло из металлических пластин, и только если все три удара шли в разрез – тень проигрывала. Михаилу очень не хотелось узнать, что произойдет, если тень все же дотянется до него.

– Школа, Миша, школа!!!

«Фехтование есть искусство наносить удары, не получая их» – в тренировочном зале висела цитата из Мольера, а каждая тренировка начиналась и заканчивалась с так называемой школы. Комбинация из трех ударов – горло, сердце, низ живота. И снова – горло, сердце, живот. Начинали в шестой позиции, заканчивали в четвертой. Оттачивали скорость и точность, после каждого удара – отход.

– Школа! – Прошли годы, но стоило директору скомандовать, и рефлекс работал: три удара – на одну тень меньше.

У Кривого все как-то стало складываться не так быстро, как хотелось бы, но противники словно ждали своей очереди, чтобы принять три удара и… Об этом Миша пока решил не думать. Пусть они выглядели не совсем как люди, но это как-то еще можно было списать на последствия светошумовых гранат… Но куда девались трупы? После третьего удара, если все три наносились правильно, тень просто таяла. Секунда-другая – и не оставалось ничего. Кривому уже начинало казаться, что он бьется с одним и тем же противником. То, что они исчезали, было некстати. Потому что теперь он вспомнил не только практическую часть школы, но и теорию. Тогда это казалось просто красивой сказкой. В конце концов, почему не учиться фехтованию с демонами, особенно если получается и клинок в руки так и просится. Если учитель считает, что так они лучше усвоят материал… В конце концов, чем это хуже школы тигра?

Теория гласила: «Если демону позволить коснуться себя – ты проиграешь». Школа и была простейшей системой боя с демонами – нанести три удара и не пытаться парировать – просто максимально быстро уходить. Это директор мог не держать дистанцию, его скорости хватало и ударить, и парировать удары, воспитанников учили по упрощенной методике, чтобы у каждого были шансы.

Миша знал – он ошибется только один раз. И уже два раза благословлял массивную гарду – способную защитить не только от чужого клинка.

Постепенно логика боя складывалась в довольно простую схему: тень за тенью вставала перед Михаилом, казалось, только для того, чтобы он не мог принять участие в другом бое, где все было серьезнее, – против директора раз за разом оказывалось то трое, то четверо противников. Пока он справлялся. Николай следил за тем, чтобы больше никому не пришло в голову воспользоваться дверью – никому из привычных противников, и пока был вне игры. Он пытался стрелять. Тени даже не замедлились.

В бой вступила очередная тень. Теперь Кривой работал еще осторожнее, а значит, еще быстрее, и ноги уже давали знать о годах без тренировок. Вероятно, и у директора запас прочности был на исходе, потому что иначе он просто не допустил бы даже в бою с тремя противниками ситуацию, в которую сам себя загнал. У одного противника директора шансов не было, зато второй подошел близко, слишком близко, чтобы Ефим что-то успел. Ситуация Кривого была лучше: еще один удар – и его противник отправится за своими предшественниками. Только времени на этот удар у Кривого уже не было, потому что свой следующий выпад он сделал, остановив тень, которая слишком близко подобралась к директору.

Если бы Кривого спросили, почему он решил спасать директора, он не то чтобы не знал, что ответить, он даже не понял бы, что кого-то спасает. Просто нужно было парировать удар. Больше было некому. Дальше все должно было произойти быстро и просто – одно прикосновение. Не было ни времени, ни мастерства уйти от этого прикосновения.

Три выстрела. Горло, сердце, живот. Туше. Пуля быстрее клинка. Николай освоил школу в своем собственном стиле.

Три пули стали последней каплей – тени исчезли, словно и не было. Во дворе тоже было тихо.

Николай перезарядил пистолеты, в кобуру не прятал. Повесил на плечо так и не пригодившийся АК.

– Осмотримся?

– Как ты это сделал? – Директор рассматривал Николая с подозрением, словно боясь обнаружить если не рога, то парочку щупалец точно.

– Я умею стрелять по заданным параметрам.

– Пули их не могут остановить. Куда бы ты ни попал.

– Но ведь остановили.

– Им и клинок не страшен. Дело не в железе. Палаш, – директор бережно спрятал оружие в ножны, – просто продолжение твоей воли. В теории, их можно убивать руками. Это еще эффективнее. Проблема в том, что тогда придется их касаться, а для обычного человека это верная смерть.

– А чем пули плохи?

– Пуля – это не твое продолжение, это просто кусочек свинца, – Ефим Маркович никогда не любил огнестрельное оружие. Понимал его необходимость, но именно необходимость. Сейчас он пытался обратить в свою веру Николая. Так поклонник французской кухни мог бы терпеливо втолковывать любителю гамбургеров и растворимого кофе, что это… ну не вершина кулинарного искусства. – Между тобой и пулей расстояние, и потом их много…

– Для тебя, может быть. Для меня пуля – это и есть мое продолжение, такое очень конкретное продолжение.