Юрий Брайдер - Гражданин преисподней Страница 19

Продлевать эти муки на лишние две-три минуты не имело никакого смысла, и Венедим уже собрался пошире раскрыть рот, дабы разом покончить со своим бренным существованием, но тут Кузьма обхватил его поперек туловища и потащил все вверх, вверх, вверх, пока их головы не пробили поверхность воды.

Здесь тоже стояла непроглядная темнота. Со всех сторон на расстоянии вытянутой руки были скользкие каменистые стены, круто уходящие вниз.

Уцепиться было не за что, и Кузьма, не давая Венедиму соскользнуть на глубину, плечом прижал его к стенке колодца. Вода вокруг продолжала прибывать, но куда медленнее, чем в горизонтальном лазе.

— Говорил же я тебе, что не пропадем! — прохрипел Кузьма. — А ты, обормот, не верил!

— Куда мы попали? — отхаркиваясь после каждого слова, осведомился Венедим.

— Мне и самому интересно… С моей стороны, конечно, промашечка вышла. Признаю. Как говорится, не ту дверь открыл… Ты что, утонуть собираешься?

— Сил совсем нет, — еле слышно просипел Венедим. — Замерз… Не выбраться нам отсюда…

— Упирайся руками в стены! Продержимся.

— Не продержимся… Пустое это… Знать, и я не без греха, если так никчемно гибну. Даже покаяться не смогу…

— Терпи. Это, наверное, ловчий колодец химеры-крючника. Она где-то поблизости притаилась. Ждет, когда сюда кто-нибудь свалится. А потом хвать — и наверх вытащит. Лапы-то у нее длиннющие, как багры.

— Нет, лучше я отдамся на волю Создателя и по примеру пророка Ионы скажу на прощание: «Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня, но ты, Господи, выведешь мою душу из ада». Предпочитаю утопиться, чем принять смерть от кромешной твари!

— Это, конечно, дело вкуса. Но я бы сделал ставку на химеру… Хоть какой-то, да шанс. — Кузьма, упершись ногами в стену, еще сильнее навалился на Венедима.

Словно в подтверждение его слов, сверху раздался шум и что-то довольно увесистое полетело в колодец. Плюх! — едва не задев Кузьму, неизвестный предмет упал в воду, быстро-быстро забулькал и ушел на глубину. Вслед за ним заскользила железная цепь, спустя несколько секунд туго натянувшаяся.

— Да это же ведро! Обыкновенное ведро! — воскликнул Кузьма. — Эй, люди! Кто там есть? Отзовитесь!

Однако на его страстные призывы не последовало никакого ответа, лишь печально поскрипывала цепь да тихо булькала подступающая снизу вода.

— Что они, гады, оглохли?.. — Кузьма перестал надрывать глотку. — Ты, Веня, как себя чувствуешь?

— Грешно жаловаться на жизнь… Но вообще-то паршиво.

— Держись за цепь, а я попробую наверх выбраться. Потом тебя вытащу.

— Пальцы не сгибаются…

— Подыши на них. А еще лучше — кусни пару раз. Вот кровь и забегает по жилам. Эх, теснота! — Ухватившись за цепь, Кузьма попытался подтянуться. — Ты потерпишь, если я тебе на плечо наступлю?

— А куда деваться…

Пришлось терпеть, хотя Кузьма наступил ему не на плечо, а на голову. Цепь натянулась до предела и задребезжала, как басовая струна на самодельных гитарах темнушников.

Кузьма пыхтел, глухо ругался, но, похоже, мало-помалу взбирался наверх. Со стен градом сыпались в воду мелкие камушки. И все это происходило в удручающей, парализующей волю темноте, которую Венедим возненавидел окончательно и бесповоротно. Сейчас он жаждал солнечного света всеми фибрами своего существа, хотя раньше ничего ярче смоляного факела никогда не видел.

И вот наступил момент, когда сверху перестали сыпаться камушки, а цепь ослабла. Кузьма все же выбрался из колодца.

С минуту там царила тишина (и это было понятно-в незнакомом месте первым делом следует осмотреться, в смысле — прислушаться и принюхаться), однако затем вместо ожидаемых возгласов удовлетворения раздалось неразборчивое бормотание нескольких голосов. Выходило, что Кузьма не только выбрался на поверхность, но и угодил прямиком в объятия людей.

Теперь спасение стало реальностью и для Венедима, сразу воспрянувшего духом. Вслед за надеждой вернулась и память. Вскоре он уже распевал псалом «Славьте Господа на гуслях».

Голос его был слаб, но в тесном колодце силу обретал даже шепот.

— Эй! — крикнул сверху Кузьма. — Чего завыл? Совсем, что ли, плохо тебе?

— Нет, мне хорошо, — собрав последние силы, ответил Венедим. — Я радуюсь, ибо милостью Господа полнится весь мир.

— Не только милостью, но и сюрпризами, — загадочно ответил Кузьма. — Ты еще не передумал топиться? Наверх хочешь?

— Конечно, хочу.

