Сага о Годрланде - Наталья Викторовна Бутырская Страница 19

— Чем больше я смотрю, тем больше понимаю, что наши сказания не совсем верны. В них говорится, что зимние боги вышли из моря, а летние — из лесов, и прародителем их была тварь по имени Карна.

Ну да, все знают эту историю. Но как это поможет ответить на мои вопросы? Зачем я пришел сюда? Зачем вообще заговорил с Тулле?

— Мне думается, что было всё иначе. Прежде не было ни морей, ни лесов, ни самой земли, только бесконечная и вечная Бездна, внутри которой и зародились боги. Не знаю, были они тварями или сразу появились в своем облике, зато знаю, что именно они создали тот мир, что мы знаем, со всеми его морями, реками, полями и чащобами. И хотя мир кажется нам огромным, на самом деле он не больше щепки в океане. То и дело волны захлестывают ее, отламывают крошечные кусочки, и когда-нибудь щепка исчезнет, растворится в соленой воде.

Я прямо-таки увидел эту щепку, и мне стало не по себе.

— Разве боги не защищают созданный их руками мир? Разве не оберегают от Бездновых волн?

— Они защищали его слишком долго. Как рыбак ни бережет свою лодку, как ни заботится о ней, рано или поздно она даст течь, и тогда ему придется вычерпывать воду, чтоб не утонуть. Боги очень долго вычерпывали воду, а потом создали нас, чтобы мы встали на их место и делали то же самое. И знаешь что? Чем дольше лодка находится в море, тем больше в ней появляется дыр. Одна из таких дыр и согнала ярла Гейра с его земель.

— Значит, когда-нибудь твари заполонят все Северные острова, да и не только их, и наш мир превратится в Бездну?

— Верно.

— Тогда почему боги не помогают нам? Мы, норды, всегда сражались с тварями. Именно мы боремся с Бездной! Бритты назвали благодать проклятьем, перестали биться с Бездновыми отродьями, потому мы легко их одолели и превратили в рабов! Но сейчас там сарапы! Сарапы, что тоже считают руны чем-то дурным! Сарапы, что запрещают убивать тварей! Как Скирир допустил такое?

Тулле посмотрел на меня так, словно я дитё неразумное:

— Ты же дрался с солнечным жрецом в Бриттланде. Скажи, был ли он слаб?

— Нет.

— Ты видел сарапов здесь, в Гульборге. Скажи, слабы ли они?

— Ну, близко я к ним не подходил, но руны у них есть.

— Речи жрецов, за которыми нет бога, не должны быть правдивыми. Сами сарапы не чураются благодати и тоже сражаются с тварями, ничуть не меньше нордов. А для богов нет разницы, кто именно вычерпывает воду из протекающей лодки: сарапы или норды. Кто сильнее, тот и останется.

— Но мы же… — я аж растерялся, — мы же славим богов так, как положено! Возносим хвалы, приносим жертвы, посвящаем драккары…

— Кого ты возьмешь в хирд: того, кто хвалит тебя и приносит пиво, или того, кто умеет драться? Вот то-то и оно. К тому же для богов наши битвы не больше, чем детская ссора из-за потрясушки.

Мы замолчали. Я всё никак не мог прогнать из головы видение со щепкой, швыряемой из стороны в сторону огромными волнами. И с лодкой, меж досок которой вместо воды просачиваются твари. Что толку бороться, коли мы всё равно рано или поздно утонем?

А потом встряхнулся и смекнул, что Тулле так ничего и не подсказал мне.

— Значит, ты не знаешь, что делать прямо сейчас и прямо здесь?

— Становись сильнее! Расти свой дар и свой хирд! Только так тебя заметят боги, — усмехнулся Тулле, но тут же посерьезнел. — Скажу лишь одно: тебе нельзя видеться с Набианором. И нельзя, чтобы кто-то в Гульборге разгадал твой дар.

— Ну, насчет дара-то я и сам знаю. А чего с Набианором? А вдруг я его на дороге встречу?

— На дороге пусть. Лишь бы он не заговорил с тобой.

Словом, вышел я от Тулле, ничуть не успокоившись. Вместо ответов у меня появилось еще больше вопросов. И чего я ждал? С Мамировыми жрецами всегда так. Но мне всё же полегчало. Что такое мои беды по сравнению с целым миром, пожираемым Бездной? Немудрено, что Мамир не спешил помогать нам.

* * *

Дни тянулись, как застаревший мед. Было жарко, душно и скучно. Все монетки, данные Хотевитом и выигранные у Толстяка Болли, закончились, и ульверы начали дуреть от безделья.

Хальфсен нашел нескольких лекарей, но все они лишь драли зубы да давали мази, сделанные из верблюжьего дерьма и оливкового масла, которое фагры пихали во всё, что только можно. Я долго думал, водить к ним Альрика или можно как-то иначе их проверить. Простодушный подсказал более хитрый способ: показывать Живодера и спрашивать, чем тот болен. Если лекарь не сумеет разглядеть почерневшее после Безднова ритуала нутро, то и с Альриком не справится. И ни один не понял, что с Живодером не так, все говорили про нутряную хворь, про старые раны, про заговор, наведенный завистниками.

Впрочем, Живодеру понравилось ходить по лекарям, особенно когда те просили его снять рубаху, чтоб потыкать пальцами в живот и в грудь. Тогда он с ухмылкой скидывал всю одежду вплоть до штанов и показывал свои шрамы. Мне даже показалось, будто их стало больше. Потом Живодер начинал рассказывать, какой шрам от чего, даже выучил несколько фагрских слов ради этого. Редкий лекарь не прогонял нас после такого! Лишь один заинтересовался, стал расспрашивать Живодера, чем тот залечивал раны, даже записал, как варить особую мазь, которой бритт исцелял не только себя, но и всех нас.

Вскоре нас стали гнать еще с порога. Слухи о полоумных нордах, что ходят по лекарям да показывают драные шкуры, быстро разбежались по городу.

Потом мы прослышали про колдунью, что живет в пещере недалече от города, да про нее сказывали, будто в оплату она берет лишь золото. И сомневался я насчет той колдуньи. Слухи-то были лишь о предсказаниях, о приворотах-отворотах да о зелье, что дитё в женском животе изводит. Что та старуха знает о Бездне? Сумеет ли излечить измененного?

Нашли мы и того лекаря, о котором мне фагр-купец в Альфарики толковал. Ну, что из дальних земель приехал. Тот фагр еще про двадцатую руну что-то говорил, но вроде как это не про лекаря, а