— Дело твое. Только потом меня не упрекай. Натужно заскрипел ворот, и цепь, сразу вырвавшись из ослабевших пальцев Венедима, пошла вверх. Хорошо хоть, что одна его нога угодила прямиком в ведро. Вода отдавала свою жертву неохотно, с сердитым бульканьем и тяжким всплеском.

Все еще не веря в спасение, Венедим рукой коснулся стенки колодца. Сначала это был сплошь холодный камень, но вскоре появился и мох — сперва только отдельные языки и нашлепки, а потом и сплошное слоевище.

Ведро (а вместе с ним и Венедим) поднималось короткими, резкими рывками. Ворот, явно не рассчитанный на такую нагрузку, скрежетал и сотрясался, однако человеческие голоса, среди которых выделялся хрипловатый тенорок Кузьмы, звучали все явственнее. Похоже, там горячо о чем-то спорили.

Наконец несколько рук ухватили Венедима за одежду. Его выдернули из колодца и бросили на толстый ковер мха. Все, естественно, происходило в полной темноте.

— Возблагодарим Господа за милосердие! — сотрясаясь от озноба, воскликнул Венедим.

Крепкие руки спасателей почему-то продолжали бесцеремонно ощупывать и тискать его. Конечно, это можно было расценить как неуклюжую попытку восстановить кровообращение в задубевшем от холода теле, однако смущала локализация прикосновений — главным образом к ляжкам, гузну и филейным частям. Можно было подумать, что Венедима принимают за свиную тушу.

— Ты ведь говорил, что он святой человек, монах? — В густом голосе, явно принадлежавшем человеку крупных габаритов, звучало глубокое возмущение.

— Монах, — ответил Кузьма откуда-то со стороны. — Так ведь и монахи всякие бывают. Большинство, конечно, обжоры, чревоугодники. А это постник. Плоть свою умерщвляет ради спасения души.

— Обманул! — зловеще произнес невидимый здоровяк. — Вокруг пальца обвел! И я ради такой дохлятины из сил выбивался! Все руки стер!

— Ты доброе дело сделал, — сказал Кузьма тоном не то заискивающим, не то глумливым, — Божьего человека спас. Он тебе спасибо скажет. И в молитвах не забудет.

— А что я бабе своей скажу? А братьям? А бабам братьев? — продолжал возмущаться здоровяк. — Мы уже который день на подножном корме сидим. Хорошо хоть, что сегодня вода появилась. Галушек из мха наварим. Так ведь травой все равно не наешься!

— Научить вас на земляных червей охотиться? — предложил Кузьма самым невинным тоном.

— Мы не кроты. Нас другая дичь интересует, сам знаешь.

— Знаю, — печально вздохнул Кузьма. — Хотя и не приветствую.

— Мы в твоих приветствиях не нуждаемся, — фыркнул здоровяк, судя по голосу, перемещаясь в ту сторону, где находился Кузьма. — Ты, Индикоплав, хоть и уважаемый человек, но обман тебе не простится. Не на тех нарвался. Сдавайся лучше по-хорошему, иначе из живого все жилы вытянем.

— Что происходит? — патетически воскликнул Венедим, которого грубо поставили на ноги, пребольно заломив при этом руки.

— Не милостив к нам оказался твой Бог, — пояснил Кузьма. — Знаешь, кто этим колодцем владеет? Известная в Шеоле семья Шишкаревых. Хорошие ребята, но сплошь людоеды. Сейчас ты имеешь удовольствие слышать голос главы семьи — Владимира Ивановича.

— И ты хотел отдать меня на съедение этим нечестивцам? — На этот раз Венедим не смог сдержать своих эмоций, то бишь страстей. — Жирного монаха им на обед пообещал?

— Стали бы они иначе тебя наверх тащить, — ответил Кузьма без тени смущения. — Давно бы пузыри в колодце пускал. А сейчас цел и невредим.

— Пока, — уточнил тот Шишкарев, который держал Венедима за руки. — Но ты, монах, сильно не переживай. Мы тебя сразу не съедим. Мы тебя сначала мхом хорошенько откормим. Пока нам и одного Индикоплава хватит.

— Меня еще поймать надо. — Голос Кузьмы раздавался уже совсем с другой стороны.

— Не дури, — предупредил его Шишкарев-старший. — Из этой пещеры только один выход. И тебе его не отыскать. Сдавайся, не зли меня.

— Нашли дурачка! — присвистнул Кузьма. — Кто же добровольно под нож ляжет! Свиньи и то в последний момент визжат да кусаются.

— Можешь и ты напоследок повизжать, если желание имеется. Разрешаю.

— Нет, я лучше покусаюсь.

— Кусайся, если зубов не жалко.

Так, беззлобно переговариваясь и обмениваясь солеными шуточками, они кружили во мраке пещеры, и трудно было поверить, что эта игра предполагает смертельный исход.

Вслепую Кузьма ориентировался гораздо лучше противника, зато тот знал это место как свои пять пальцев. Победу могли принести две вещи: либо предельное хладнокровие, либо счастливый случай. Ни на отсутствие первого, ни на антипатии второго Кузьма пожаловаться не мог. Беда состояла лишь в том, что время работало против него.